Альфред де Бре - Дочь императора
Освальд молчал.
Было время, когда этот суровый и жестокий человек питал к Флориану восторженную привязанность, которую тот умел внушать большей части своих солдат. И теперь, несмотря на всю ненависть к Флориану, он вздрогнул при звуке голоса своего бывшего начальника.
– Кажется, вы не узнаете меня, господин рыцарь Гейерсберг. – произнес он наконец, становясь к слуховому окну, которое пропускало несколько слабых лучей света в тюрьму Флориана.
– Как! Это ты, Освальд! – вскричал рыцарь, приподнимаясь на локте. – Я очень рад тебя видеть, мой бедный Освальд. Я всюду искал тебя, но напрасно.
– Вашей милости видно очень хотелось повесить верного солдата, виновного только в излишней храбрости?
– Если бы ты, как честный воин, имел мужество не бежать в ожидании наказания, которое заслужил своим непослушанием, ты увидел бы, что я хотел только постращать тебя. Придя в поле, где ты думал найти смерть, ты узнал бы, что начальник прощает непослушного солдата и жалует чин сержанта храброму ландскнехту, так славно овладевшему неприятельским редутом.
– Ах, ваша милость, неужели это правда? – спросил смущенный Освальд.
– Слыхал ли ты, чтобы Флориан Гейерсберг когда-нибудь лгал?
– Нет, ваша милость, нет… О, если б я мог предвидеть… Моя бедная жена и мой бедные ребенок… Что случилось с ними?
– Успокойся, я хотел с тобой поговорить о них. После твоего побега я велел отыскать их и со своими людьми отослал их в деревню. Я дал жене твоей немного денег; она начала торговать, и по последним известиям, дела ее идут отлично; и ей остается желать одного – увидеться с тобой.
Освальд был совершенно поражен всем слышанным. Его грубые и жестокие инстинкты особенно развились от боевой жизни, как почти у всех военных людей того времени; но сердце в нем не умерло.
Мысль о жене, о сыне, его прежняя привязанность к начальнику вместе с преступлением, которое он готовился совершить, – все это отуманило голову бедного солдата. Наконец, крупные слезы засверкали на его глазах, он бросился к ногам Флориана и рассказал ему свой план мщения и намерение, с которым пришел к нему. Он рассказал рыцарю также все события, какие случились после брака графа и графини Гельфенштейн.
Между тем граф Мансбург отправился к графине.
– Если с Флорианом случиться несчастье, – бормотал он дорогой со своим обычным лицемерием, – то мое присутствие будет ручательством, что я не виноват в этом.
Подходя к комнате Маргариты, он встретился у дверей с Бертольдом, младшим тюремщиком, которого провожал один из слуг графини.
– Зачем ты пришел сюда? – спросил Мансбург, который не знал Бертольда, но зоркий глаз его заметил связку ключей за поясом тюремщика.
Бертольд, смущенный и испуганный, что-то пробормотал.
– В эту часть замка запрещено ходить людям, подобным тебе! – громовым голосом произнес граф. – Немедленно убирайся отсюда, негодяй, ступай ко мне, там я тебя допрошу, зачем ты попал сюда.
Бедняк между страхом быть повешенным и желанием спасти своего прежнего господина, печально пошел назад.
Но в эту минуту дверь из комнаты графини отворилась, и дочь Бертольда показалась на пороге.
– Я узнала ваш голос, батюшка, – сказала она тюремщику. – Графиня желает говорить с вами.
Избегая глядеть на сенешаля, который делал ему знак не слушаться, Бертольд быстро проскользнул в комнату.
Граф Мансбург велел служанке доложить о себе и вошел вслед за тюремщиком.
Графиня позвала Бертольда, чтобы приказать ему обращаться с пленниками как можно снисходительнее и, узнав от него, что Флориан находится в числе их, была глубоко возмущена: ее глаза сверкали.
– Что я узнала, граф, – вскричала Маргарита, едва сдерживая негодование. – Сын моей благородной покровительницы, друг моего детства Флориан Гейерсберг находится пленником в моем замке, и вы меня не уведомили об этом? Вы забываете, что здесь моя власть, или, может быть думаете, что мои несчастья дают вам право не уважать дочь Максимилиана?
– Ах, графиня, как могут приходить вам в голову подобные мысли? – лицемерно вскричал Мансбург. – Подобно вам я только что узнал о плене Гейерсберга. Первой моей заботой было послать за ним оруженосца, чтобы привести его к вам, чтобы вы сами решили его участь. Я прибежал сообщить вам эту новость…
Это было сказано так искренно и казалось так правдоподобно, что гнев Маргариты рассеялся и уступил место раскаянию в том, что она так дурно подумала о бедном сенешале.
Пока Бертольд, щедро награжденный, возвращался на свое место с приказанием поскорее привести Флориана, Мансбург объяснял графине план обмена Флориана на графа Гельфенштейна.
– О! Сам Бог внушил вам эту мысль! – вскричала радостно графиня… – Таким образом мы разом спасем и моего мужа, и сына моей благодетельницы… Но, – продолжала она с внезапным беспокойством, – он в плену у Сары, и она…
– Граф Гельфенштейн уже не у Сары; ландскнехты Флориана похитили его у Черной Колдуньи.
– Слава Богу!
– Все зависит от рыцаря Гейерсберга; если он напишет письмо, которое я ему продиктую, я ручаюсь за успех сделки.
– О! Флориан напишет все, что я его попрошу, граф; он так добр и великодушен! Если бы даже дело не шло о спасении его собственной жизни, то мысль об избавлении моего мужа от ужасной смерти заставила бы его решиться на все.
– Вот и он, кажется, – сказал сенешаль, услышав шаги вооруженного человека в коридоре и звук цепей.
Он поспешил навстречу пленнику; Маргарита последовала за ним. Вид цепей, в которые был закован друг ее детства, раздражал душу графини: она со слезами бросилась на шею Флориану.
Мансбург пожал плечами и, сунув в руки Освальда письмо Иеклейна, быстро проговорил ему:
– Вернувшись в крестьянский лагерь, отдай Иеклейну это письмо; оно будет служить тебе пропуском. Скажи, что на обмен согласны, и чтобы он принял нужные меры. Ступай через ворота, ведущие в город. Вот тебе ключ. Ты отдашь ему письмо, которое я приготовил на всякий случай, чтобы официально предложить ему обмен. Ступай скорее.
– Подожди, подожди, – закричала Маргарита удалявшемуся воину. – Сними прежде оковы с рыцаря.
Освальд воспользовался случаем, когда Мансбург говорил с Маргаритой, и отдал рыцарю записку, которую сенешаль только что передал ему.
– Прочитайте эту бумагу, – прошептал он, – и медлите как можно дольше, чтобы я успел прислать вам помощь.
Он тотчас удалился, унося цепи, звук которых потрясал графиню до глубины души.
