Николай Свечин - Московский апокалипсис
Долго, стараясь не шуметь, отряд пробирался к своему укрытию. Когда дошли, оказалось, что возле колодца их ожидает Степанида.
— Сила Еремеевич, — сказала она ещё издалека. — Чегой-то сердце у меня кольнуло… Все ли целы? Как там мой Федотушка?
Глава 6
По приказу военного командования…
Весь день партизаны занимались подготовкой похорон. Когда Степанида отрыдала своё, то заявила, что упокоит мужа на Рогожском кладбище. Тюфякин был старообрядцем-беглопоповцем.
Утром тело Федота доставили на Поварскую. Шестеро «отчаянных», вооружённые до зубов, не таясь, промаршировали до его квартиры. Сидельца долговой ямы несли на ковре, взявши его за углы. Вдова шла рядом и уже не плакала, сдерживалась. Саксонцы высовывались из окон. Разглядев, кто идёт, они прятались и запирались изнутри. Попавшийся навстречу патруль счёл за лучшее убраться в переулок. И не удивительно! Впереди шли Саша-Батырь с саблей наголо и Сила Еремеевич со штуцером наперевес; лица у обоих были очень внушительные…
Занеся Федота в дом, егерь тут же отправился проверять церковь. Он по-хозяйски облазил её всю и не нашёл, к чему придраться. Казнь полковника, видимо, произвела сильное впечатление. На двор робко вышел тот самый солдат, что намывал алтарь. Гусары прислали его объяснить, что в засаде они сидели не по своей воле, а условия русских все выполнили в срок! Сила Еремеевич велел приладить выломанную дверь, и партизаны удалились.
Потом Степанида пошла на Рогожу договариваться насчёт отпевания и могилы. С ней, будто бы для охраны, увязался староста нищих. Было заметно, что баба ему нравится. Не теряя времени даром, он начал подбивать клинья. Вдова держала себя строго, как подобает. По мелким деталям, однако, партизаны подмечали, что дела Саловарова не безнадёжны…
Отчаянов велел взять с ледника полтуши черкасского быка и ведро мороженой клюквы. Прихватили также муку и всё необходимое для выпечки. Маша взялась за фабрикацию мясных пирогов и клюквенного взвара. Ещё унтер-офицер приказал выкатить трёхведерный бочонок водки — на помин души погибшего товарища.
Партизаны снова сходили на Поварскую — отнесли провизию и оставили девушку готовить поминальный обед. А потом вдруг Отчаянов предложил Петру с Сашей помыться в бане. Те удивились — неужели в разрушенном городе это сейчас возможно? Оказалось, что вполне. Грязные, завшивевшие, беглецы охотно согласились.
Когда на улице стало темнеть, трое русских вышли на бульвар. Из оружия они взяли с собой ножи и пистолеты. Вечером на Тверском не обнаружилось ни одного патруля. Шатались туда-сюда москвичи и — большими группами — французы, но никто никого не задирал. На перекрёстках горели костры и грелись часовые, но прохожих они не останавливали и не проверяли. Шла потаённая ночная жизнь. Гвардейцы в медвежьих шапках, воровато озираясь, вели куда-то упирающуюся свинью. Итальянец на углу Козицкого продавал дорогой эстрагонный уксус. Несколько бородачей дружески поздоровались с Отчаяновым, перекинулись парой слов и ушли в темноту. «Партизаны, как и мы», — пояснил он. — «На Тишинке обосновались, а за старшего у них ефрейтор Симбирского полка». На Большой Дмитровке им встретилась шайка явных по виду разбойников. Разглядев внушительную Сашину фигуру, они прижались к стене. Проходя мимо, Батырь отвесил одному крепкую оплеуху. Тот принял это как должное и только крякнул…
— За что ты парня? — спросил егерь.
— Царя мне задолжал и не отдаёт!
— Какого ещё царя?
— Ну, рупь по вашему.
— Бутырский должок-то?
— Ага!
Наконец они пришли на зады Театральной площади, туда, где Неглинная выходит из трубы. Здесь расположилось несколько торговых бань, в том числе и семейные номера Никитина. Пётр слышал о них, но сам ни разу не бывал. Оказалось, что банное дело Никитина процветает, несмотря на войну. Днём у него купаются французские офицеры, а ночью — все остальные желающие.
В банях Силу Еремеевича ждали. Его с товарищами провели в дворянский номер и закрылись изнутри. Ахлестышев, почёсываясь от нетерпения, осмотрелся. В раздевальне, очень чистой и хорошо натопленной, стояли кожаные диваны. В углу на комельке курились ароматные травы: то ли мята, то ли душица. Молодой парень снял с Петра верхнюю одежду и, бережно поддерживая, словно больного, отвёл в следующую комнату. В ней было ещё жарче. На паркетном полу стояли деревянные скамьи, крытые дорогой кожей. На столике сгрудились аптечные склянки, чашки с настоями, и возвышался большой кувшин квасу. Два голых мужика, одетые лишь в короткие холщовые передники, взялись за клиента. Банщики были сложены, как геркулесы: великолепная мускулатура, ни золотника жира. Длинные бороды их доходили до живота, придавая мужикам вид былинных богатырей. Быстро и ловко они раздели Ахлестышева донага, приподняли и на руках понесли в третью комнату. Там обнаружились наполненные водой мраморные ванны. Позади раздался недовольный рык. Пётр оглянулся. Саша-Батырь пытался вырваться из крепких объятий своих банщиков. Не обращая на это внимания, те спокойно управились с сопротивлением гиганта. Легко, как пушинку, они подняли огромную тушу и аккуратно погрузили в одну из ванн. Через секунду в воду опустили и егеря — тот не сопротивлялся, а блаженно щурился.
В ваннах партизаны грелись полчаса. Мужики плескали на каменку и подливали кипятку. Давно не мывшийся Ахлестышев почувствовал невероятную негу… Наконец один из банщиков стал чесать ему голову. Потом, осторожно раздвигая волосы, он намылил Петру шевелюру душистым мылом и трижды промыл её водой со щёлочью. Выдернув пробку, банщик слил грязную воду, после чего со знанием дела стал мять клиенту различные части тела (то, что у французов называется «массаж»). Пётр только охал от удовольствия. Затем на четверть часа его оставили в покое, лишь поддавали пару. После отдыха беглого каторжника снова подняли на руки и положили на скамью. Вытерли насухо фланелью, и банщик принялся сильно растирать его жёсткой рукавицей. Всё тело ныло, каждая косточка отзывалась приятной болью. Даже кровь, казалось, охотнее побежала по жилам. Второй банщик намазал Ахлестышева эссенцией с запахом липы, после чего растёр уже мягкой рукавицей. Наконец мужики подняли клиента и поставили на мраморный пол. К удивлению Петра, тот оказался тёплым — каким-то образом его подогревали снизу. Размятого и отскобленного от грязи партизана трижды облили тёплой водой и, опять же на руках, отнесли в раздевальню. Там на диванах уже сидели Отчаянов и Саша-Батырь. Они пили ледяной квас и светились от удовольствия. Пётр потребовал рюмку мадеры и получил её. Пока все трое мылись, их бельё выстирали и прокалили утюгами, избавив от вшей. Впервые за много дней бывший сибарит мог не чесаться…
