Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович

Охранение встретило отряд степных стражников за версту до стана, в самом узком месте дороги, где могло и своими малыми силами подержать какое-то время большое войско. Узнав Ратислава и его людей, охрана пропустила их к стану. Здесь Ратьшины вои развели пару костров, перевязали раненых.

Ратьша сам выдернул из бока Первуши обломанный наконечник. Стрела, к счастью, оказалась бронебойная, без крыльев и зазубрин, потому вышла довольно легко. Меченоша перенес все без стона, только скрипнул зубами и побледнел еще больше, когда боярин тащил стрелу. Ратислав замотал обильно кровоточащую рану чистым полотном, похлопал бессильно севшего на кучу лапника Первушу по плечу, утешил:

– Ничего, до потрохов не достало, в мясе наконечник застрял. Жить будешь.

Парень улыбнулся через силу, благодарно кивнул. Потом Ратьша выдернул обломок стрелы из бока Буяна. Тут обошлось совсем легко: наконечник застрял в простеганной кожаной защите и, пробив потник, только поцарапал шкуру жеребца.

Поспел кулеш. Похлебали через силу, только лишь потому, что знали: надо, а то к утру совсем обессилеешь. Улеглись поближе к кострам на лапнике, бок о бок, укрылись кто чем и провалились в сон без сновидений.

Поднялись затемно: светает поздно, а ехать еще далеко. Доели, разогрев, остатки вчерашнего ужина. Уложили на носилки раненых, не сумевших поутру подняться в седло, затем пристроили каждые носилки меж двух лошадей. Тронулись. Пешцы, оставшиеся для прикрытия, пока не появились. Впрочем, они должны были стоять у опушки до рассвета, так что рано им еще здесь быть. Подтянутся попозже. Если живы останутся, конечно.

Вспомнив о погибших, Ратислав стиснул зубы, потом поднял глаза, взмолился Перуну вкупе со Христом, прося принять их души на небесах. Кто еще погиб из побратимов? Вечор так и не узнал, сил не достало.

Оставив своих людей, Ратьша начал пробиваться вперед, к реющему в голове войска княжьему стягу. Великий князь ехал с отрешенным лицом. На приветствие Ратислава Юрий Ингоревич едва заметно кивнул и вновь впал в оцепенение. Рядом с князем ехало несколько ближних бояр, Роман Романович Коломенский и Кир Михайлович Пронский с племянниками Михаилом и Всеволодом. Олега, племянника Юрия Муромского, который тоже вырвался из капкана в балке, видно не было.

Ратьша подъехал к князьям, поздоровался. Те ответили. Их усталые с синевой под глазами лица прояснились.

– Жив, воевода, – улыбнулся пронский князь. – Рад тому. А с Олегом что сталось, не видел ли? Отстал он от нас.

– Погиб Олег, – глухо ответил Ратислав. – Конь ранен был. Не выдержал скачки.

– Царствие Небесное, – перекрестился Кир, славящийся ярой приверженностью к Христовой вере. Помолчал чуть, добавил: – Братья мои Борис и Глеб у той балки остались. Как сгинули, не видел. – Помолчал. Покачал головой горестно. Еще сказал: – А сыновца Дмитрия на моих глазах стрелой… В лицо…

Какое-то время ехали молча, вспоминая погибших. Потом Ратьша спросил:

– Вроде видел вчера Олега Муромского. Жив был. Сейчас-то он где?

– Ранен, – ответил Кир Михайлович. – Поутру не смог в седло сесть. Везут на носилках.

– Сильно поранили?

Пронский князь пожал плечами.

– Стрела в спину уклюнула, щит пробив и панцирь. Вряд ли глубоко ушла. Кровью не харкает – то хороший знак. Выживет, чаю.

– А Юрий Давидович?

– Сам не видел. Говорят, убит, когда прорывались.

– Давид с Глебом тоже там остались? – мотнул головой через плечо Ратислав.

– Там, – кивнул Кир. – Глеб тоже стрелу получил, под копыта упал в самое месиво. Как Давид погиб, не видел.

– А что князь? – понизив голос, спросил Ратьша. – Так, смотрю, и не опамятовал?

– Сегодня вроде получше, – качнул головой Кир Михайлович. – Вчера хуже было. А сегодня поел даже чуть.

– Не говорил, что далее делать будем?

– Это – нет. Сам-то что мыслишь? Вроде ты нас ведешь по княжьему приказу.

