Эрнест Капандю - Рыцарь Курятника
— Откуда вы приехали?
— Из Страсбурга.
— Вы живете в Страсбурге?
— Нет.
— Когда вы уехали оттуда?
— Неделю назад. Из Страсбурга до Парижа я ехала, не теряя ни минуты.
— Вы очень торопились?
— Очень.
— Могу я вас спросить, зачем вы приехали в Париж и почему так торопились?
— Можете.
— Я спрашиваю вас.
— Вы имеете на это право, но я могу не отвечать.
— Откуда вы приехали в Страсбург?
— Из Келя.
— Вы там живете?
— Я никогда там даже не останавливаюсь.
— Но вы сказали, что вы приехали из Келя?
— Я приехала в Страсбург из Келя, а в Кель из Тюбингена, а в Тюбинген из Ульма, а в Ульм из…
— Милостивая государыня, — перебил начальник полиции, — эти шутки неблагоразумны.
— Я не шучу, — сказала молодая женщина, — я скучаю…
Она поднесла платок к губам, чтобы скрыть зевоту.
— Мне очень жаль, что я вам так надоедаю, — продолжал де Морвиль, — но это необходимо.
Молодая женщина снова поднесла платок к губам, потом небрежно уселась в кресло.
— Я совершила длительное путешествие, — сказала она, прикрыв глаза, — и как ни весел ваш любезный разговор, я с сожалением признаюсь, что у меня нет сил его поддерживать.
— Я должен вас допросить, — с нажимом сказал Морвиль.
— Допрашивайте, только я отвечать не стану.
— Но сударыня…
— Говорите сколько хотите, я вас не прерываю, с этой минуты я буду безмолвствовать.
Слегка поклонившись головой своему собеседнику, молодая женщина уселась поудобнее в кресле и закрыла глаза. Закутавшись в свою дорожную накидку, со спокойным лицом, освещенным огнем восковых свеч, она сидела, опустив длинные ресницы на бархатистые щеки. Молодая женщина была восхитительно грациозна в своей непринужденной позе. Фейдо де Морвиль смотрел на нее несколько минут, потом тихо подошел к ней и продолжал:
— Повторяю вам: мне жаль мучить вас таким образом и лишать вас отдыха, но я должен действовать так — служба королю прежде всего. К тому же, в приключении нынешней ночи есть один пункт, который необходимо объяснить.
Молодая женщина не отвечала и не двигалась.
— Графиня, — продолжал начальник полиции, — я прошу вас обратить внимание на мои слова.
То же молчание, та же неподвижность.
— Графиня Потоцкая, — продолжал де Морвиль более повелительным тоном, — именем правосудия я требую, чтобы вы мне отвечали.
Графиня, казалось, спала спокойным сном.
Де Морвиль нетерпеливо пожал плечами. Он подождал с минуту, сдвинув густые брови, потом поспешно перешел в другую комнату и схватил шнурок от звонка, висевший на стене. Затем он повернулся к графине. Она по-прежнему была неподвижна, и дыхание ее было ровным, как у спящего человека. Де Морвиль топнул ногой и сильно дернул за шнурок. Графиня, по-видимому, не слыхала громкого звонка. Слуга отворил дверь.
— Где Марсиаль? — спросил начальник полиции.
— На дворе, — отвечал слуга.
— Пусть он сейчас же придет.
Слуга исчез. Де Морвиль обернулся к спящей молодой женщине.
— Неужели она действительно настолько устала после дороги? Или играет комедию, бесстыдство которой оправдало бы все наказания? — пробормотал он. — Кто эта женщина? Что значит это странное приключение?
Дверь тихо отворилась.
— Марсиаль! — доложил слуга.
— Пусть войдет, — отвечал начальник полиции, сделав несколько шагов вперед.
Бригадир объездной команды, тот самый, который остановил карету и так удивился, отворив ее дверцу на дворе особняка начальника полиции, вошел, кланяясь, в гостиную. Де Морвиль повелительным жестом руки указал на графиню и сказал:
— Марсиаль, вы остановили у Сент-Антуанских ворот эту самую даму?
— Нет, — отвечал он, — когда я остановил карету, то этой дамы в ней не было.
— Вы в этом уверены?
— Совершенно уверен.
— Но если ее не было в карете, где же она была?
— Я не знаю.
— Но кто же был в карете? Ведь там был кто нибудь?
— Был, господин начальник полиции, — мужчина.
— Мужчина! — закричал Морвиль.
— Мужчина, из той же плоти, что вы и я.
— Мужчина… — повторил Морвиль.
Марсиаль утвердительно кивнул головой.
— Но куда же делся этот мужчина?
— Я не знаю.
— Это невозможно!
— Господин начальник полиции, когда я остановил почтовый экипаж, в нем сидел только молодой человек с черными усами. Если я говорю неправду, велите меня повесить.
— Но как же объяснить, что этот молодой человек исчез, а эта дама одна очутилась в карете?
— Не понимаю!
— Вы отъезжали от кареты?
— Ни на минуту.
— С той минуты, как ее остановили, и до того времени, как она въехала во двор моего особняка, останавливалась ли она?
— Ни на секунду.
— Караул был?
— Карета была окружена моими солдатами. Я в точности исполнил полученные приказания.
— Вы сейчас осматривали карету?
— Абсолютно всю. Я снимал скамейки, сорвал обивку, осматривал кузов — и ничего не нашел.
— Ничего?
— Ни малейшего следа, дающего возможность понять совершившееся превращение. Ничего, абсолютно ничего. И повторяю вам, я все осмотрел.
Во время объяснений бригадира объездной команды де Морвиль быстро повернулся к молодой женщине. Графиня, без сомнения, ничего не слышала, так как продолжала спать спокойным сном, который доказывал либо чистую совесть, либо очень смелый ум. Начальник полиции снова обратился к бригадиру:
— Итак, вы уверяете, что в тот момент, когда вы остановили карету и заперли дверцу, в карете сидел мужчина?
— Ручаюсь своей головой! — сказал Марсиаль.
— И этот мужчина был один?
— Совершенно один.
— А в тот момент, когда вы здесь отворили дверцу, вы увидели женщину?
— Да, это была женщина.
— Следовательно, мы не знаем пола той особы, которая сидела в карете. Должно быть, эта особа — путешественник или путешественница — переоделась в дороге…
— Совершенно верно.
— Это можно было сделать в карете?
— Конечно.
— Не выброшено ли платье на дорогу?
— Господин начальник полиции, — сказал Марсиаль, — ставни были закрыты, значит, ни в дверцы, ни в переднее окно ничего нельзя было выбросить. К тому же почтовый экипаж был окружен верными людьми, внимательно караулившими его. Значит, полный мужской костюм, от башмаков до шляпы, невозможно было выбросить на дорогу даже лоскутками. Притом, в какое отверстие могли их выбросить? Я сейчас осматривал карету и, если вам угодно…
