Поль Феваль - Странствия Лагардера
– К нашему поединку. Руки – вот единственное мое оружие. Я обхвачу вас и сброшу в ледяные воды Гава, если только вам не удастся справиться со мной, в чем я, однако, сомневаюсь… Если бы я был убийцей, как вы, ваше тело давно бы уже лежало на речном дне, но я предлагаю вам честный бой, один на один, под землей, на глубине тридцати футов, без свидетелей и без пощады… Поручите вашу душу Богу, господин Гонзага, и пусть он нас рассудит!..
Но кто был этот таинственный враг? Гонзага задрожал, понимая, что погиб…
Внезапно он подумал, что этому человеку могли заплатить за убийство; значит, нужно его перекупить, ибо все люди продажны.
Он, по крайней мере, был в этом твердо уверен.
Утопающий хватается за соломинку. Принц готов был отдать наемнику половину своего состояния.
– Сколько вам заплатили, чтобы убить меня, приятель? – дрожащим голосом поинтересовался Гонзага.
– Ничего. Я не из тех, кого можно купить…
– Но я могу сделать вас богатым, – продолжал Гонзага. – Сколько вы хотите получить, чтобы вывести меня отсюда?
– Не тратьте время на пустые разговоры! – презрительно ответил горец. – Если бы мне было нужно золото, которое вы прячете у себя под камзолом, я бы уже давно забрал его. Но я не нуждаюсь в ваших деньгах, и оно отправится вместе с вами в воды Гава. Больше никто не запачкает им своих рук, потому что ваше тело никогда не найдут!
Его слова заставили Гонзага содрогнуться.
Он почувствовал, как волосы на его голове встали дыбом. Невидимый противник был неумолим, его ненависть не имела границ… Принц многое бы отдал, чтобы услышать имя этого человека.
И вдруг ему показалось, что он догадался.
– Господи, разве я не знаю, кто столь страстно ненавидит меня? – прошептал он.
– Вы говорите о Лагардере, не так ли?
Филипп Мантуанский взревел, словно тигр, готовый броситься на добычу:
– Да, о нем, о человеке, который частенько переодевается горбуном. Я говорю о вас, господин Лагардер! Удивительно, что вы сумели отыскать меня здесь. Но вы слишком самонадеянны, раз даже не захватили с собой свою шпагу. Такая игра мне нравится. Бретер без жала не так уж и страшен.
Слова принца были встречены звонким смехом.
– Вы ошибаетесь, сударь, – отвечал Лаго. – Я не Лагардер, я никогда не видел его… Мало того: он, подобно вам, тоже не знает меня… Судя по вашим словам, вы уже давно ненавидите его, моя же ненависть к вам родилась только вчера. Как вы смели столь грубо обходиться с двумя девушками?
– Неужели вы решили взять на себя роль защитника мадемуазель де Невер и ее приятельницы.
– Вот вы все и поняли, сударь…
– Отлично! Тогда давайте сразимся при свете дня… Мне доставит большое удовольствие посмотреть на вас, и, даже если вы окажетесь далеко не Аполлоном, я охотно отдам вам в жены одну из девиц.
В Париже столь наглая насмешка непременно разъярила бы любого противника, но здесь она не произвела никакого впечатления.
Пропустив иронию Гонзага мимо ушей, баск холодно ответил:
– Тот, кто убивает исподтишка, тот, чья душа черна как ночь, должен умирать в темноте. Мы стоим в пяти шагах от пропасти, чью глубину еще никто никогда не измерял. Вам предстоит узнать, ведет ли этот путь прямиком в ад…
В ту же минуту мускулистая, словно отлитая из железа рука сжала запястье Гонзага.
– Защищайтесь, – крикнул Лаго, обхватив принца и приподнимая его над землей.
Филипп Мантуанский издал отчаянный вопль. Однако инстинкт самосохранения мгновенно возобладал над страхом: принц извернулся и выскользнул из сдавивших его стальных объятий.
В кромешной тьме завязалась борьба не на жизнь, а на смерть.
Они крепко сжимали друг друга, их руки сдавливали тела, заставляя противников хрипеть от боли, их ноги, сплетаясь с ногами врага, стремились лишить его опоры. Рев ярости и отчаяния заглушал рокот подземных вод.
Гонзага понимал, что пощады ему ждать не приходится, и отчаяние удваивало его силы.
Сцепившись в гибельном объятии, мужчины, тяжело дыша, покатились по земле; каждый из них, чувствуя под лопатками холод почвы, мысленно прощался с жизнью. Даже при свете солнца подобный поединок являл бы собой жуткое зрелище, здесь же он казался кошмаром, порожденным вечно темными недрами подземелья.
Антонио и Гонзага боролись на самом краю пропасти, рискуя от малейшего неверного движения вместе рухнуть в нее, ибо ни один, ни другой не собирались ослаблять свою хватку.
Когда же наконец они оба поняли, сколь близка бездна, Филиппу Мантуанскому удалось высвободиться из рук баска и, собрав остатки сил, сделать резкий скачок в сторону. Принц решил бежать от своего страшного противника – даже если это бегство и сулило ему верную смерть.
Но он слишком долго раздумывал, пытаясь угадать верное направление. Мускулистые руки словно клещами сдавили его грудную клетку, его ноги внезапно оторвались от земли и повисли в воздухе, дыхание прервалось. Принц хотел закричать, но из горла его не вылетело ни звука…
Несколько мгновений он раскачивался над пропастью, словно хорек в когтях хищной птицы, и делал жалкие попытки высвободиться из сжимавших его объятий. Потом руки, державшие его, разжались, и он полетел в пустоту…
Отныне Филипп Мантуанский, принц Гонзага, мог быть вычеркнут из списка живых.
XII. ОЖИВШИЙ ПОКОЙНИК
По заведенному обычаю Антонио Лаго перекрестился; в баскских деревнях, отправляя человека на тот свет, всегда поручают его душу Богу, будь это даже душа самого отпетого преступника.
Теперь ему предстояло незамеченным вернуться в гостиницу.
Постояльцы его сестры были уверены, что он исчез, похищенный потусторонними силами, так что в иных обстоятельствах он бы просто спрятался в развалинах замка Миот, ожидая, пока напуганные гости покинут Байонну. Но сейчас он не мог поступить подобным образом. Чтобы устроить Авроре и донье Крус новый побег, Хасинте могла понадобиться его помощь, поэтому, презрев грозящую ему опасность, молодой баск уверенно направил свои стопы в гостиницу.
Со смертью Гонзага положение девушек менялось к лучшему, однако Антонио был не из тех, кто стремится поскорее избавиться от принятых на себя обязательств.
Пролетев добрых двадцать футов, Филипп Мантуанский погрузился в огромное подземное озеро, наполненное пенящейся ледяной водой. Бурлящий поток обрушился на его бесчувственное тело, завертел его, увлек за собой и, наигравшись вдоволь, вышвырнул на скалу.
Гонзага чувствовал себя совершенно разбитым, все члены его онемели, он не мог даже пошевелиться, дабы попытаться спасти свою жизнь.
К счастью для него, дьявол решил позаботиться о своем давнем и верном слуге: волны, омывавшие гранитную скалу, где лежал принц, не захлестывали ее целиком, так что Гонзага не грозила опасность захлебнуться в холодной воде.