Пронский князь криво усмехнулся. Видно, все же обидно ему было, что не его, старшего из князей после самого великого князя, назначил Юрий начальником над остатками войска. Ничего, переживет. Не до того сейчас. Киру же ответил:

– Пройдем лес, раненых отправим в Рязань. С остальными останусь держать засеки.

– Не удержишь… – покачал головой Кир Михайлович.

– Удержать не удержу, но задержу на сколько-то. За то время смерды из сел и весей попрятаться успеют. А вы оборону городов крепить будете. Сколь смогу, продержу.

– Сил маловато у тебя остается, – снова покачал головой Кир.

– Что да, то да, – согласился Ратислав. – А что делать? Буду держать поганых с теми, кто есть. Кто-то из опоздавших в стане у опушки Черного леса собрался, тысяча пешцов, что нас сейчас прикрывает, сот пять конных из тех, что сейчас с нами, тож. Чаю, оставит их мне Юрий Ингоревич.

– Раненых из них много.

– Много, – согласился Ратьша. – Но с ранеными нас сейчас сотен семь. Я, пока до вас добрался, прикинул. Ну две сотни из них поранены, остальные-то пять целы. Вот их у князя и попрошу.

– Сколько-то из них мои, – хмыкнул Кир Михайлович. – Сколько-то муромских. Ну, этих прибрать некому: князь муромский убит, племяш его ранен. Так что муромские и рязанские твои, а своих, прости, заберу: надо свой стольный град кем-то оборонять. Как лес проедем, так сразу и отправлюсь. Вы свою черту пусть плохо, но прикроете, а моя совсем голая, всех людей сюда собрал. Татары до Пронска пройдут без задержки.

– Справедливо, – согласился Ратислав. – Да сколько там твоих уцелело-то? Не считал еще?

– Посчитал, – нахмурился князь пронский. – Чуть больше сотни осталось. Это вместе с ранеными.

– Не великая подмога будет твоему граду.

– И все ж… Жена у меня там молодая. Дите. Да и в родных стенах помирать будет легче.

– Это да… – протянул Ратьша.

Замолкли, терзаемые невеселыми думами, и дальше ехали молча до самого полуденного привала. Перекусив всухомятку и чуток размяв затекшие от верховой езды ноги, Ратислав подошел к великому князю, сидевшему на пеньке на подложенном ближниками свернутом вчетверо потнике. Юрий Ингоревич о чем-то тихо говорил с думским боярином Горятой, единственным из думских уцелевшим. Из тех, что вышли в поход. Ну, слава Перуну и Христу, похоже, князь потихоньку становится собой прежним.

Ратислав подошел, легонько поклонился.

– Ратьша! Жив! – заметно обрадовался князь Юрий.

– Жив, княже, – кивнул Ратислав. – Пришел спросить, что делать дальше.

– Вот как раз о том с Горятой и думаем. Сам-то что предлагаешь?

Ратислав коротко обсказал то, о чем говорил Киру Пронскому. Про воинов, которых надо поставить на засечной черте, про конницу, которую тоже лучше оставить под его началом.

– Верно мыслишь, – выслушав его, кивнул великий князь. – Так и сделаем. Тебя с уцелевшими у засек оставим, а сами в стольный град двинем оборону крепить.

Он поднялся на ноги, тряхнул головой, обернулся к ближникам, стоящим поодаль, махнул рукой, приказал:

– На конь! Время дорого!

Войско тронулось дальше. Вскоре спустились сумерки, а после наступила и полная темнота. Зимний день короток, да еще и туч на небо натащил поднявшийся ветер. Правда, мороз при этом стал послабей. Едущие в голове колонны проводники зажгли факелы. Пламя их билось под порывами ветра, рождая багрово-кровавые отсветы на припорошенных снегом и инеем елях по бокам узкой лесной дороги.

Лес миновали ближе к полуночи и остановились на ночлег в стане у опушки, где собиралось войско перед походом в степь. Жители здешней деревни, поняв, чем закончилась битва, тут же ночью начали сборы; чуть свет обоз и стадо тронулись вдоль опушки на восход, туда, где Черный лес расширялся, уходя далеко на полночь, соединяясь там с непроходимыми лесными чащобами устья Оки. Бабы с малыми детьми ехали в санях, загруженных скарбом. Старики с собаками гнали стадо. Последними шли подростки с громадными вениками из елового лапника, заметали, как могли, следы, оставленные сельчанами.