Николь Галланд - Трон императора: История Четвертого крестового похода
Маркиз все еще ждал моего ответа. В конце концов, не придумав ничего лучшего, я сказал:
— Я всего лишь рыцарь, мессир.
— Ты больше чем рыцарь, ты популярный герой, — ласково поправил меня мессир Бонифаций, словно мы вели совершенно обычный разговор. (С моей точки зрения, он не понимал, что прежде мы никогда с ним так не говорили.) — Ты заслужил эту славу. Это означает, что в трудной задаче сохранить армию целостной ты можешь сыграть важную роль. Рассказать, какую именно?
— Мессир, я всего лишь воин…
— …с которого другие воины берут пример, — добавил мессир Бонифаций. — Это очень важная деталь. Так посвятить тебя в мой замысел?
Я смутился оттого, что он, мой повелитель и отец, спрашивал разрешения продолжить.
— Можете сказать мне все, что хотите, мессир.
— Мы одинаково мыслим? — настаивал мессир Бонифаций. — Мы оба согласны, что ты в чести у воинов и что я могу рассчитывать на тебя?
Я был несколько обескуражен тем, как настойчив мессир Бонифаций в своих просьбах позволить ему что-то. Обычно, когда я нервничаю и мне требуется совет, то пытаюсь представить, что сказал бы мессир Бонифаций, окажись он рядом. И вот теперь он сам стал причиной того, что мне потребовался совет. Я заглянул в себя, и оказалось, что громче всех в моей душе звучит голос Отто. Поэтому сказал то, что мог бы мне посоветовать брат:
— Если вы желаете, мессир, воспользоваться уважением воинов ко мне, они должны видеть, что вы позволите мне действовать в их интересах.
Мессир Бонифаций закивал.
— Отличная мысль. И как нам этого добиться?
— Люди считают себя обманутыми, так как венецианцы забрали все трофеи.
— Это потому, что мы должны венецианцам много денег, — сказал мессир Бонифаций.
— Я знаю, мессир, но тяжело исполнять воинский долг и не получать никакой компенсации. Если бы я мог убедить вас выделить им что-то, пусть даже символическую награду в знак уважения…
— Разумеется. Я сегодня же переговорю об этом с Балдуином.
Я удивился, насколько легко он дал согласие, учитывая, какие смертельные страсти разгорелись по этому самому поводу.
— Не будет ли с моей стороны самонадеянным, мессир, попросить, чтобы вы дали слово? Как-никак пилигримы в этом походе испытали немало лишений.
— С удовольствием, сынок, — улыбнулся мессир Бонифаций. — Клянусь головой святого Иоанна. И я не забуду подчеркнуть, чтобы все знали: это сделано по твоему настоянию. Что-нибудь еще для укрепления твоей популярности?
Я был в таком смятении во время всего разговора, что теперь не знал, как заговорить с мессиром о некоторых вещах, в частности о том, что касалось иудейки и бритта. Поэтому решил пока не затрагивать этой темы и просто сказал:
— Чрезвычайно благодарен за то, что вы хотите восстановить меня в своей свите, но думаю, мне не следует переезжать в вашу резиденцию. По крайней мере, сейчас. Воины могут изменить свое отношение ко мне, что было бы для вас не совсем полезно. Когда мы только выступили в поход, то договорились, что мне лучше находиться среди обычных пилигримов, а не в вашей свите среди рыцарей, едва удостаивающих простых людей своим словом.
— Мудрое решение, сынок! — воскликнул мессир Бонифаций. — Но неужели ты до сих пор готов приносить такую жертву? Отказаться от дворца своего лидера и жить в убогом домишке какого-то купца на протяжении всего похода?
— Пока да, мессир.
— Но у тебя хотя бы приемлемое жилье?
— Вполне, мессир.
— Если что понадобится, скажи только слово, и все получишь. — Он задумался и радостно добавил: — Если прибавить к этому твой поступок в ночь драки, который стал легендой, то скоро тебя начнут считать святым покровителем армии. А как только нам удастся убедить людей, мы воплотим в жизнь один необычный план. Вот когда ты очень мне пригодишься. — Он по-отцовски улыбнулся. — Уверен, Бог тебя создал именно для этого. Ты сохранишь мою армию целой, и все будут счастливы.
22
— Отличный дядька! — произнес довольный Отто, когда Грегор закончил свой рассказ о беседе с Бонифацием. — Жаль, что не доведется пожить во дворце, но я горжусь своим братом. Будет чем похвастать.
— Пока ничего не сделано, Отто, — предостерег его Грегор. — Вполне возможно, награда будет нематериальной. Скорее всего, он ограничится простой официальной благодарностью.
