Виталий Гладкий - Меч Вайу
Наконец со стороны лагерных кибиток послышалось громкое заунывное пение. Около десятка жриц медленным шагом приближались к могиле. Впереди шла главная жрица племени языгов, высокая костистая женщина с татуированным лицом и длинными распущенными волосами, окрашенными в священный красный цвет.
В руках она держала небольшое каменное изваяние солнцеликого божества, вымазанное кровью жертвенных животных. За нею, скорбно опустив головы, шли младшие жрицы, одетые в черные короткие плащи. Лица их были в ритуальной раскраске. Они несли небольшую зажженную курильницу и две бараньи головы. Скорбная мелодия бередила души воинов, низкие гортанные звуки витали над степью, поднимаясь к хмурому ненастному небу. Где-то вдалеке громыхал гром, над лагерем сармат кружило воронье.
У края могилы жрицы остановились. В полном безмолвии высыпала главная жрица часть горящих углей из курильницы на кучу хвороста, где лежали погибшие. Сухой ковыль задымился, вспыхнул, затем загорелся сушняк, и вскоре высокий огненный столб взметнулся над могилой. Бормоча заклинания, жрица швырнула в огонь бараньи головы; и только тогда задымили костры и под котлами.
Когда мясо сварилось, воины получили по небольшому куску. Запивая вином, торопливо проглатывали свою долю, не забывая при этом бросить в погребальный костер несколько крохотных кусочков мяса и брызнуть вина в жертву богам и покойникам. Затем, набрав полный шлем земли, каждый воин высыпал ее на могилу. Вскоре высокий холм прикрыл останки погибших. Громкие крики военачальников, звон оружия, лошадиное ржание наполнили лагерь сармат. Отряды строились в походные порядки и в клубах пыли уходили в степь. Дамас двинул войско на сколотов…
Тимн, придержав разгоряченного бегом коня, внимательно осмотрел горизонт. С небольшой возвышенности, на которой он находился, была видна сверкающая дуга мелководной речушки, притока Борисфена, редколесье по ее берегам и степь в ржаво-желтых солнечных подпалинах.
Пусто. Лишь вдалеке, у самого горизонта, Тимн заметил быстро передвигающиеся точки.
Присмотревшись, узнал диких лошадей-тарпанов. Что их напугало? Прикинул, откуда бежит табун, начал всматриваться в ту сторону. Вроде все спокойно, но почему там кружит воронье?
Тимн знал, что неподалеку находится один из тайных передовых дозоров. Тщательно укрытые в неглубокой балке лошади дозорных сколотов не были видны даже с холма, где находился Тимн. Там же была и большая куча хвороста для сигнального огня, хорошо замаскированная травой. Кузнец долго раздумывал – показаться или нет на глаза дозорным? – но переборол в себе чувство неуверенности и даже боязни перед будущим, неотвратимо приближавшимся с каждым шагом его скакуна в сторону Старого Города, и тронул поводья, направляя коня к балке. На худой конец, решил Тимн, передам весточку жене и детям, а также Марсагету и повременю с возвращением.
Дозорные его не выдадут – там такая же голытьба, как и он сам.
Неожиданно кузнец рывком натянул поводья – несколько хрупких березок прежде скрывали от его взгляда нечто такое, что теперь заставило бывалого следопыта насторожиться. Высокая, выгоревшая на солнце трава невдалеке от балки шевелилась как-то странно, не в такт с легкими порывами ветра. Стараясь понять причину этого явления, кузнец какое-то время пристально наблюдал за окрестностями балки. Затем, приняв решение, спешился, уложил коня возле березок, не забыв при этом привязать его, потому что чужой скакун еще не признавал Тимна за хозяина и мог просто-напросто сбежать, и нырнул в траву у подножия холма.
Кузнец торопился. Он ящерицей скользил среди травы, изредка останавливаясь, чтобы осмотреться и прислушаться. Озабоченно хмурясь, Тимн вглядывался в просветы между стеблями сухого ковыля, не решаясь окликнуть дозорных: смутные подозрения тяготили его и призывали к осторожности.
Приглушенные крики, звон акинаков, затем предсмертный вопль вдруг прозвучали в балке. «Эх, не успел!» – уткнулся кузнец в землю и едва не застонал от собственного бессилия и нерасторопности: нечто подобное он подозревал с самого начала.
– Эгей! Черный Лис! Ты живой? – негромко спросил чей-то хриплый голос.
– Живой… – ответил кто-то, не таясь и не понижая голоса.
– Уф-ф… – отдуваясь и с подозрением посматривая по сторонам, из балки вылез бородатый человек с серьгой в ухе.
– Что там, Кабан? – голос первого.
– Порядок. Чисто сработали, – ответил тот.
– Скачи к хозяину. Путь свободен, – снова хриплый голос.
– Почему я? – окрысился бородач с серьгой. – Отдохнуть не дают… Не поеду!
– Ладно. Как хочешь. Останетесь здесь вдвоем, – присоединился к нему еще один, одетый в звериные шкуры мехом наружу.
– Другое дело, Одинокий Волк, – осклабился Ка- бан. – Привезите вина.
– Хорошо…
Одинокий Волк вместе с остальными подручными пошел к перелеску.
Тимн лежал недолго: прислушиваясь к негромкой беседе в балке, он осторожно подполз поближе и, приподнявшись, посмотрел вниз. Мертвые дозорные лежали там, где их застали врасплох вражеские лазутчики. А те, посмеиваясь, собирали оружие убитых и делили между собой нехитрое имущество сколотов. Осмотревшись еще раз по сторонам, Тимн поднял лук, достал из колчана стрелу, прицелился. Загудела отпущенная тетива, и один из лазутчиков, вытаращив стекленеющие глаза, рухнул на землю. Второй, взвизгнув, как смертельно раненный заяц, огромными прыжками понесся по дну балки. Но убежать далеко не успел: следующая стрела воткнулась ему под левую лопатку…
Огонь охватил кучу сушняка в мгновение ока. Тимн, не оглядываясь, припустил бегом к своему скакуну. Приладив к седлу оружие соплеменников и бандитов, кузнец поскакал к лесу. Дымный столб поднялся к грозовому небу.
Остолбеневшие от суеверного ужаса лазутчики, возвращавшиеся во главе передового отряда сармат, даже не пытались молить о снисхождении, когда военачальник-аорс в ярости хлестал их боевой нагайкой со свинцовым наконечником. Замысел внезапного нападения на Атейополилс не удался. Но Дамаса это уже не могло остановить.
Первая стычка для сколотов закончилась удачно: военачальник одного из отрядов Дамаса позарился на небольшое стадо овец, в спешке потерянное пастухами, и попал в засаду. Спастись удалось немногим. Сколоты врагов не щадили и в плен не брали – лишние едоки им были ни к чему. Разъяренный Дамас, выслушав донесение военачальника, спасшегося только благодаря замечательной резвости скакуна, ни слова не говоря, проткнул неудачника мечом и, не оглядываясь, ускакал вперед, туда, где сотрясала земную твердь железная поступь тяжелой конницы сармат.
