Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав
— Проклятье! В такой момент, и именно Гидденем, от которого зависел весь успех! Что это значит? Гнев какого-то бога? С ума можно сойти! С людьми я умею сражаться, но не с богами!
— Боги с нами! — с убеждением заявил Баалханно. — В этом нет никаких сомнений. Это что-то другое. Ты не смеешь сомневаться, вождь. Может, это римский шпион? Намеренно сделал это в такой момент, чтобы посеять смуту. Как бы то ни было, они бежали от нас, и теперь смута у них. Почти тысяча человек перешла на нашу сторону. Такого еще не было.
Гасдрубал, однако, оставался мрачен.
— Тысяча человек — это много, но бывает, что один значит больше. В данном случае, проживи Гидденем хоть на пару часов дольше, мы одержали бы великую победу, возможно, решающую. Мы бы уже стояли под Утикой.
Кадмос размышлял о другом.
— Те легионы, что сражались с нами, состояли из закаленных в боях и обученных ветеранов. Наши отряды — из добровольцев. И сегодня оказалось, что мы не уступаем римлянам. Наши люди были не хуже. У нас было лишь слишком мало конницы. Ты должен об этом подумать, Магарбал.
— А где я возьму коней? Все, что было в городе и окрестностях, я уже собрал. Больше — только привозить.
— Подумаем об этом, — Гасдрубал вновь обретал спокойствие и энергию. — Ты, Кадмос, возьмешь этих беглых италиков и включишь в свой лох. Полагаю, это будет несравненный отряд. А я все же поговорю со жрицей Лабиту. Может, нужно принести какие-то жертвы?
— Вождь, уговори жрицу объявить священную ночь, — рассмеялся один из молодых. — Это самая угодная жертва для нашей богини, и каждый из нас внесет свой вклад в ее славу, сколько хватит сил.
Рассмеялись все. И Гасдрубал тоже.
31
Макасс, пользуясь спокойным днем, спешно заканчивал машебот для жрицы, поторапливая при этом раба-негра, который ковал снаряды для онагра. А поскольку Керизы не было, Кадмос зашел в мастерскую и болтал со старым каменотесом, не прерывавшим работы.
Макасс ворчал:
— Эта молодежь сама не знает, чего хочет! Взять хоть эту жрицу! Испокон веков, со дня основания города, на машеботах, на стелах всегда высекают фигуру с поднятой правой ладонью. С открытой ладонью. Это приветствие богам. А она что? Сначала — чтобы фигура на крышке машебота была ее собственным изображением! Ее лицо, ее наряд. Ладно, такое бывает. Но теперь, пару дней назад, прислала за мной и вдруг новое требование: правая рука должна быть опущена, а в ладони — голубка. Я и так и этак объяснял — нет и нет! Она так хочет, и вообще, ей лучше знать, что богам нравится, а что нет! Пусть будет по-ее! Хорошо еще, что правую руку я еще не высекал, так что могу исправить! А ты чего такой хмурый? Кериза, верно, скоро вернется. Много времени теперь уходит, пока удастся что-нибудь купить на обед. Опять на рынках стало меньше еды.
— И будет еще меньше! — понуро пробормотал Кадмос. — Потому что слухи о римском флоте — правда!
Макасс прервал работу и с тревогой взглянул на него.
— Что ты говоришь? Откуда знаешь?
— Мне сказал мой друг, Зарксас, тот, что командует первой галерой. И хоть паруса у него нет, потому что канатов все еще не хватает, он все же вышел в море. До самой Большой Сырты. Он-то и привез эти вести. Есть римские галеры в Утике…
— Ну, это, должно быть, было видение! Они ни этому городу не доверяют, ни свою армию не оставят без подвоза.
— Да. Но они есть и в Тапсе, и в Сабрате, и в Эе… В нумидийских портах они хозяйничают как у себя дома. Да и по морю шныряют, рыщут на чужих судах, не плывет ли которое к нам с грузом. Зарксас сам едва ушел от триремы. И то лишь потому, что была ночь.
— Откуда он все это знает?
— На него напали пираты. Но оказалось, что предводителем у них был наш давний товарищ, Тридон. Узнав Зарксаса, он отпустил галеру и сам же его предупредил. Говорят, римлян пока еще мало, но они ждут большого флота. И тогда, Макасс, они отрежут нам подвоз!
