Георг Эберс - Клеопатра
— Барина, — спокойно и твердо сказала Ира.
— Ты знаешь ее? — спросила Клеопатра.
— Слишком хорошо знаю эту женщину, — отвечала Ира, — и слишком она возмущает мое сердце! О госпожа, госпожа, как грустно мне отравлять тебе и без того скорбную минуту! Но приходится говорить обо всем. Антоний был у певицы и познакомил с ней сына, — об этом весь город знает. Но это бы еще ничего. Какая-то Барина в роли твоей соперницы! Над этим можно только посмеяться. Но наглость этой женщины не знает границ! Ее не останавливает никакой сан, никакой возраст. С отъездом двора и войска здесь осталось мало мужчин, которых она считает достойными своих сетей. Тогда она начинает забрасывать сети на мальчиков. Кто же запутался в них — Цезарион!
— Цезарион! — воскликнула Клеопатра, и бледные щеки ее вспыхнули. — А что же Родон и мой строгий приказ?
— Антилл потихоньку ввел его к Барине, — отвечала девушка. — Но я не дремала. Мальчик точно приколдован к певице. Оставалось одно: удалить ее из города. Архибий помог мне в этом.
— Значит, мне не нужно будет высылать ее.
— Придется сделать это, потому что Цезарион с товарищами напал на нее во время выезда.
— И что же, удалась эта дикая выходка?
— Нет, госпожа, но лучше бы она удалась. Какой-то влюбленный дурак, ее спутник, вступился за нее. Он осмелился поднять руку на сына Цезаря и ранил его. Успокойся, госпожа, умоляю тебя!.. Рана не опасная. Гораздо больше опасений внушает мне бешеная страсть мальчика.
Царица так крепко стиснула губы, что лицо ее на минуту утратило свойственную ему прелесть, и сказала строгим и решительным тоном:
— Дело матери охранить сына от соблазнительницы. Алексас прав. Звезда ее стоит на пути моей звезды. Эта женщина встала между мной и Антонием, ее он… Но нет! К чему обманывать себя? Время, разрушающее красоту, сильнее двадцати таких прелестниц. К тому же и обстоятельства помешали мне скрыть ущерб, нанесенный временем, от глаз этого баловня из баловней. Все это благоприятствовало певице. Она, охотясь за мужчинами, имела в своем распоряжении все, что помогает нам, женщинам, скрывать недостатки и выставлять напоказ достоинства, которые могут понравиться милому, я же была лишена и твоих услуг, и искусства Олимпа. На корабле в бурную погоду божество не раз являлось поклоннику без ореола и фимиама…
— Полно, госпожа! — воскликнула Ира. — Если бы она воспользовалась всем искусством Афродиты и Исиды, то и тогда бы ей не сравняться с тобой. Но много ли нужно для того, чтобы одурманить мальчика, почти ребенка!
— Бедный мальчик! — вздохнула царица, покачав головой. — Если бы он не был ранен, я бы, пожалуй, порадовалась, что в нем пробуждается дух самостоятельности и деятельности. Кто знает — о если бы это случилось, Ира! — может быть, теперь в нем проснется гений и мощь великого человека, на которого он так похож лицом. Ты клянешься, что рана не опасна?
— Врачи ручаются за это.
— Ну что же, будем надеяться. Пора ему начать жить. Мы дадим ему случай проявить себя. Глупая страсть не должна помешать ему следовать по пути отца. А эта женщина, эта дерзкая, желания которой простираются на самых дорогих мне людей, пусть она остается на свободе. Посмотрим, справится ли она со мной?
— Время теперь смутное, — сказала Ира. — Устрани со своей дороги помеху. Тебе и без того предстоят тяжелые труды. В такие дни самое лучшее без хлопот отделаться от врага, отправив его в Гадес.
— Убийство? — спросила Клеопатра нахмурившись.
— В случае необходимости да, — быстро отвечала Ира. — Или ссылка на какой-нибудь остров, в оазис, в рудники наконец, где она забудет, как ставить сети мужьям и сыновьям.
— И будет томиться в муках, пока смерть не положит им конец, — прибавила Клеопатра с упреком. — Нет, Ира, это слишком легкая победа. Я и врага не пошлю на смерть, не выслушав, тем более теперь, когда я на себе испытываю, что значит находиться в зависимости от сильнейшего. Но мне хочется еще раз увидеть эту певицу и узнать, какими узами удалось ей приковать к своей триумфальной колеснице стольких людей — от мальчика до взрослого мужа.
— Госпожа, — с ужасом воскликнула Ира, — ты хочешь ее видеть.
— Я хочу, — отвечала Клеопатра повелительным тоном, — я хочу выслушать дочь Леонакса, внучку Дидима, которых я умела ценить, прежде чем решу ее участь. Я хочу заглянуть в сердце и душу соперницы, все взвесить, прежде чем решу что-нибудь. Я приму вызов, который она бросает любящей жене и матери! Но — это мое право — я хочу, чтобы она явилась передо мной так же, как я в последнее время являлась перед Антонием: не прибегая к помощи искусства.
С этими словами она подошла к окну и бросила взгляд на небо.
— Первый час пополуночи близок к концу. Сейчас начнется совет. Дело идет о попытке, которая может спасти многое. Заседание будет длиться час или два. Певица может подождать. Где она живет?
— В доме своего отца, художника Леонакса, в саду Панейона, — отвечала Ира. — Но, царица, если ты хоть сколько-нибудь ценишь мое мнение…
— Теперь я требую не совета, а исполнения моего приказания! — воскликнула Клеопатра. — Как только соберутся…
В эту минуту вошел придворный и объявил, что приглашенные на совет собрались. Клеопатра велела сказать, что сейчас выйдет к ним. Затем она приказала Ире немедленно отправиться за Бариной в закрытой повозке с каким-нибудь надежным человеком.
При этом она взяла с туалетного столика восковую дощечку и быстро написала:
«Царица Клеопатра желает немедленно видеть Барину, дочь Леонакса. Ни минуты отсрочки. Барина должна исполнять все приказания Иры, посланной царицы, и ее спутника».
Написав, она сложила дощечку, протянула ее Ире и спросила:
— Кого ты возьмешь с собой?
— Алексаса, — отвечала та, не задумавшись.
— Хорошо. Пусть она идет в том виде, как вы ее застанете. Но — я требую этого — не забывайте, что она женщина.
С этими словами она хотела выйти из комнаты, но Ира поспешила за ней, чтобы поправить диадему на ее голове и расправить складки платья.
— Я вижу, что у тебя что-то есть на душе, — сказала царица ласково.
— О госпожа, — воскликнула девушка, — после таких потрясений ты превращаешь ночь в день и взваливаешь на себя новые тяготы, новые заботы! Если бы врач Олимп…
— Что делать! — возразила Клеопатра. — Последние две недели были для меня, как долгая, мрачная ночь. Я почти не отдыхала. Кому нужно вытащить из потока то, что ему дороже всего на свете, тот не боится холодной воды. Здоровой или больной погибнуть — не все ли равно, но стоит пожертвовать здоровьем и жизнью, лишь бы собрать новое войско и спасти Египет.
Спустя несколько минут Клеопатра поднялась на престол и приветствовала сановников, явившихся по ее зову, чтобы обсудить план сопротивления победоносному врагу.