Александр Сурков - Пираты сибирского золота
Тот почти три недели стерёг Корявого, пока его приятели в посёлке добывали снаряжение и продукты, продав самородки, забранные у сидельца и убиенного. Уходя с зимовья, они и своего другана не пожалели. Труп его закопали, вырыв яму прямо в зимовье . Вот такие дела. Как говорится, не рой другому яму — сам в ней сгниёшь.
С этого времени они сдружились и много лет работали вместе, разошлись не по вражде или ссоре, а в силу обстоятельств и плохо друг о друге не только не говорили, а даже в мыслях не держали.
Заброшенное зимовье
(Из воспоминаний старца Василия)
К Николе зимнему старатели, вернувшиеся после тяжёлого сезона промывки золота и, по большей части, прогуляв деньги, полученные за металл, по-утихомирились. Семейные, а потому более степенные, занялись починкой жилищ, заготовкой леса и подлёдным рыболовством. В разросшемся посёлке чаще стучали топоры и звенели пилы, чем слышались разгульные песни и стрельба по пьяному делу.
К празднику в усадьбе Сурова готовились серьёзно. Ждали обоз из Иркутска. У промышленника по результатам сезона промывки не хватало полпуда золота, которое он обязался поставить кабинету в качестве уплаты за новый участок. Участок могли отобрать, а он только обустроил прииск и начал вскрышные работы. Старец приболел, и беседу они вели один сидя в кресле, а другой лёжа на тахте. Демьяныч обрадовал Василия тем, что с обозом должен приехать врач с хорошими китайскими лекарствами, которые его враз поднимут, и возвращающийся на пару недель сын, который наладил в Иркутске пробирное дело. После чего спросил совета:
— Как найти полпуда металла, когда все старатели уже всё продали и в посёлке незанаряженного золотого песку нет?
Василий, прихлёбывая чай с малиной и кислицей, задумчиво помолчал, а потом, как бы вспомнив (на самом деле он ничего и никогда не забывал) что-то, заговорил:
— Ты мой спаситель, и я живу как у Христа за пазухой при тебе уже не один год. Осталось мне недолго.
— Что ты, что ты, вот лекарь приедет, он светило в медицине, учился в Китае и на Тибете вылечит, ещё плясать будешь, — воскликнул с жаром Суров.
Этот лекарь со всеми его лекарствами и проездными, а также гонораром стоил купцу что табун лошадей. Купец хотел, чтобы, кроме старца, приезжающий и его попользовал. Временами Демьянычу самому было худо, а причины он не знал. Старик выслушал сказанное и спросил, знает ли купец Каборожью падь, что у падуна[48] Буйного. Тот ответил, что о падуне слышал, но там никогда не был — далековато.
— Однако там есть золотая схоронка, пуда на два металла.
Глаза купца загорелись. Он поскучнел и проворчал:
— Падь-то где, а мы где, да и зима. На что старец заметил:
— Тебе металл зело нужен или ты просто для разговора у меня?
— Стал бы я тебя по безделице беспокоить.
— Если металлишко надо — сбегаешь и вернёшься, и холода здесь не к месту. Только условие у меня к тебе будет. Ехать с сыном и нашего сторожа третьим возьмёшь — Харитона. Куда, зачем — на охоту сына побаловать, он, чай, в настоящей таёжной зиме и не бывал. По Витиму вниз по льду на оленях до устья Перентуя, там вверх по реке ещё вёрст сто двадцать. Здесь у якутов сменишь оленей. Своих оставь и одной упряжкой далее. Карту я тебе дам. Якутов на эти места с собой не бери, да они и не пойдут. Идите втроём, оглядываясь. Если кто увяжется — закопать! Кто попало туда не ходит, — жёстко сказал старец. — Места суровые. Не дай те Бог навести на это место чужака. В нартах с собой только тёплая одежда, шатёр, кукули, лыжи — оружие при себе — забери мои пистолеты под доху. Продукты в зимовье есть, хоть до весны живи. Однако не задерживайся. И вот ещё что. Возьми с собой две фляжки со спиртом.
Он многозначительно посмотрел на вздрогнувшего от воспоминаний купца.
— А вот и порошочек. Сдобришь спиртик-то в той обтянутой кожей фляжке. Чай они у тебя в сохранности?
У Сурова защемило в груди.
— Золото в суконных мешочках разложено по полпуда. Теперь о тайнике.
Он рассказал, как его найти, вскрыть и закрыть. Предупредил о том, что бы он там ни увидел — должно стереться из его памяти навсегда. Это дела прошлые, угрюмые. Пусть уходят в небытие.
— А что я там могу увидеть такого особенного? — спросил Константин Демьяныч.
— Что тебе ответить, забыл, давно это случилось. Однако может ты помнишь ватагу вольных старателей, удачливого Яшку Цыгана, который набирал артель и всем аванс выдал немалый. Снарядился и ещё по зиме ушёл в тайгу. Тому уж лет двадцать пять как.
Суров вспомнил этот случай.
— Дак никто из них — более двадцати душ — по осени из тайги не вышел, — продолжал старец. — Удивляло то, что и слухов про них никаких не ходило. Сгинули людишки. А ведь этому Яшке я денег на снаряжение и авансы дал. Место мне дурной якут указал. Головой он болел. Взрослый мужик, а как семилетний пацан. Здоровые якуты туда не ходили из-за своих духов. Жилище-де у них в этих местах. Этот полоумный олешке ездовому рога облепил пластинками золота, плющенного на камне. Я его встретил перед стойбищем, верстах в трёх, дал водки и уговорил, как детей малых уговаривают. Припас у меня был, так он и привёл меня в эту Каборожью падь. Показал, где пластинки золота плющил. Эти пластинки прямо в ручье собирал. А размером они были от полутора до почти трёх дюймов — чисто плоские такие самородочки, да и жила, из которой они сыпались, ручейком подмывалась. Я его каждое утро поил чаем со спиртом. Вот он целый день и спал. Я в то время лазил окрест и попробовал на золотце все притоки. Золото в них было, но малое.
А в том месте, где этот златокузнец обряжал своего оленя, под самым бережком я ямку вырыл в аршин[49] глубиной, помыл в ковшичке и вынул из гравия дюжину таких пластинок. Уж на золотой песок в шлихе и не глядел — смыл его в ручей. Такие ямки я понарыл числом
16 вниз по ручью и везде 5–8 самородочков и на дне ковша песочку по золотишку с лихом. Семнадцатая яма мне не далась. Её водой залило, я только четверть ковша набрал, да и глубже она была. Эта малость породы дала, 42 доли[50] золотого песочка. Водка у меня кончилась, и якут помер.
— Как помер? — поднял глаза Суров.
— Как, как — взял да и помер. Схоронил я его, болезного, с эфтими золочёными оленьими рогами. Оленя съел. Уходил оттедова, обходя якутские стойбища. Вот туда-то я и подрядил ватагу золотничков Яшки Цыгана, мне добыть ещё золотишка. За месяц вычистили участок до коренного плотика, благо он был там на глубине от пол-аршина до сажени вниз по ручью. Зимовье построили — хоромы с печкой. Полати на всю артель. Промывочный шлюзок обустроили длиной в три сажени, шириной почти аршин. Пристроили в русло ручейка, так что он сам мыл золотце, только породу — речники подкидывай, да гребками гальку сбрасывай. Вот и изладили к осени верхнюю часть россыпи вчистую.
