Бенгт Даниельссон - На «Баунти» в Южные моря
На рассвете баркас пошел дальше. Блай задумал но примеру капитана Кука свернуть от северной оконечности полуострова Кейп-Йорк на запад и войти в Торресов пролив южнее островка, которому роялист Кук дал имя Принца Уэльского. Но Блай принял остров за часть материка и прошел дальше на север; при этом он, сам того не ведая, открыл новый отличный путь через извилистый Торресов пролив. 4 июня баркас выбрался на просторы Арафурского моря.
Заходя на острова, прикрытые Большим Барьерным рифом, люди Блая отчасти восстановили свои силы, но запасы провианта пополнились всего несколькими десятками сушеных устриц, а предстояло плыть еще не меньше полутора недель. К счастью, баркас по-прежнему навещали любопытные и ленивые морские птицы. 5 июня моряки поймали крачку; самые слабые выпили кровь, остальное разделили поровну. На следующий день Блай предусмотрительно увеличил рацион галет с двух до трех порций. Несмотря на это, все жаловались на слабость, бессонницу, отечность ног. Особенно плохо чувствовали себя лекарь Ледуорд и парусный мастер Лебог. А тут еще почти непрерывно лил дождь, и только одно утешало: сильный, устойчивый ветер позволял проходить около ста морских миль в сутки.
Одиннадцатого июня убили еще одну крачку. Блай решил сберечь ее на следующий день. Это возмутило Фраера, но утром двенадцатого внимание его и остальных было отвлечено другим событием: они увидели гористый берег. Тимор, ну конечно! Но остров протянулся почти на триста морских миль, и Блай мог сказать лишь, что они где-то у южного берега. Смутно припоминая, что голландский военный пост Купанг расположен на юго-западе острова, он повел баркас мимо пальм в том направлении.
Вот уже и ночь наступила, а на берегу виднелись только малайские деревушки. Боясь в темноте пропустить Купанг, Блай велел лечь в дрейф. Но и к середине следующего дня англичане еще не добрались до столицы колонии. На всякий случай Блай приказал бросить якорь, чтобы определить место. Лодка качалась на волнах всего в нескольких кабельтовых от берега, и люди, естественно, испытывали танталовы муки при виде фруктов и кокосовых орехов. Ничего, теперь уже недолго до Купанга… Только двоим — Фраеру и Перселлу — не терпелось сойти на берег. В конце концов разъяренный: Блай зашел в ближайшую бухту и велел обоим смутьянам выходить из лодки. Остальным он запретил покидать баркас. Как обычно, когда вопрос ставился ребром, Фраер и Перселл забили отбой, и баркас отправился дальше, как только Блай взял высоту солнца. Без хронометра он мог определить лишь долготу, но этого было достаточно, чтобы убедиться, что Купанг совсем близко. Через несколько часов люди Блая и в самом деле достигли юго-западной оконечности острова и нашли в деревушке малайца, который согласился быть лоцманом на последнем участке пути. Оставалось всего несколько морских миль, но одолеть их стоило огромных трудов, так как остров прикрыл баркас от ветра и англичанам пришлось грести, напрягая последние силы.
В два часа ночи они услышали пушечные выстрелы, и угасшая было надежда возродилась. И уже перед самым рассветом 14 нюня лоцман объявил, что путешествие окончено. По подсчетам Блая, за сорок два дня на перегруженном беспалубном суденышке была пройдена три тысячи семьсот одна морская миля в почти неизведанных водах. И потерян лишь один человек. Так что Блай нисколько не преувеличивал, когда с законной гордостью писал в судовом журнале: «Итак, счастливо завершилось с помощью божественного провидения это плавание, одно из самых удивительных, какие когда-либо совершались, если учесть его протяженность, а также почти полное отсутствие всего необходимого».
Мы знаем, что Блай придавал большое значение условностям, и, хотя все на борту нуждались в немедленном лечении и отдыхе, он, как полагалось по уставу, поднял флаг бедствия и стал ждать, чтобы местный начальник разрешил сойти на берег. К счастью, караул гарнизона тотчас заметил баркас, и через несколько минут последовал желанный сигнал. Первым, кого Блай встретил на берегу, был английский матрос, который отвел его к своему начальнику, некоему капитану Спайкермену, давно поступившему на службу к голландцам. Капитан отлично понимал, что всего нужнее его соотечественникам, и приказал незамедлительно приготовить им завтрак, по английскому обычаю, с чаем. Блай послал человека, чтобы передать всем любезное приглашение Спайкермена. При этом он не преминул отомстить Фраеру, оставив его караулить баркас.
Угощение глубоко растрогало Блая, и он не побоялся доверить свои чувства судовому журналу. «Трудно придумать лучший объект для кисти самого искусного живописца, нежели две группы людей, которые тут встретились. Стороннему наблюдателю было бы нелегко решить, что заслуживает большего внимания: сияющие счастьем глаза изголодавшихся людей или испуганные взгляды спасителей при виде стольких привидений… страшные лица коих вызвали бы скорее отвращение, чем жалость, не будь известно, что им пришлось перенести. От нас остались кожа да кости, ноги и руки были покрыты язвами, одежда превратилась в лохмотья. Мы плакали от радости и благодарности, а тиморцы смотрели на нас с ужасом, удивлением и состраданием».
Голландский губернатор отвел Блаю красивый и просторный дом, но едва тот услышал, что его людей из-за нехватки квартир хотят разместить либо в больнице, либо на борту корабля капитана Спайкермена, как тотчас взял их к себе, хотя, наверно, предпочел бы отдохнуть от кое-кого из них. Блай давно составил полный список мятежников; теперь он вручил его голландским властям, после чего сел выполнять неприятную обязанность: составлять подробный доклад адмиралтейству о том, что произошло. Естественно, он осведомился, как ему и его людям поскорее вернуться в Англию. И был очень недоволен, услышав, что единственное место в Голландской Ост-Индии, откуда идут суда в Европу, это Батавия (теперь Джакарта), причем он должен поспеть туда раньше октября, не то, чего доброго, придется ждать до января. Между Купангом и Батавией не было постоянного сообщения, и Блаю не удалось зафрахтовать подходящее судно. В конце концов он был вынужден купить шхуну, которую окрестил «Рисорс» (примерно такое же суденышко построили потом на Таити Моррисон и его товарищи).
Идти на одиннадцатиметровой шхуне тысячу восемьсот морских миль до Батавии было нешуточным делом, и Блай решил подождать, пока его люди совсем оправятся. Ожидание затянулось, а сидеть без дела было противно натуре Блая, и он заполнял судовой журнал самыми разнообразными сведениями: о ценах на рынке, о работорговле, о китайских погребальных обрядах, о лучшем способе выращивать рис, о здоровье и нравах малайцев. По мере того как становились на ноги его спутники, он и для них находил занятие, но только ботаник Нелсон мог сравниться в рвении со своим командиром — он каждый день совершал дальние прогулки, сумел даже собрать много саженцев хлебного дерева. Усердие его и погубило: Нелсон заболел и всего через месяц после прибытия на Тимор умер от горячки.
