Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны
— Но в доме не прохладнее. Там даже душнее, а здесь, под тенью деревьев очень хорошо и так легко дышится! Папа, ну побудем еще немножко в саду! А то ты ведь скоро опять поедешь к фараону… Старшие сыновья тети Альды в школе, маленький Анх-Гор с утра наигрался и спит, и мне опять до вечера придется быть одной… Ну пожалуйста!
Девятилетняя Атуни, дочь Сети, начальника охраны фараона, сидела на широкой деревянной скамье, под шатром огромного ивового куста. Тонкая, очень смуглая, с большими, сильно вытянутыми к вискам глазами, похожими на лиловые сливы, с прямыми, до пояса иссиня-черными волосами, одетая в белую воздушную юбочку и широкую полупрозрачную накидку из бледно-голубой кисеи, девочка походила на диковинную птичку, укрывшуюся среди густых ветвей от дневного зноя. Она устроилась, подогнув под себя босые ножки и разложив на коленях прошитые листы папируса. Это был один из списков любимой многими египтянами «Истории о нашествии гиксосов и их изгнании из пределов двух царств»[30]. Сети, потерявший во время эпидемии черной язвы всех своих детей, кроме Атуни, уделял ей много внимания и сам обучил ее читать, хотя в этом возрасте большинство девочек еще только-только начинали узнавать грамоту, а иные не умели читать и писать до самого замужества[31].
Обычно Сети бывал на службе целыми днями, возвращаясь лишь к вечеру, и Атуни оставалась под присмотром рабынь. Живая и смышленая, она не любила сидеть дома, а проводила время с сыновьями Хауфры и Альды, вместе с ними бегая, играя и, так же, как и они, учась приемам кулачного боя, стрельбе из лука, верховой езде и прочим чисто мужским искусствам. Альда, сама обучавшая сыновей, только радовалась участию в их занятиях маленькой дочери Сети — амазонке, само собою, и в голову не приходило, что эти упражнения не для девочки. Не приходило это и в голову Сети — он считал, что будет вовсе не плохо подготовить Атуни к любым поворотам судьбы. Когда же старшие два мальчика стали днем посещать школу, шалунья полюбила уединяться в саду, где с удовольствием читала все подряд, особенно то, что касалось войн и подвигов — здесь тоже сказывалось влияние воинственной тети Альды.
Но больше всего девочка радовалась, когда Сети удавалось днем отлучиться из дворца и приехать к ней, либо пораньше вернуться вечером.
Отец сидел на скамье подле дочери, рассеянно вертя в руке ивовую веточку и постепенно обрывая с нее длинные светлые листочки. Обычно он охотно беседовал с маленькой шалуньей, но в этот день был рассеян: слишком много мыслей занимало его и не давало сосредоточиться.
Сад вокруг его дома был ухожен и разбит на аккуратные аллеи. Деревья и кусты давали густую тень даже в самый огненный полдень, а множество самых разнообразных цветов заливали все вокруг густым и сладким запахом, от которого пьянели даже пчелы, до самого заката сновавшие меж разноцветных бутонов и соцветий. Водой сад снабжали два колодца со специальными приспособлениями — шадуфами, которые позволяли доставать воду, не прикладывая большой силы. Рабы-садовники очень любили эти забавные сооружения, состоящие из столба и длинной-длинной перекладины с грузом на коротком конце. К длинному концу крепилась веревка с кожаным ведром, которое и опускали в колодец, чтобы затем грузило, опускаясь, вытягивало его наверх. Атуни, однако, злилась на шадуфы: однажды, когда ей было всего шесть лет, она вздумала сама достать ведро воды и ухитрилась до половины опустить кожаную бадью вниз, но грузило оказалось тяжелее девочки, и она с визгом и плачем взвилась на длинном конце перекладины и задрыгала ножками над жерлом колодца. Испуганная служанка кинулась на выручку и тут же спасла озорницу, но та с тех пор так и не смогла забыть обиды, полученной от «противной палки», как она прозвала шадуф.
— Папа, а можно мне поиграть с маленьким мальчиком, который родился у царицы амазонок? — спросила Атуни, откладывая папирусы и вытягивая ноги вдоль скамьи.
— Нельзя, он не игрушка, — возразил Сети, ласково проводя ладонью по блестящим волосам дочери. — Он еще очень мал, и что бы ты стала с ним делать?
— Вынесла бы в сад, показала ему мои любимые цветы и птичек, и эту иву! Учила бы его говорить.
— Это все ему еще рано, — покачал головой придворный. — И говорить он будет не на нашем языке, а на том, на каком говорят царица и ее муж. Они же не египтяне.
Атуни недоуменно дернула плечиком. Она не понимала, отчего это кто-то должен говорить на каком-то другом языке, и почему красивый малыш, который ей так понравился, не может побыть с нею в саду? Ей же разрешали брать в сад двухлетнего Анх-Гора и играть с ним…
— Отец, а куда уехала царица амазонок? Воевать, да?
— Да. Они с Гектором сейчас в Великой ливийской пустыне.
Ответив так, Сети задумался. Он живо представлял себе все тяготы и опасности сурового похода, в который отправились двадцать дней назад троянский царь и бесстрашная жена его брата. Смутное беспокойство не оставляло начальника охраны. И дело было не только в том, что Гектор ему нравился, и не в том, что он понимал всю важность ливийского похода и необходимость освободить от осады северную крепость. Тонким чутьем опытного царедворца Сети ощущал какой-то подвох, какую-то неясную опасность, будто легкое прикосновение невидимой в темноте паутины…
«Отчего в последнее время так тревожится фараон? — подумал придворный. — Или он тоже чует что-то неладное? Панехси… Что-то он у меня не выходит из ума, и почему я вспоминаю о нем всякий раз, как начинаю думать о ливийском походе? Панехси…»
Маленькая Атуни, заметив задумчивость отца, вскарабкалась к нему на колени, отобрала у него ивовую веточку и, чтобы привлечь его внимание, стала щекотать ему шею. Он засмеялся и обнял дочку.
— Пойдем! — Сети встал и свободной рукой подобрал со скамьи листы папируса. — Рабы, верно, уже накрыли нам стол. Пообедаем, ты ляжешь поспать, как положено делать в полдень хорошим девочкам, а я поеду во дворец.
— У! — Атуни обиженно сморщилась. — Вечно во дворец и во дворец! Не люблю я твой дворец!
— Он не мой, а фараона, и я его слуга. Не вертись, девочка, а то я тебя уроню.
Когда рабыня уложила Атуни в постель и, затворив ставни ее окна, ушла, девочка, послушно лежавшая с закрытыми глазами все время, пока служанка была в комнате, тотчас вскочила. Она надела свою юбочку и тихо, как мышонок, скользнула к двери. Атуни хорошо знала, как пройти в ту половину дома, которую занимал Хауфра с женой и детьми, и где жили до выступления в боевой поход Гектор и Пентесилея. Почти неслышно ступая босыми ножками, озорница добралась до комнаты, в которой стояла колыбель маленького Патрокла. Ее надежда оправдалась: малыш был там, и никого больше в комнате не было.
