Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
Молодой человек встрепенулся.
— А теперь, — сказала Берта, — прошу вас, переменим тему нашего разговора: на такие вопросы я больше отвечать не буду, поскольку, как сказал бедный Тенги, вы не из наших, господин Мишель.
— Но о чем же мне тогда говорить с вами? — спросил молодой человек; он совсем пал духом, видя, как сурова с ним Берта.
— О чем вам говорить со мной? Да обо всем на свете! Сегодня такая дивная ночь — говорите о ночи; ярко светит луна — говорите о луне; в небе сверкают звезды — говорите о звездах; небо безоблачно — говорите о небе.
И девушка, подняв голову, устремила неотрывный взгляд на прозрачный небосвод.
Мишель глубоко вздохнул и, не проронив ни слова, зашагал рядом с нею. Что мог сказать ей он, городской, книжный человек перед лицом величественной природы, которая была ее стихией? Разве был он, подобно Берте, с самого детства приобщен ко всем чудесам Творения? Разве видел, подобно ей, все оттенки разгоравшейся зари и заходившего солнца? Мог ли он, подобно ей, распознавать таинственные звуки ночи? Когда жаворонок возвещал о пробуждении природы, разве понимал он, о чем говорит жаворонок? Когда в сумерках разливалась трель соловья, наполняя весь мир гармонией, разве понимал он, о чем говорит соловей? Нет, он знал ученые премудрости, о чем не ведала Берта; но девушке были известны премудрости природы, чего не знал Мишель.
О! Если бы девушка заговорила, с каким благоговением он бы ее слушал!
Но, на его беду, Берта молчала; ее переполняли мысли, которые исходят из сердца и находят выход не в звуках и словах, а во взглядах и вздохах.
А молодой человек погрузился в мечты.
Ему представилось, что он шел вдвоем не с суровой и резкой Бертой, а прогуливался с нежной Мари; вместо этого одиночества, в котором Берта черпала силу, рядом шла Мари, и, постепенно слабея, опиралась на его руку…
О! Вот когда бы слова у него полились потоком! Вот когда бы он мог столько всего сказать о ночи, о луне, о звездах и о небе!
С Мари он был бы наставником и повелителем.
С Бертой он был учеником и рабом.
Около четверти часа молодые люди шли молча, как вдруг Берта остановилась и знаком приказала Мишелю последовать ее примеру.
Молодой человек выполнил ее приказ: с Бертой его уделом было повиновение.
— Слышите? — спросила Берта.
— Нет, — произнес Мишель, покачав головой.
— А я слышу, — насторожившись, с загоревшимся взором прошептала девушка.
И она снова внимательно прислушалась.
— Но что же вы слышите?
— Это скачет моя лошадь и лошадь Мари; меня кто-то ищет. Есть какие-то новости.
Она вновь напрягла слух:
— Это Мари меня ищет.
— Как вы это определили? — спросил молодой человек.
— По бегу лошадей. Прошу вас, ускорим шаг.
Стук копыт быстро приближался, и минут через пять в темноте они различили какие-то фигуры.
Это были две лошади и женщина: сидя верхом на одной лошади, женщина держала другую за уздечку.
— Я же говорила вам, что это моя сестра, — произнесла Берта.
В самом деле, молодой человек узнал Мари не столько по фигуре девушки, появившейся из темноты, сколько по частым ударам своего сердца.
Мари тоже узнала Мишеля — об этом нетрудно было догадаться по удивлению, написанному на ее лице.
Было очевидно, что она рассчитывала застать сестру одну или с Розиной, но никак не в обществе молодого барона.
Мишель заметил, что девушка никак не ожидала его увидеть здесь, и сделал шаг вперед.
— Мадемуазель, — обратился он к Мари, — я встретил вашу сестру, когда она направлялась к больному Тенги, и, чтобы ей не ходить одной, проводил ее.
— И отлично сделали, сударь, — ответила Мари.
— Нет, ты не понимаешь, — со смехом возразила Берта, — ему кажется, что он должен извиниться за меня или, быть может, за себя. Придется простить бедного мальчика. Он получит изрядную нахлобучку от матери!
Затем она оперлась на седло Мари.
— В чем дело, блондинка? — спросила она.
— Дело в том, что марсельский мятеж провалился.
— Я знаю. Мадам уплыла на корабле.
— А вот и неправда!
— Как? Неправда?
— Мадам заявила, что раз уж она приехала во Францию, то больше ее не покинет.
— Ты не ошибаешься?
— Нет; сейчас она направляется в Вандею, если уже не прибыла туда.
— Откуда вам это стало известно?
— Из письма, доставленного в замок Монтегю сегодня вечером во время собрания, когда все уже предавались отчаянию.
— Храбрая душа! — восторженно воскликнула Берта.
— Поэтому отец понесся оттуда во весь опор, а вернувшись и узнав, где ты, приказал мне взять лошадей и поехать за тобой.
— Вот и я! — воскликнула Берта.
И она вставила ногу в стремя.
— Ты что же, не простишься со своим бедным рыцарем? — спросила Мари.
— Напротив.
И Берта протянула руку молодому человеку, а он медленно с грустным видом приблизился к ней.
— Ах, мадемуазель Берта, — едва слышно произнес он, пожимая ей руку, — как я несчастен!
— Отчего вы несчастны?
— Оттого, что я не один из ваших, как вы только что выразились.
— А кто вам мешает стать им? — спросила Мари, в свою очередь протягивая ему руку.
Молодой человек схватил эту руку и поцеловал ее с двойным жаром: любви и признательности.
— О да, да, да! — сказал он тихо, чтобы его могла расслышать только Мари. — Ради вас и вместе с вами!
Но рука Мари вырвалась из рук молодого человека из-за резкого движения лошади.
Берта, пришпорив своего коня каблуком, хлестнула прутом по крупу лошади своей сестры.
Всадницы взяли с места галопом и, словно тени, исчезли в темноте.
Молодой человек остался одиноко стоять посреди дороги.
— Прощайте! — крикнула Берта.
— До свидания! — крикнула Мари.
— О да, да! — ответил он, протягивая руки к двум уносящимся силуэтам. — До свидании, до свидания!
Девушки продолжали путь, не произнося ни слова.
И только когда они уже были у ворот замка, Берта сказала:
— Мари, ты будешь смеяться надо мной.
— Отчего же? — спросила Мари, невольно вздрогнув.
— Я люблю его, — сказала Берта.
Из груди Мари едва не вырвался горестный крик.
Но у нее хватило сил сдержать его.
«А я крикнула ему “До свидания”, — подумала она. — Дай Бог, чтобы мы больше не свиделись».
XIII
КУЗИНА, ЖИВУЩАЯ ЗА ПЯТЬДЕСЯТ ЛЬЁ
На следующий день после описанных нами событий, то есть 7 мая 1832 года, в замок Вуйе съехалось множество гостей.
