Георг Эберс - Клеопатра
Написав, она сложила дощечку, протянула ее Ире и спросила:
— Кого ты возьмешь с собой?
— Алексаса, — отвечала та, не задумавшись.
— Хорошо. Пусть она идет в том виде, как вы ее застанете. Но — я требую этого — не забывайте, что она женщина.
С этими словами она хотела выйти из комнаты, но Ира поспешила за ней, чтобы поправить диадему на ее голове и расправить складки платья.
— Я вижу, что у тебя что-то есть на душе, — сказала царица ласково.
— О госпожа, — воскликнула девушка, — после таких потрясений ты превращаешь ночь в день и взваливаешь на себя новые тяготы, новые заботы! Если бы врач Олимп…
— Что делать! — возразила Клеопатра. — Последние две недели были для меня, как долгая, мрачная ночь. Я почти не отдыхала. Кому нужно вытащить из потока то, что ему дороже всего на свете, тот не боится холодной воды. Здоровой или больной погибнуть — не все ли равно, но стоит пожертвовать здоровьем и жизнью, лишь бы собрать новое войско и спасти Египет.
Спустя несколько минут Клеопатра поднялась на престол и приветствовала сановников, явившихся по ее зову, чтобы обсудить план сопротивления победоносному врагу.
Когда, много лет тому назад, мальчик, с которым она делила власть согласно завещанию отца, и его опекун Потин принудили ее бежать из Александрии, она удалилась на восточную границу Египта. Здесь, на перешейке, она видела остатки канала, соединявшего когда-то Красное море со Средиземным. Уже в то время это гигантское сооружение привлекло ее внимание. Она расспрашивала о нем местных жителей и отчасти сама исследовала это сооружение.
Ей казалось, что, затратив значительные средства, можно восстановить канал, которым пользовались древние фараоны, в котором укрывался флот Дария, восстановителя персидского царства, не далее как пятьсот лет тому назад.
Она тщательно изучила этот вопрос и в спокойные минуты не раз обдумывала план соединения Греческого моря с Аравийским.
Теперь царица ясно, с поразительным знанием дела изложила этот план присутствующим. Если он окажется исполнимым, остатки флота, равно как и корабли, стоящие на александрийском рейде, могут укрыться в Красном море. Опираясь на эту силу, можно будет предпринять многое, значительно продлить сопротивление и, воспользовавшись временем, собрать новые силы, найти новых союзников.
Собрание с удивлением слушало речь этой женщины, задумавшей такой грандиозный план при таких, казалось, безысходных обстоятельствах.
Он не казался неисполнимым даже старейшим и опытнейшим сановникам. Некоторые из них, в том числе и Горгий, помогавший отцу при восстановлении Серапеума на восточной границе, боялись, что возвышенность посреди перешейка затруднит работы. Но то, что оказалось возможным во времена Сезостриса [58], могло быть исполнено и теперь.
Гораздо больше сомнений вызывал недостаток времени и сохранившееся в летописях известие, что при постройке канала, почти оконченного фараоном Нехо [59], погибло сто двадцать тысяч работников. В то время постройка была прервана, так как оракул объявил, что она принесет пользу только финикиянам.
Все это было обсуждено, но общее мнение склонялось к тому, что план царицы может быть осуществлен, несмотря на все трудности. Всех, кто работает на полях и не зачислен в армию, нужно привлечь к делу. Работы должны начаться немедленно. Там, где нельзя будет плыть, можно попытаться перетащить корабли волоком. Механики, умевшие перевозить обелиски и колоссальные статуи от водопадов в Александрию, могут применить здесь свои знания и искусство.
Никогда еще пламенный дух Клеопатры не возбуждал такого энтузиазма, как на этом ночном заседании. По окончании его собрание приветствовало царицу восторженными криками.
Ее приезд и известие о проигранном сражении должны были остаться в тайне.
Горгию было поручено руководить предприятием, и одухотворенность, голос, чарующая прелесть Клеопатры произвели на него такое впечатление, что образ ее совсем было заслонил Елену.
Нелепо было обращать свои желания к такой недоступной цели, но такой обворожительной женщины, как Клеопатра, ему никогда еще не приходилось встречать. И все-таки он с нежностью вспоминал о внучке Дидима и жалел, что не успеет проститься с ней как следует. После заседания хранитель печати Зенон, дядя Диона, отвел архитектора в сторонку и спросил, как здоровье племянника. Горгий отвечал, что рана, нанесенная Цезарионом, довольно тяжела, но, по словам врачей, не представляет серьезной опасности.
Дядя, по-видимому, удовлетворился этим и, прежде чем архитектор успел попросить его вступиться за племянника, откланялся, велел передать Диону поклон и повернулся спиной к Горгию. Хитрый придворный еще не знал, как отнесется к этому происшествию царица, к тому же он был завален делами. Новое предприятие требовало больших хлопот, которые почти целиком ложились на него.
XII
Уже более часа Барина дожидалась во дворце. Роскошно убранная комната, куда ее привели, помещалась под залом собраний, и временами она слышала голос царицы или восклицания собравшихся.
Барина прислушивалась к ним, не пытаясь вникнуть в смысл долетавших до нее слов. Не до того ей было!
Давно ли ей удалось путем страшных усилий выйти из тяжелейшего положения! Она откупилась от Филострата. Алексас, преследовавший ее гнусными предложениями, тоже оставил ее в покое, так как Антоний отправил его с посольством, а потом взял с собой на войну.
Тогда наступили мирные, счастливые дни в доме матери. Как она наслаждалась ими, как быстро вернулось к ней утраченное спокойствие! Не далее как сегодня она благословляла высшее счастье, какое только могла доставить ей жизнь. Но недолго пришлось им наслаждаться: нападение разнузданного мальчишки, рана возлюбленного снова омрачили ее покой.
Значит, права была мать, предсказывавшая, что за первым несчастьем скоро последует и второе.
Ночью, в глубокой тишине, ее оторвали от ложа раненого. Это произошло по приказанию царицы, и Барина с горечью подумала, что прав тот, кто бежит от тирании, потому что она превращает человека в вещь.
Молодая девушка не ожидала ничего хорошего, так как за ней были посланы ее злейшие враги: Ира, соперница, мстившая за возлюбленного — Дион сознался в этом в минуту откровенности, — и Алексас, домогательства которого она отвергла с таким презрением, какого не забывает мужчина.
Она скоро узнала, как относится к ней Ира. Эта стройная девушка с узким лицом, тонким заостренным носом, коротеньким подбородком, длинными пальцами показалась ей каким-то длинным, острым шипом. Странное впечатление еще усилилось, когда Барина вспомнила, каким резким, крикливым тоном, с какой надменной осанкой был передан приказ царицы. Все в этом жестком, враждебном создании сулило ей гибель и бедствия.
