Поль Феваль - Странствия Лагардера
Он долго лежал на камне, недвижный и холодный, словно мертвец. Любой другой человек, окажись он на его месте, наверняка бы уже покинул мир живых.
Но только не Филипп Мантуанский. Спустя некоторое время его веки дрогнули и медленно приподнялись. Он растерянно озирался по сторонам, пока наконец не вспомнил, что же с ним приключилось…
Положение его было столь отчаянным, что в первую минуту он отбросил всякую мысль о необходимости выбраться отсюда.
К чему напрасные усилия? Да и что он станет делать на дне этой страшной пропасти, где гневно ревущий речной поток каждую секунду грозит поглотить его?
Чувства его притупились, в воспаленном мозгу хаотично сновали обрывки мыслей. Он лежал неподвижно и ждал конца. Голова его горела, язык был сух. – Пить! Пить!.. – простонал он.
Чудовищная жажда, неизменная спутница агонии умирающих от лихорадки, стала для него спасительной.
Ему удалось дотянуться губами до пенистых волн, захлестывавших его грудь, и он жадно припал к ледяной воде.
Утолив жажду, он почувствовал себя много бодрее и решил на всякий случай хорошенько осмотреться кругом. Открыв глаза, он приподнялся и понял, что умирать ему, пожалуй, рановато…
Нет, его час еще не пробил!
Вскоре он уже был на ногах, готовый вновь бросить вызов судьбе.
Как и верхний подземный коридор, Гав также разделялся на два рукава: главный поток с рокотом устремлялся в недра земли, второй же узкой струйкой змеился среди скал.
Гонзага проследил взглядом за его извилистым путем, и ему показалось, что вдали, где-то очень далеко, он видит светлое пятно размером не больше ладони.
«Если там и вправду дыра, то я протиснусь в нее, – подумал он. – Черт побери! Надеюсь, что до смерти мне еще далеко!»
Он с огромным трудом, по-змеиному шипя от боли, добрался до ручья и, обдирая руки об острые камни, пополз по его течению. Достигнув отверстия, через которое в пещеру проникал солнечный свет, принц скинул камзол и рубашку и голый, как червь, стал протискиваться в спасительную дыру.
Через несколько минут Гонзага, выбравшись из земного чрева, вновь увидел голубое небо и раскачивающиеся на ветру деревья и испустил громкий, восторженный вопль. Затем он принялся хохотать, и в его смехе угадывались гнев, угрозы и вызов судьбе.
…Увидев, что дворяне возвращаются без принца, Пейроль растерялся. Чувствуя себя отныне ответственным за девушек, он совершенно не знал, как ему следует поступить, ибо его авторитет и влияние на клевретов Гонзага были лишь бледным подобием авторитета и влияния его хозяина.
Рассказ о спасательной экспедиции, закончившейся столь неудачно, лишь усилил его замешательство. Он был так раздосадован, что не мог удержаться, чтобы не отругать незадачливых приятелей, которые, по его мнению, совершенно неправильно вели поиски.
– Тогда отправляйтесь туда сами, – раздраженно ответил ему Монтобер. – Но знайте: если вы не вернетесь, никто и не подумает вас разыскивать…
Компаньоны давно и привычно во всем подчинялись Гонзага, но это вовсе не означало, что они готовы были слушаться приказов Пейроля, заслужившего всеобщее глубочайшее презрение.
«Ничего другого я от них и не ожидал, – уныло подумал фактотум. – Если эти молодчики не воспользуются случаем, чтобы отомстить мне за все те неприятности, которые они имели из-за меня, то я готов буду поверить в чудо».
Желая удержать их подле себя еще хотя бы несколько дней, он решил убедить клевретов принца в том, что раз никто не видел трупа Гонзага, то, значит, нельзя утверждать, что он мертв…
– Каждый из вас, господа, – произнес Пейроль, возвысив голос, – конечно же, волен поступать по своему усмотрению, и у меня нет никакого права приказывать, но разрешите мне, по крайней мере, дать вам один совет…
– Посоветуйте-ка лучше самому себе не совать больше нос в чужие дела, – усмехнувшись, ответил Носе. – Бог мой! Мы служили господину, но не собираемся склонять головы перед лакеем… Так что, приятель, держите-ка свои советы при себе.
И, развернувшись на каблуках, он повернулся к Пейролю спиной.
– Браво, Носе! – воскликнул Таранн. – Этот мерзавец, которому так доверял наш дорогой принц, издалека чует Лагардера и, похоже, хочет превратить нас, благородных дворян, в своих телохранителей. Уж лучше я выступлю вместе с Лагардером против Пейроля, чем обнажу шпагу, защищая от шевалье эту гадину! Вы согласны со мной, господа?
Каждый из дворян мог припомнить какую-нибудь пакость, устроенную ему Пейролем. Прощать и забывать никто из них не собирался.
Это был бунт, подавить который мог бы только принц. Подлый и ничтожный Пейроль давно уже стал всем ненавистен.
Однако оскорбления мало трогали фактотума, привыкшего к насмешкам в свой адрес. Ему, человеку низкому и лживому, приходилось слышать и не такое. Поэтому он терпеливо дождался конца возмущенных речей, а потом спокойно произнес:
– С чего это вы так разговорились? Выслушайте все же мой совет, не пренебрегайте им, ибо он может вам пригодиться. Тем же, кто не захочет ему последовать, придется плохо.
– Не пасофетуете ли фы нам фыпить? – спросил барон фон Бац. – Мы всекда готофы фыпольнить такой сафет…
– Итак, я советую вам хорошенько поразмыслить вот о чем, – пропустив мимо ушей слова барона, продолжал Пейроль. – Никто из вас не видел Гонзага мертвым, не так ли? Но не означает ли это, что принц жив! Я, к примеру, не верю ни в подземелья, откуда нет выхода, ни в разверзающуюся землю… Вы же, господа, напоминаете мне суеверных старух!
Поднялся возмущенный ропот.
– Не шумите, судари мои, я все равно не откажусь от своих слов! – продолжал фактотум. – Вы считаете, что избавились от всевластия принца, и ведете себя как неразумные дети, забыв о том, что все мы превращаемся без него в ничто… Вы, словно школяры, пренебрегшие всегдашним страхом перед розгами учителя, вырвались на свободу, но не знаете, зачем она вам нужна. Я уверен: если принц не вернется, вы еще до ночи натворите таких глупостей, что сломаете себе шеи…
– Он не вернется, – сказал Монтобер. Пейроль пожал плечами.
– Обещаю, – промолвил он, – забыть слова, которые вы только что произнесли… Они были адресованы мне, а я не злопамятен.
Клевреты Гонзага перестали смеяться: их подавляла холодная логика фактотума. Все они ненавидели его, однако по-прежнему слегка боялись.
Пейроль был сейчас единственным, кто чувствовал себя волне уверенно.
– Давайте сядем за стол, – предложил он. – Я сообщу вам, что надо делать дальше, хотя и думаю, что принц вот-вот появится и сам изложит свой план.
Он говорил так уверенно, что никто не посмел ему возразить.