— А мы спешно строим корабли, — пробормотал каменотес, с минуту сосредоточенно работая. Он заметил, что кисть руки изваяния неровная, словно опухшая, и нужно было немедленно это исправить. Но о сути разговора он не забыл и через мгновение пробормотал:
— Пират. Хм, у тебя друзья среди пиратов? А что если его использовать? Хотя бы… хотя бы подкупить их, чтобы они поступили к нам на службу…
Кадмос рассмеялся.
— Макасс, Макасс! Трибун народа! Это в армии мы перешли на добровольцев, не доверяя наемникам, а флот будем нанимать? К тому же, это невозможно! Пираты никого не слушают и никому не хотят служить! А наши галеры для них — самый лакомый кусок! Ты знаешь, что снова пропали три галеры Сихарба?
— Это он так говорит! Антарикосу он клянется, что они везли канаты, мне — что вяленое мясо, Гискону — что медь, Лаодике и другим дамам — что благовония и наряды, старому Санхуниатону — что вино с Родоса и Хиоса.
— Ну, может, там было всего понемногу. Как и положено у предусмотрительного купца!
— Или ничего! Может, никакие галеры у него и не пропадали! — гневно бросил Макасс. — Давно говорю Гасдрубалу: город не может зависеть от милости нескольких богатых купцов лишь потому, что у них есть галеры! Идет война! А значит, по законам военного времени, нужно принудительно выкупить у них весь флот. Раз у государства есть военные галеры, так же могут быть и торговые! Посадить на них наши команды, ввозить только то, что городу жизненно необходимо…
Кадмос покачал головой. Такая мысль просто не укладывалась у него в голове. Торговля — испокон веков удел ловкого, предприимчивого человека. Так, видно, и должно быть! На такой торговле выросло величие Карт Хадашта.
Он что-то вспомнил и немного повеселел.
— Если уж говорить о торговле, то есть и хорошие новости! Мы зависим не только от флота. Все чаще приходят караваны по суше. Римляне почти не покидают своего лагеря, а конница Гулуссы плохо стережет дороги. Похоже, сам Гулусса колеблется и смотрит в обе стороны!
— Это хорошо! Это очень хорошо! Ибо это означает, что он начинает верить в нашу победу! А он умен, да к тому же видит и слышит, что творится у римлян!
— Да. Во всяком случае, вчера со стороны Тунеса, по приморской дороге, пришел большой караван верблюдов от Тамугади. Привезли волокно для витья канатов.
— Я знаю об этом от Керизы. Завтра она снова должна выйти на работу.
Макасс снова склонился над своей скульптурой, но после нескольких ударов деревянным молотком по резцу остановился. Он начал бормотать:
— В руке у нее должен быть голубь. Но она не сказала мне — какой. Живой или уже принесенный в жертву!
— Какая разница?
— О, есть! И большая! Потому что если живой, то головка должна быть поднята, а если мертвый — опущена.
— Но это же машебот! Значит, голубь должен быть мертвым!
— Почему? Ведь верховная жрица велела и себя высечь здесь живой и молодой. Значит, и голубь должен быть живым.
— О, делай как удобнее!
Старый каменотес возмутился.
— Удобнее, удобнее! И так можно, и этак! Мне-то все по плечу, я все могу! Но речь-то о том, чтобы богов не оскорбить!
— Ну так спроси у жрицы!
— Конечно, придется!
Он осекся, так как в мастерскую внезапно вбежала Кериза. Она была взволнована, запыхалась.
— Отец, здесь не было Кадмоса? Посланцы Гасдрубала ищут его… Ах, ты здесь! Как я рада! Вечером какое-то совещание у вождя, ты должен там быть!
Она села на глыбу мрамора и с минуту тяжело дышала. Наконец простонала:
— Ай, плохо! Беда!
— Что случилось? — встревожились оба.
— То волокно, что привезли караваны, никуда не годится! Его проверяли и Антарикос, и Мальк, и Эонос… Канаты из него получаются жесткие, совсем негибкие! Для галер еще, в конце концов, можно использовать. Но для боевых машин — и говорить нечего! Эонос ломает руки! Но вы еще не все знаете! Сегодня утром две римские галеры подошли к самому берегу, осматривали город, а особенно порт. Потом повернули на юг. Эонос утверждает, что это разведка, что теперь подойдет флот и нападет! А наша цепь их не удержит! Нужны машины! Много тяжелых машин!