Александр Дюма - Цезарь
Именно в это время разворачивались те события, связанные с Милоном и Клодием, о которых мы рассказывали, и после которых Помпей был провозглашен единственным консулом.
Катон сначала выступил против этого назначения. – Катон, как известно, выступал против всего. – Но произошли два события, каждое из которых даже по отдельности должно было, по мнению Катона, роковым образом отразиться на свободе нации.
Жена Помпея Юлия, как мы уже сказали, скончалась; Красс был разгромлен и убит парфянами. Смерть Юлии разрушила связь между зятем и тестем: Юлия была звеном, соединяющим Помпея с Цезарем.
Смерть Красса разрушила триумвират.
Страх, который Красс внушал в особенности Цезарю и Помпею, заставлял их соблюдать друг перед другом условия заключенного договора; теперь, когда смерть отняла у них этого соперника, который мог, если не своим гением, то своими деньгами бороться против того из них двоих, за кем в итоге будет победа, осталось только то, что и было в действительности, то есть два могучих борца, готовых до конца оспаривать друг у друга обладание миром.
Катон, конечно, не любил Помпея; но больше всего он ненавидел Цезаря! Катон не забывал того, что Цезарь опубликовал свой Антикатон, и того, что в этом Антикатоне Цезарь попрекал его двумя вещами: первая, это что он просеял через сито пепел своего брата, чтобы извлечь из него золото; вторая, что он уступил свою молодую жену Гортензию, чтобы потом забрать ее обратно старой, но богатой; – что Катон и сделал.
В ожидании исхода борьбы он приходил в отчаяние при мысли, чего же хотели эти два человека – Цезарь и Помпей, которым мир казался слишком тесным для них двоих?
Боги разделили мир на три части: Юпитеру – небо; Нептуну – море; Плутону – подземное царство; и, завершив этот раздел, они, будучи бессмертными богами, зажили спокойно. Цезарь и Помпей делили римскую империю только вдвоем, но даже на двоих им было мало этой римской империи!
Глава 47
Что приводило Катона в ужас, так это странная власть, которую приобретал над Римом Цезарь, находясь вдали от него. В то время, как эхо с Востока донесло весть о поражении Красса, эхо с Запала несло весть о победах Цезаря. Однажды Рим узнал, что Цезарь выступил в поход против германцев, с которыми был заключен мир, и истребил их триста тысяч человек!
Это было точно такое же нарушение соглашений, как и то, что Красс совершил в отношении парфян; вот только Красс оставил тридцать тысяч человек и потерял жизнь там, где Цезарь нашел новый случай увеличить свою славу и свою популярность.
Когда слухи об этой победе достигли Рима, народ шумно возликовал и потребовал благодарственного жертвоприношения богам. Но Катон, напротив, выступил с речью против Цезаря, который допустил такую несправедливость – напасть на народ, с которым был заключен мирный договор, и потребовал выдать Цезаря германцам, чтобы те могли сделать с ним все, что им заблагорассудится.
– Давайте почтим богов жертвоприношениями в благодарность за то, что они не наслали на всю армию безумие и дерзость, которыми одержим ее полководец; но накажем этого полководца, чтобы не навлечь на себя месть богов и не отяготить Рим бременем святотатства.
Стоит ли говорить, что предложение Катона было с негодованием отвергнуто. Цезарь в своих галльских дебрях узнал о добрых пожеланиях Катона в его адрес, и в свою очередь, в следующем письме в сенат осыпал Катона оскорблениями и обвинениями.
Среди этих обвинений важное место было отведено двум реестрам киприотских расчетов, один из которых утонул, а другой сгорел; а в отношении ненависти Катона к Помпею, Цезарь интересовался, не стал ли причиной этой ненависти отказ Помпея взять за себя дочь Катона.
На эти обвинения Катон ответил, что, для начала, не так уж важно, потеряны или сохранились эти пресловутые два реестра; что, не получив от Республики ни единой лошади, ни единого солдата, ни единого корабля, он привез с Кипра больше золота и денег, чем Помпей добыл всеми своими войнами и всеми своими победами, перевернув всю вселенную; что насчет того отказа, которым якобы ответил Помпей своему возможному тестю, все было как раз наоборот, это он, Катон, не пожелал иметь Помпея своим зятем; – не потому вовсе, что он счел Помпея недостойным породниться с ним, а потому, что он считал взгляды Помпея чересчур отличными от своих жизненных убеждений и принципов.
