Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав
— А жрецы Молоха? Они ведь были подкуплены!
— Они почти полностью утратили влияние, когда их жалоба на жрицу Лабиту оказалась ложью!
— Богачи?
— Боятся показываться или переходят на сторону Гасдрубала. Многие уже бежали и продолжают бежать из города.
— Как?
— Не знаю, господин!
— Мы платим тебе за то, чтобы ты знала! Помни это! Ну, а теперь прочь отсюда!
Он указал на потягивающуюся на ложе негритянку и рассмеялся. Атия удивленно спросила:
— Ты хочешь ее, господин? О, если такова твоя воля, я найду кого-нибудь получше… Погоди минутку, господин. Эта простибула не для таких гостей!
Пришелец остановил ее жестом.
— Не будь дурой! Ни к чему, чтобы эта девка подумала, будто какой-то человек говорил с тобой на чужом языке, а потом ушел. Пусть лучше думает, что я за нее торговался! Вот тебе пара сиклей. А уж я позабочусь, чтобы Малисса думала обо мне хорошо! Так она скорее забудет наш разговор.
37
Смена консулов, как и следовало ожидать, привела к некоторому затишью в военных действиях, чем Гасдрубал, насколько мог, пользовался.
Он отбил Тунес, вернее, его развалины, и вновь открыл пути для караванов, доставлявших продовольствие из Нумидии и Ливии. Карфагенские галеры отныне могли плавать почти свободно и довольно регулярно, поддерживая через залив постоянную связь с портом Карпис, откуда было уже недалеко до лагеря войск Карталона.
И там царил почти покой, лишь конница Гулуссы изредка тревожила передовые карфагенские посты, но вглубь гор не заходила. Нумидия после смерти Масиниссы, раздираемая внутренней борьбой между сыновьями усопшего Льва Пустыни, восстаниями племен, карфагенскими и римскими подкупами, перестала считаться серьезной силой.
Оставалась римская армия, но она укреплялась в Утике и в лагере между озером Мануба и горами Хутна и, ожидая прибытия новых консулов, ничего серьезного не предпринимала.
Это состояние войны без войны начало тяготить самых пылких воинов, но все население города стало к нему привыкать, и понемногу устанавливался новый уклад жизни. Прежние сторонники проримской партии, видя, что их никто не преследует и не привлекает к ответственности, вновь осмелели, а поскольку флот по большей части принадлежал им, то и найти случай для отменного заработка и восстановления влияния было легко.
Из дальних стран вести для Карфагена по-прежнему были хорошими. Рим увяз в войне в Иберии и Македонии, испытывал серьезные трудности в Галлии, решительно враждебную позицию по отношению к нему заняли и Сирия, и Египет, все более двусмысленной становилась позиция Нумидии и Мавритании. В портах этих стран карфагенские суда встречали дружественный прием и помощь, а римские почти не показывались.
На советах у вождя Кадмос призывал к решительным действиям. Отряды, состоявшие из добровольцев, были уже достаточно обучены, оружия и доспехов подготовлено вдоволь. Первый порыв слабеет, уступая место привычке. Нельзя допустить, чтобы она перешла в скуку. А лишь быстрые, успешные действия могут вернуть прежний настрой.
Эонос просил отсрочки, ибо его флот еще не был готов. Римляне постоянно держали в водах Карфагена от двадцати до тридцати трирем и бирем и несколько пентер. Чтобы атаковать их новым флотом с надеждой на успех, нужно было вывести по меньшей мере около сорока трирем. А это случится не раньше чем через полгода.
Баалханно тоже возражал против слишком поспешных действий. Он только что вернулся из лагеря Карталона и докладывал о состоянии тамошней армии.
Там был период серьезного разложения, которое, однако, уже удалось побороть. У значительной части наемников закончился срок службы, и они покинули ряды. Но теперь их место заняли новые добровольцы из Карт Хадашта, Клупеи, Карписа и окрестных деревень, и таким образом армия была вновь усилена. Однако не хватало офицеров, ибо из прежних, происходивших в основном из знатных родов, многие бежали в Египет или Сирию. Нужно было повышать в звании и посылать туда новых людей. Карталону, следовательно, нужно дать еще хотя бы пару месяцев, чтобы он реорганизовал армию.