Но на следующий же вечер среди воинов разнеслась молва, что Грегор Майнцский схлестнулся с маркизом Бонифацием и потребовал, чтобы всех рыцарей, оруженосцев и пехотинцев наградили за взятие города. Молва разрасталась, и на следующий день за ужином Отто и оруженосцы уже сравнивали две версии: по одной из них, Грегор схватил Бонифация за горло и чуть не вытряс из него душу, а по другой — он поклялся святым Георгом, что не уйдет из Задара, пока не наградят всех воинов.
Грегор разволновался.
— Да ничего подобного не было! Откуда только берутся такие слухи?
— Я тут хвастанул тобой перед несколькими приятелями, — небрежно признался Отто.
Лилиана закатила глаза и протянула поднос с цыпленком, но Грегор даже не заметил этого, настолько был поглощен своими мыслями. Тогда она передала поднос Отто, и тот его принял.
— Отто, тебе вообще не следовало ничего говорить, — сурово произнес Грегор. — Мы ведь даже не знаем, как он собирается поступить.
Отто вонзил зубы в куриную ногу.
— Ничего похожего на те безумные истории, что ходили по городу ближе к вечеру, я не говорил! — запротестовал он, не переставая жевать. — Лишь передал в точности твои слова.
— И мое замечание, что он, возможно, не имел в виду материальные награды? — не унимался Грегор. — Неужели ты не понимаешь, насколько опасно давать несбыточные надежды?
— Я не говорил, будто он обещал что-то определенное! — упорствовал Отто.
— У слухов есть способность обрастать небылицами, господин, — заметила Джамиля и поставила второй поднос между нами; перед Грегором она положила еще и галету.
— Что до меня, то я не вижу в этом особого вреда, — возразил Отто, снова вгрызаясь в курицу. — Самое худшее, что может случиться, — воины выжмут из Бонифация хоть что-то.
— А что, если ему будет нечего отдать? — спросил Грегор, словно повторял упражнение по логике с ленивым учеником.
— Поешьте, мессир, — вмешалась Лилиана, протягивая еще один поднос с целым цыпленком.
Грегор рассеянно поставил его прямо перед собой.
Отто хлопнул его по здоровому плечу.
— Наверняка что-то найдется, братик, он ведь маркиз! Готов биться об заклад на свой кёльнский меч, что мы в конце концов получим немного золотишка!
— Твой кёльнский меч у тебя единственный, — заметил Грегор тоном, предполагавшим, что Отто частенько делал опрометчивые ставки.
— Или хотя бы серебра, — продолжал Отто. — Или если дело обернется совсем плохо и он не сможет сейчас выделить никаких денег, то ему придется вновь завоевывать наше уважение, проявив небывалую щедрость, когда мы доберемся до Святой земли. Мы выгадаем в любом случае — сейчас или позже, причем и в том и в другом случае ничего плохого не произойдет.
Прошло несколько дней, и слухи о том, что Грегор вышел из повиновения, увеличились во сто крат. Так и было задумано — каждый, кто передавал сплетню, раздувал ее еще больше. В конце концов начали говорить, что, если через три дня все франки соберутся на открытой площади, Бонифаций собственноручно вручит каждому воину по серебряной монете в знак благодарности за взятие города. Бонифаций, как особо подчеркивалось, согласился сделать это только потому, что его заставил великий Грегор Майнцский, который — это все знали — не побоялся рискнуть своим добрым именем ради людей.
Джамиля отвела меня в угол, пока Лилиана мыла посуду после обеда, а мужчины занимались на дворе лошадьми, так как вечер выдался светлый и тихий. Поразительно, но Джамиля единственная догадалась, что за всеми этими слухами стою я.
— Ты подумал, что делаешь? — набросилась она на меня.
— Да.
— Будь любезен, потрудись объяснить.
— Нет, — сказал я. — Ты ведь не можешь повлиять на ход событий, так почему тебе не все равно?
— Человеческое любопытство. Мне интересен не только исход, но и то, как работает твоя голова.
Я заулыбался, польщенный, что она уделяет мне внимание, однако ничего ей не сказал. Если бы она не одобрила мой план, то могла бы мне навредить, а рисковать не хотелось.
— Я разобью лютню. И все инструменты, что ты привез из Франции.
— Это удар ниже пояса! — вскричал я и по ее взгляду понял, что она не шутит. — Ладно, — неохотно согласился я, все еще чувствуя себя польщенным. — Тут такое дело… Не знаю, что задумал Бонифаций, но, уверен, что-то недоброе, поэтому Грегору не стоит туда влезать. Следовательно, нужно сделать так, чтобы он стал для Бонифация бесполезным. Он должен лишиться доброго имени.