Помпей же, провозглашенный единственным консулом, как мы видим, восстановил в городе порядок и приговорил Милона, не смущаясь тем, что Милон был его человеком, и не оценив той услуги, которую Милон оказал ему, убив Клодия.
В результате чего изгнанное из Рима спокойствие, подобно Цицерону, совершило свое триумфальное возвращение. Цицерон назвал консулат Помпея божественным.
К чему все это вело Рим? К царскому правлению, – или, по меньшей мере, к диктатуре. В самом деле, слово царь было до такой степени ненавистно римлянам, что было бы величайшим безумием произносить его. То, что понималось под диктатурой, было далеко не так страшно. Конечно, еще была свежа в памяти диктатура Суллы; но диктатура Суллы была диктатурой аристократической, и вся знать, все патрицианство Рима в особенности, полагало, что такая диктатура лучше, чем трибунаты, подобные трибунатам Гракхов и Клодия.
Это кончилось тем, что Помпей ощутил себя достаточно сильным, чтобы сделать попытку.
По Риму распространился приглушенный слух, что Помпей-консул еще не мог совершить все то благо, к которому он стремился, а главное, помешать всему злу, которого он опасался.
И потом, после того, как это сожаление было высказано, люди, высказавшие его, меланхолично покачивали головами и говорили, словно вынужденные идти на эту крайность:
– Грустно признавать это, но Риму нужен диктатор.
Так что в городе только и слышалось, что эти слова, повторяемые вполголоса:
– Нужен диктатор! диктатор просто необходим.
И затем добавляли:
– И, откровенно говоря, не правда ли? только Помпей может быть диктатором!
Катон, как и все остальные, тоже слышал эти разговоры, и возвращался домой вне себя от бешенства.
Наконец, один человек взял на себя обязанность облечь в слова это настойчивое желание народа, эту насущную потребность Рима: этим человеком был трибун Луцилий. Он открыто предложил провозгласить Помпея диктатором. Но Катон был здесь; Катон поднялся после него на трибуну и расправился с ним так жестоко, что Луцилий едва не потерял свой трибунат.
Видя, что попытка провалилась, многие друзья Помпея выступили от его имени и заявили, что сам Помпей никогда бы не принял диктатуру, даже если бы ему ее предложили.
– Но, – сказал Катон, – вы говорите это от имени Помпея, или от вашего собственного?
– Мы говорим от имени Помпея, – ответили выступавшие.
– Что ж, – продолжал Катон, – у Помпея есть очень простой способ доказать свою добрую волю; у него полная власть; пусть он вернет Рим в лоно законности, поспособствовав назначению второго консула.
Помпею передали способ, предложенный Катоном.
На следующий день Помпей сошел на Форум и обратился к народу:
– Граждане, – сказал он, – я получил все почести раньше, чем даже надеялся; и я сложил их с себя раньше, чем даже от меня ожидали. Чего хочет Катон? Я сделаю так, как он хочет.
Катон потребовал, чтобы под влиянием Помпея были избраны два консула, и по возможности без народных волнений. Помпей назначил проведение комиций через месяц, заявил, что любой гражданин может выступить на них соискателем, если только он удовлетворяет необходимым условиям консулата, и заверил, что выборы пройдут спокойно и с соблюдением законов.
Было выставлено несколько кандидатур. Избраны были Домиций и Мессала. – Домиций был тот самый, против которого Помпей в свое время предпринял столько незаконных действий, и которого он держал в осаде в его собственном доме, пока его не назначили консулом вместе с Крассом.
Затем Помпей сложил с себя полномочия; он вернулся, – или сделал вид, что вернулся, – к частной жизни. Откуда взялась эта легкость, с которой он согласился стать просто частным лицом? Юлия умерла около двух лет назад, и Помпей снова был влюблен! В кого же был влюблен Помпей? Сейчас мы вам скажем. В очаровательную женщину, весьма известную в Риме: в дочь Метелла Сципиона, вдову Публия Красса. Ее звали Корнелия.
Она действительно была незаурядной личностью, очень сведущей в литературе и превосходно игравшей на лире; что не мешало ей заниматься изучением геометрии и, в тяжелые минуты, читать философов. Она была то, что сегодня мы, французы, называем «женщина-писатель», и то, что англичане называют «синий чулок».
Эта женитьба заставила покачать головой всех серьезных людей Рима. Помпею было не меньше пятидесяти трех лет; что ему было делать с девятнадцатилетней женщиной, которой по возрасту как раз следовало бы выйти замуж за младшего из двух его сыновей! С другой стороны, республиканцы считали, что по этому случаю он совершенно забыл о шатком положении Республики.