Станислав Вольский - Завоеватели
Поход этот шел не так гладко, как ожидали завоеватели. Многие деревни были покинуты жителями. В горах, по пути следования отряда, то и дело появлялись группы вооруженных. Перуанские воины не вступали в схватки с белыми, но следили за каждым их шагом и как будто выжидали удобного момента для нападения. Пизарро встревожился и послал вперед на разведки де-Сото, а сам с большей частью отряда остался в Хаухе. Это был как раз тот район, в котором еще недавно стоял со своим войском Чалькучима. По-видимому, перуанская армия разбилась за это время на отдельные отряды, и каждый из них действовал по собственному усмотрению и то отступал в горы, то предпринимал партизанские набеги на отстающие колонны испанцев.
Де-Сото доносил, что с каждым переходом число вооруженных перуанцев растет и поведение их становится все более и более враждебным. Вскоре дело дошло до серьезной битвы, которая могла бы привести к гибели де-Сото и его солдат, если бы не вспомогательный отряд, вовремя высланный Пизарро. В довершение неудач ставленник Пизарро, Тупарка, скоропостижно умер, и страна опять осталась без законного правителя. Испанские военачальники пришли в ярость и вымещали свой гнев на Чалькучиме, которого они обвиняли в отравлении инки. Обвинение это ничем не подтверждалось, и в отравление Тупарки никто из них не верил. Но Чалькучима был виновен в другом: он был самум способным полководцем перуанской армии, его любили — и знать и простой народ, и по его призыву рассеянные перуанские войска могли снова собраться и двинуться против чужеземцев. От Чалькучимы нужно было поскорее отделаться под тем или иным предлогом.
На одном из привалов над Чалькучимой устроили суд. Опять говорил государственный обвинитель, опять переводчик Филиппильо перевирал слова свидетелей, и опять совещались судьи, выгодно или невыгодно казнить обвиняемого. Решили, что выгодно, и постановили сжечь старого воина на костре. Казнь произошла в присутствии Пизарро, который к этому времени выступил из Хаухи и соединился с отрядом де-Сото.
Неподалеку от Куско испанцев встретила пышная процессия: впереди несли носилки, на которых возлежал статный восемнадцатилетний юноша, а за носилками следовал вооруженный отряд человек в пятьдесят. Это был Манко, брат погибшего Гуаскара. Он вышел навстречу испанцам, чтобы приветствовать их вождя и предъявить свои права на перуанский престол. Пизарро принял его с распростертыми объятиями. Судьба как будто сама посылала завоевателям нового перуанского монарха взамен скончавшегося Тупарки. Манко был молод, почти мальчик, его легко можно было водить на поводу, от его имени можно было управлять всей империей. Падре Вальверде наставит его в истинной вере, Пизарро будет диктовать ему свою волю, и скоро с помощью этой послушной коронованной куклы во всей стране будут снова водворены порядок и мир.
— Я люблю тебя, как сына, — через переводчика уверял Пизарро своего гостя. — Ведь испанский король послал в Перу войско только для того, чтобы сместить захватчика Атагуальпу и передать престол законному наследнику. Атагуальпа казнен, и пурпурная борла по праву принадлежит тебе.
Инка приносит жертву Солнцу. Гравюра 1731 года.
Манко улыбался, низко кланялся, благодарил. На другой же день он был провозглашен инкой и вместе с испанцами двинулся к Куско. Никто не заметил, как ночью от его отряда отделились четыре воина и, спрятав на груди какие-то комочки, исчезли в горах. Комочки эти были квипусы, и с помощью узелков на них было изображено распоряжение: все перуанские отряды, следующие за чужеземцами, должны прекратить набеги, итти к столице и дожидаться новых приказов. И утром в горах не видно было уже ни одного туземного воина. На испанцев никто не нападал. Путь был свободен. 15 ноября 1533 года Пизарро со всем своим отрядом вступил в Куско.
Несмотря на то, что рассказы очевидцев подготовили испанцев к ожидавшим их чудесам, солдаты были поражены. Особенно, изумляла их опрятность города и его правильное расположение. Четырьмя широкими длинными улицами столица делилась на четыре квартала, каждый из которых был отведен отдельным родам. Кварталы были разбиты на правильные четырехугольники, и все улицы и переулки вымощены гладкими мелкими камнями. Посреди города протекал источник, выложенный по берегам большими каменными плитами. Всюду виднелись большие и маленькие храмы, посвященные божественным слугам Солнца — богу грома и молнии, богу луны, богу ветра, богу любви, богу радуги. Больше всех был храм Солнца.
С изумлением смотрели завоеватели на это огромное здание, окруженное множеством пристроек, где жили жрецы и их помощники. Широкий золотой фриз еще и сейчас украшал его стены. Он так прочно был вделан в гранитные глыбы, что, несмотря на самые строгие приказы побывавших в. Куско испанцев, его так и не удалось извлечь из массивных плит. Здесь ежедневно приносили жертвы: инки, одержавшие победу над врагом, знатные аристократы, у которых родился наследник, больные, просящие исцеления, родственники умерших, вымаливающие для покойников тихую райскую обитель и избавление от адских мук, — все несли сюда птиц и животных для заклания на алтаре и богатые дары храму. Здесь совершались торжественные моления, отмечающие начало сельскохозяйственных работ, а раз в год, после недели строгого поста, сюда стекались верующие, чтобы вслух исповедать свои грехи и испросить у Солнца прощение.
— Сколь хитры козни дьявола! — повторял падре Вальверде. — Враг рода человеческого нарочно сделал эту религию похожей на христианство, чтобы легче уловлять неопытные души.
Неподалеку от храма Солнца был расположен пышный дворец инки. Крыша его, как и крыша храма, была из соломы, выкрашенной в ярко-красный цвет. Других крыш, кроме соломенных и деревянных, в Перу не существовало, но так как на горных плато дождей выпадало очень мало, то и эта кровля оказывалась достаточно удобной и прочной. Во внутренних дворах дворца были разбиты сады, пестревшие яркими, пряно пахнущими тропическими цветами. Еще и сейчас кое-где остались любимые украшения перуанской знати — изображения животных, сделанные из золота или редких камней.
В садах были устроены водоемы и проложены каналы с проточной водой.
На самом высоком месте города, на одной из его окраин, подымалась крепость — большая гранитная башня, сложенная из тяжелых обтесанных глыб. Каждую из них приносили сюда десятки людей. Подступы к башне были окружены тремя каменными стенами. В случае осады защитой могла служить не только крепость: стены зданий, расположенных в центральном квартале, где жила аристократия, были настолько прочны, что за ними можно было отсиживаться целые месяцы.
