Бернард Корнуэлл - 1356
— Что-то заметили, — беспокойно пробормотал Роланд, больше себе, нежели спутникам.
— Спаси, Господи, — отозвался ближайший латник, ибо в гаснущих лучах садящегося светила на горизонте засверкал металл. Воины в железе, воины со сталью, воины на лошадях. Свет отражался на броне и оружии, на шлемах и навершии знамени, хотя сам флаг рассмотреть мешало расстояние, как, впрочем, и численность отряда, так напугавшего дозор де Веррека. Сколько же их? Двенадцать? Пятнадцать?
— Похоже, скоро мы узнаем, насколько действенна твоя неуязвимость против английских стрел, — не преминула уколоть де Веррека Женевьева.
— Хуктон не успел бы нас опередить, — сказал Роланд. Без особой, впрочем, уверенности.
Пожалуй, впервые в жизни он растерялся. На турнирах он сохранял хладнокровие в самой жестокой сече. Там его словно ангел берёг, предупреждая об опасностях и ограждая от нелепых случайностей. Роланда отличала от других бойцов молниеносная скорость реакции, но сейчас он никак не мог собраться с мыслями и сообразить, как следует поступить.
— Там какая-то деревня! — к нему дозорный на взмыленном коне и указал на восток.
— С башней! — поддакнул второй.
— Что за башня? Церковь?
— Бог весть. Башня и башня. Рядом. В километре, а то и ближе.
— Сколько солдат углядели? — отрывисто спросил Роланд.
— С четверть сотни.
— Так поехали! — вмешался Солье.
К деревне вёл схожий с козьей тропой просёлок. Он спускался в долину, густо поросшую лесом. Роланд нещадно пришпоривал жеребца, сжимая в кулаке поводья кобылы, на которой ехала Женевьева.
На ходу оглянулся. Чужих солдат скрыли сомкнувшийся за поворотом тропы лес. Пригибаясь к гриве, чтобы не быть выбитым из седла ветками близко подступавших к дороге деревьев, он гнал коня вперёд. Кровь горячила опасность, настоящая, не турнирная, без правил и готовых прекратить бой в любой миг герольдов. Сердце колотилось так, как не колотилось ни на одном ристалище.
— Мишель! — крикнул он оруженосцу, — Скачи вперёд, к башне, и попроси убежища! Шевелись!
В мозгу мелькали обрывки мыслей. Хуктон не мог их обогнать. Даже если сбежал из Монпелье, будет искать Роланда на юге, не на севере. Тогда чей это отряд? А вдруг это совершенно незнакомый дворянин, путешествующий по каким-то своим, ничуть не касающимся роландовых, делам? Почему же они путешествуют готовыми к бою, в кольчугах и шлемах?
Лес кончился. В туче брызг лошади вспенили неглубокий ручей и поскакали по краю виноградника.
— Люди Томаса зовут стрелы стальным градом дьявола! — выкрикнула Роланду Женевьева.
— Замолчи! — вспылил он, забыв о манерах.
Два латника графа скакали по обе стороны от кобылы Женевьевы, внимательно следя, чтобы пленница не вздумала выкинуть какой-нибудь фортель. Дорога вновь пошла вверх, поднимаясь на бугор, вершину которого венчала полуразрушенная церковь с раскинувшейся под ней деревней. Солнце почти село, и башня смотрелась тёмным пятном, не оживлённым ни единым огоньком.
Кавалькада пронеслась по селению, распугивая с пути кур, собак и коз. Многие дома были заброшены, и Роланд, бегло перекрестившись, подумал, что деревня, вероятно, так и не оправилась от мора. Крестьянка выдернула сынишку буквально из-под копыт коня, мужчина проорал что-то, Роланд отмахнулся. Он никак не мог отделаться от звучащей в голове фразы Женевьевы. Стальной град дьявола. Кони вынесли седоков на маленькое кладбище у церкви. Со ступеней лестницы, ведущей на колокольню, махнул рукой Мишель.
— Пусто! — доложил он.
— Внутрь! — приказал Роланд.
На границе дня и ночи, в сумерках Роланд де Веррек нашёл укрытие в старой башне.
7
Достигнув мельницы, Томас, Кин и их пленник обнаружили Карла с девятью латниками в состоянии полной готовности. К чему готовности, ответить они бы затруднились, но лошади были осёдланы, а кольчуги надеты.
— Насчёт пленения Женевьевы мы уже извещены, — вместо «здравствуй» сказал Томасу Карл.
— И кем же?
Карл качнул головой в сторону мужчины, напряжённого в сапоги, штаны, рубаху и плащ. Человек при виде Томаса засуетился, норовя скрыться, однако Хуктон осадил перед ним жеребца, преграждая путь. Незнакомец сжался, покорно дожидаясь, пока Томас распорядится относительно молодого Питу.
— Та-ак, — протянул лучник, бросив, наконец, взгляд на физиономию указанного Карлом человека, — А ряса где?
— У меня, — покраснел брат Майкл.
— А почему не на тебе?
— Потому что я не желаю быть монахом! — вздёрнул голову тот.
— Он нам новости и рассказал, — сообщил командиру Карл, — И о том, что Женевьеву взяли, и о том, что ты в розыске.
— Взяли Женевьеву, — подтвердил Томас.
— Де Веррек?
— Да. И повёз к Лабрюилладу, как мне кажется.
— Остальных бойцов я в Кастильон послал, — отличался Карл, — с просьбой к сэру Анри прислать нам четыре десятка парней в подмогу. По его, кстати, совету.
Немец кивнул на брата Майкла.
— По твоему совету? — внимательно уставился на соотечественника Томас.
Тот на миг поднял на него взор и вновь опустил. Пробормотал:
— Ну… разумно же…
Томас вздохнул. Разумность совета вызывала у него сильное сомнение. Он располагал в данный момент десятью бойцами. Двенадцать, считая неопытного в военном деле студента и ещё менее сведущего в этом смысле монаха-расстригу. И что? С этими смехотворными силами бросаться в погоню за де Верреком, в то время как отряд из Кастильона будет прочёсывать окрестности Монпелье в поисках командира, рискуя наткнуться на превосходящее по численности воинство какого-нибудь местного хозяйчика? Ну, а вдруг всё же выйдет пересечься и объединиться?
Томас буркнул:
— Ладно. Разумно, признаю. В Монпелье собираешься возвращаться?
— В Монпелье? Зачем?
— Учиться мочу нюхать.
— Нет!
— Так чего же ты хочешь?
— С вами остаться.
— С нами или с Бертильей?
Брат Майкл стал пунцовым:
— С вами, сэр.
Томас покосился на Кина:
— Эко вас разобрало-то. Ирландец вон отказывается идти в попы, ты — в монахи. Вольному — воля, отныне вы оба — эллекины.
— Правда? — пролепетал брат Майкл, не смея поверить своему счастью.
— Правда, правда.
— Нам бы ещё подобрать пару бойких девчонок из беглых монахинь, — вслух посожалел Кин.
По словам Карла, Роланда де Веррека, увозящего Женевьеву, его войско не приметило.
— Ты же приказал не высовываться, мы и не высовывались на дорогу.
— Он ехал по Тулузскому тракту, — успокоил немца Томас, — По моим прикидкам. Если я не ошибаюсь, то недотрога опережает нас на день.