Лестерос, Макасс, Гискон, Мальк, как представители народа, советовали скорее подождать, чтобы потом действовать наверняка. Жрецы Эшмуна, Мелькарта, Танит и менее значительных божеств напоминали о посольствах, отправленных в Египет, Сирию, Понт и Македонию. Многое может зависеть от совместных действий с этими государствами.
Поэтому Гасдрубал легко склонился к мнению большинства и распорядился приостановить военные действия. Римские отряды, часто выдвигавшиеся на равнину до самых городских стен, будут атакованы, что даст хорошую закалку собственным людям, но нападение на римский лагерь будет предпринято позже.
— Когда? — с неохотой, разочарованно спросил Кадмос.
— Перед вами, военным советом, у меня не будет тайн. Но дело это в высшей степени секретное. Герешмун, сын Ганниастарта, купец на редкость предприимчивый и смелый, два месяца назад, с моего согласия, отправился в Мавританию. У него там связи, это всем известно. Но на сей раз он будет покупать не негров, а слонов! Да, обученных, боевых слонов! Против римских порядков это лучшее средство! Мы все знаем — при Заме римляне ревом рогов, буцин и криками людей напугали и обратили вспять наших слонов. Им это удалось, и великая атака Ганнибала захлебнулась. Но теперь это не выйдет! Перед битвой я велю залепить слонам уши воском. Когда у меня будет хоть двадцать, хоть десять слонов, я атакую римский лагерь!
Это был довод, который вынужден был признать и Кадмос, но, устав от бездеятельного ожидания, как он называл обучение войск и постоянный сбор припасов, он напросился добровольцем в морской поход. Его друг, Зарксас, должен был этой ночью отплыть с каким-то заданием. Можно ли поплыть с ним?
— Разумеется! Но, полагаю, лишь в качестве командира палубной команды. Кораблем может командовать только один человек, в данном случае — Зарксас! — оговорился Эонос. — Не будет ли унизительно для вождя великой моры командовать тридцатью людьми?
— Дело не в командовании, а в том, чтобы что-то делать! Я больше не могу сидеть в этих стенах!
— А что на это скажет Кериза? — улыбнулся Эонос.
— О, она меня понимает! К тому же это недолгий поход!
— Это ужасно, подло и глупо — уезжать в долгий поход и оставлять жену! Молодую жену! — полусмеясь, полусердясь, говорила Иитами, жена Герешмуна. — Этот локон завей покруче, Кериза. И повыше ото лба. О, вот так хорошо. Ах, какое счастье, что снова есть приемы, забавы, музыка, что можно забыть о скуке! Сегодня устраивает прием Абигайль! Там, как бы это сказать, бывают такие… немного смелые забавы! Брат моего мужа, который за мной присматривает, запретил мне туда идти! Но я пойду! Ты слышала, что они там вытворяют?
— Слышала, — спокойно ответила Кериза. — Наклони немного голову, госпожа.
— Слышала? Но, верно, не о последней затее Абигайли. Сегодня она собирается это повторить! Представь себе, она кладет на столик какую-нибудь очень ценную драгоценность, а все дамы, желающие ее получить, становятся на другом конце атриума. По сигналу они сбрасывают одежду и бегут за драгоценностью. Бежать можно только нагишом, даже сандалии нужно сбросить! Понимаешь теперь, как спешат такие соискательницы? А как мужчины им рукоплещут? И — ха-ха-ха! — как мешают, когда те возвращаются к своим одеждам!
— Догадываюсь, госпожа.
— Ох, догадываться и видеть — это разные вещи! Ха-ха-ха! Всякое при таких забавах выходит наружу. Например, Лаодика — знаешь ее? — так вот, она ни за что не хотела участвовать в таких состязаниях! А знаешь, откуда такая внезапная стыдливость? У Лаодики отвислые груди! Ха-ха-ха! Правда! Говорят, она поддерживает их хитроумной римской фасцией, но, конечно, обнажиться при свете не осмеливается!
Иитами потянулась, заставив Керизу прервать работу. Она рассмеялась:
— А я как раз приму участие в этих состязаниях. У меня готов греческий пеплос, он так сшит, что стоит дважды дернуть — и он сам спадет! А нижнюю тунику я не надену! Сандалии без ремешков сброшу одним движением! Ха-ха-ха! Я добуду эту драгоценность! А сегодня, говорят, будет что-то очень ценное!
