Алла Бегунова - Черный передел
– Фсю нетелю я буту стесь.
– Надежное укрытие, – Анастасия окинула взглядом усадьбу.
– Фосможно, небольшой штулм оно и фытелжит, – согласился купец.
– Давайте надеяться на лучшее, – Аржанова развернула Алмаза на месте и чуть-чуть дотронулась до его бока плетью. Верный конь всхрапнул и с места пошел рысью.
– Не сабутьте об Али-Мехмет-мулсе! – крикнул ей вслед Микис.
– Да. Я отвечаю за жизнь этого человека…
Глава одиннадцатая
Рукопись, найденная в Чуфут-кале
Люди из рода Яшлав воздвигли двухэтажный дом над рекой Чурук-су очень давно. Возможно, даже раньше, чем хан Ходжи-Девлет-Гирей перенес сюда столицу своего молодого государства, уже окончательно отделившегося от Золотой Орды. Бахчисарай и земли вокруг него с начала XVI века считались наследственным владением, или бейликом, рода Яшлав, многочисленного, сильного, богатого. Дома наподобие этого, они смогли построить и в других селениях на своей территории: в крепости Чуфут-кале, в деревнях Ак-Тачи, Улаклы, Аджи-Булат, Бурлюк и Бия-Сала.
Бахчисарайская усадьба Али-Мехмет-мурзы до сих пор выглядела внушительно, хотя фундамент дома немного просел, опустился в рыхлую почву. Средневековые строители вывели три внешние его стены из грубо отесанного камня, связанного глиной. Их толщина равнялась 60 см. Четвертая, внутренняя стена, выходившая во двор усадьбы, была более тонкой, сделанной согласно крымско-татарским традициям из сплетенных ветвей орешника, промазанных саманом – глиной, смешанной с песком и резанной соломой. Двери и окна имелись только в ней. Вдоль этой же стены на первом и втором этажах располагалась деревянная веранда. Над двускатной красно-кирпичной крышей высоко поднимались узкие трубы от четырех печей.
Спутники Аржановой остались на веранде первого этажа. Там за низким столиком «къона» для них приготовили черный кофе, мед и печенье «шекер-къыйык». Слуга повел Анастасию дальше: на второй этаж, к угловой комнате, дверь которой закрывала плотная занавеска с причудливой вышивкой.
С первого взгляда русская путешественница даже не узнала хозяина дома.
Мурахас, член ханского совета – дивана, – исполняющий обязанности министра иностранных дел при Шахин-Гирее и верный его соратник, Али-Мехмет-мурза, сорока девяти лет от роду, по воспоминаниям Аржановой, был мужчина среднего роста и весьма плотного телосложения, невозмутимый, неспешный, малоразговорчивый. Образование мурза получил в Турции, знал итальянский язык, тогда имевший статут международного, но постепенно выучил и русский, трижды посетив с посольством Крымского ханства Россию.
В полутемной комнате с наполовину прикрытыми ставнями ей навстречу поднялся человек, изглоданный какой-то болезнью. Глаза его лихорадочно блестели, пересохшие губы складывались в слабую улыбку, руки нервно теребили бороду, почти совсем поседевшую. По восточному обычаю он поклонился ей, сначала приложив руки к сердцу, потом – ко лбу.
Их первый разговор получился торопливым и как будто пунктирным, посвященным сразу нескольким темам, но ни одной – глубоко. Али-Мехмет-мурза обрадовался новому приезду Аржановой в Крым и сожалел о том, что он свершился слишком поздно. Мурахас, естественно, находился в курсе последних политических событий на полуострове, однако влиять на ведение дел уже не мог: самочувствие его стремительно ухудшилось, и в апреле поездка вместе с ханом из Бахчисарая в Кефу стала ему уже не по силам. Он просил русскую путешественницу немедленно написать императрице и дать ей совет о присылке войск в Крым, чем быстрее, тем лучше, ибо ссоры между Гиреями за трон, случавшиеся и прежде, приводили, как правило, к большим жертвам среди народа.
Анастасия слушала его, не перебивая.
Затем она вознамерилась расспросить давнего знакомца о его недуге. Али-Мехмет-мурза воспротивился. Он остановил ее жестом, когда Аржанова попыталась узнать симптомы болезни. Крымско-татарский этикет не позволял затруднять уважаемого гостя столь подробными беседами. Когда гость появляется в доме, там все должно быть в отменном порядке, а здоровье обитателей – в первую очередь.
Вскоре слуга принес им традиционный черный кофе в металлических чашечках. Анастасия попросила у Али-Мехмет-мурзы разрешения открыть ставни на окнах. Он согласился. При ярком свете дня молодая женщина составила себе более точное представление о недомогании, мучившем мурахаса. Аржанова уверилась, что оно скорее всего связано или с бронхами, или с легкими. К тому же, татарин в течение беседы сильно кашлял, прикладывая платок ко рту. На один вопрос Али-Мехмет-мурза все-таки ответил. Болезнь навалилась примерно полгода назад, в декабре, после его поездки в Балаклаву, когда он попал под проливной дождь со снегом и ветром.
– Достопочтенный мурза, – спросила Аржанова, – бывает ли у вас лекарь?
– Бывает! – мурахас безнадежно махнул рукой.
– Он что-то прописал для лечения?
– Разные средства вроде горячего молока с медом в сотах и отвара из белого калгана и белого имбиря.
– Помогает?
– Разве вы не знаете, что болезни посылает нам Аллах за грехи наши?… – глубоко вздохнув, Али-Мехмет-мурза тут же надолго закашлялся. – По повериям моего народа, существует еще злой дух «див», великан, обросший шерстью. Он душит людей во сне. Мне кажется, его рука иногда сжимает мое горло, и я задыхаюсь…
– Дорогой друг, вы должны жить. А злого духа прогонит мой колдун, – задумчиво произнесла Аржанова…
Белый маг Сергей Гончаров, будучи принят в состав экспедиции с жалованьем в 23 рубля 50 копеек в год, с питанием и предоставлением форменной одежды, заключавшейся в поярковом картузе, суконной куртке, штанах и яловых сапогах, по дороге в Крым не докучал курской дворянке. В очередь с Николаем он или правил лошадьми барского экипажа или, покуривая короткую морскую трубочку из корня черешневого дерева, сидел на козлах рядом с сыном горничной и рассматривал окрестности. На юге России и в Малороссии он еще не бывал, и все, встречавшееся на пути, вызывало у него неподдельный интерес.
Правда, один раз Гончаров вмешался в распоряжения Аржановой, порекомендовав задержаться на почтовой станции.
И оказался прав. Через час началась сильнейшая гроза. Молнии так и блистали в небе, ударяя в землю долины реки Молочная, где вился между полей и лесов широкий шлях, ведущий к Чонгару. Потом у этого шляха они встретили немало сухих деревьев, дочерна спаленных безжалостным небесным огнем.
