Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)
– Ты правильно поступил, вверив меня попечению Посейдона. Он никогда не оставлял меня. И всегда отвечал, когда я звал.
Быстро взглянув на меня, он спросил:
– Как?
Я никому не рассказывал об этом, и сначала слова не шли с языка, но наконец я справился:
– Он говорит голосом моря.
– Да, – промолвил он, – это знак Эрехтейского рода. Я слышал его, когда зачинал тебя.
Я ожидал, но отец не стал рассказывать мне о том, были ли другие разы, поэтому я спросил:
– А как бывает с нами потом, в самом конце?
– Бог призывает нас на возвышенное место, – сказал отец, – и мы прыгаем вниз к нему. По собственной воле.
Он умолк, и мне показалось, что я всегда знал это.
– Так лучше, – проговорил я. – Не то что у землепоклонников. Муж должен уходить сам, а не подобно быку.
Люди теперь уже теснились друг к другу под нами; голоса их жужжали, словно пчелы, если повалить дерево с их дуплом, а запах их тел поднимался прямо к нам.
Отец сказал:
– Пора выходить.
Теперь, когда время пришло, руки мои прилипли к подлокотникам кресла. Пока отец говорил, я думал обо всех тех бесчисленных глазах, что будут смотреть на меня. Я люблю все делать самостоятельно, не по принуждению.
– Отец, – проговорил я, – а если они не поверят, что я твой сын? Они могут решить, что мы заключили сделку; я выступаю против паллантидов, чтобы стать наследником Афин.
Он отвечал одной из редких улыбок и положил руку мне на плечо:
– Трое из пятерых так и подумают. Хочешь знать, что они скажут: «Ай да Эгей, старый змей, не тратит и мгновения даром. А тут подвернулся новый царь Элевсина, юный эллин, не желающий идти той дорогой, которой проследовали его предшественники. Как раз то, что нужно; будет благодарить за собственную жизнь, кем бы ни был его отец. К тому же похож на бойца. Кто скажет, что это не бог послал его? Пожелаем ему удачи и не будем лезть с вопросами». – Рядом с ним я ощущал, как еще молод и неискушен. Отец продолжал: – У моего брата Палланта десятеро рожденных в браке сыновей – все уже взрослые – и еще примерно столько же от женщин его дома. И у многих из них есть собственные сыновья. Воцарившись, они разорвут Аттику, как волки мертвого коня. Словом, у тебя, сын мой, есть одно огромнейшее преимущество, ты – один-единственный наследник, а не один из пятидесяти.
Взяв мою руку, отец повел меня из покоев. Я немедленно убедился в его правоте: что бы они ни думали, но меня приветствовали. Когда мы вернулись, он улыбнулся и сказал:
– Начало положено, а теперь только дай им время; они еще скажут, что ты просто вылитый Эрехтей.
Мы начинали ощущать большую близость. Смею сказать, что, воспитывай он меня с детства, мы бы в основном ссорились, но теперь испытывали друг к другу что-то вроде нежности. Похоже, чаша с ядом сдружила нас.
Отец приказал устроить вечером пир и великое жертвоприношение Посейдону. Когда ушли жрецы, я сказал:
– Не забудь Аполлона, господин. Мне надлежит очиститься от крови.
– С этим можно подождать и до завтра, – отвечал он.
– Хорошо, господин, – отвечал я, – но времени у нас немного, ведь ты ожидаешь войны. Завтра утром мне следует отправиться в Элевсин и привести в порядок свои дела.
– В Элевсин! – Он казался ошеломленным. – Сперва придется разобраться с паллантидами. Они скоро будут здесь. Как я сумею выделить людей?
Я не понял его и переспросил:
– Людей? О, мне нужны только двое, что приехали со мной. Больше мне не требуется.
– Но разве ты не понимаешь? – спросил он. – Новости прибудут туда раньше тебя.
– Отец, – сказал я, – мне пришлось привезти с собой девушку, не прикажешь ли ты своим женщинам приглядеть за ней? Я намеревался оставить ее в Элевсине, поскольку не настолько привязан к ее юбке, чтобы повсюду возить за собой. Но царица прогневалась на нее и хотела погубить. Она хорошая девушка, работящая и скромная и не наделает бед, а мое отсутствие будет недолгим.
Он провел рукой по волосам, как делал во время волнения.
– Неужели ты лишился рассудка? Начиная с сегодняшнего дня твоя жизнь в Элевсине не стоит даже выжатой виноградины. Вот когда мы умиротворим паллантидов, ты получишь войско и тогда потребуешь то, что принадлежит тебе по праву.
Я поглядел на него с удивлением, но увидел на лице отцовскую тревогу. Еще не изведанное чувство тронуло меня.
– Тебя зарубят, – добавил он, – прямо на рубеже. Неужели ведьма своим проклятием лишила тебя рассудка?
Отец хлопнул себя по бедру, не скрывая волнения. Мудрый и предусмотрительный, он не видел выхода из положения. Я опечалился оттого, что так быстро успел огорчить его.
– Но, отец, – возразил я, – эти юноши спасли меня в битве; они пролили свою кровь, а один погиб. Как могу я прийти к ним подобно варвару, с копьями за спиной? Их богиня выбрала меня, хотя я и не знаю почему. Они – мой народ.
Он принялся расхаживать по комнате, заговорил и вновь начал ходить. Мудрость позволяла ему видеть десять вещей там, где я усматривал только одну.
«Однако, – подумал я, – лучше держаться того, что ты знаешь, и поступать по собственному разумению. Если слушать других, что-нибудь выйдет не так, ведь мудрость дается только богами».
– Я должен ехать, отец, – проговорил я. – Благослови меня в дорогу.
– Молю бога, – отвечал он, – чтобы нить твоей жизни оказалась крепче проклятия.
Меня очистили в тот же день – в гроте Аполлона, что в обрыве под цитаделью. Под его низким сводом бьет священный источник, из которого взяли кувшин воды, чтобы омыть меня от крови Ксанфа. Потом на алтаре перед входом в грот под яркими лучами солнца мы принесли в жертву козла. День завершился вечерним пиршеством, пышности ему добавили кифареды и жонглеры. Отец приказывал пробовать каждое блюдо, прежде чем приступать к еде. Он не держал для этого раба; у него блюдо приносит тот, кто готовит, и отец сам указывал, где брать пробу; обычай, на мой взгляд, разумный и справедливый.
На следующее утро я встал рано. Мы с отцом постояли на прохладной от росы террасе, скала под нами бросала длинную синюю тень на утренние поля. Судя по виду, спал он сегодня плохо; царь сразу же принялся уговаривать меня отказаться от своего намерения.
– Если бы я мог, – отвечал я, – то сделал бы это ради тебя, господин мой. Но я подчинил этих минойцев и, бежав сейчас, уроню себя в их глазах. – Мне было жаль отца. Ему явно хотелось запретить мне возвращаться в Элевсин. Трудно бывает, подумал я, когда твой единственный сын знакомится с тобой, уже став царем. Но что я мог с этим поделать? – Уладим еще одно дело, отец, до моего отъезда. Если нам удастся когда-нибудь объединить оба царства, мне не хотелось бы, чтобы дети их детей говорили, что я сделал их челядью. Они должны быть приняты как родичи, иначе пусть все остается как есть. Обещай мне это.
