Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
Словно догадываясь о невероятной скорости, с какой молодой человек спешил к ней, Берта вышла и стояла на пороге в ожидании своего гонца; она знала, что он никак не мог вернуться раньше чем через полчаса, но все же прислушивалась.
Ей показалось, что она слышит вдали чьи-то почти неуловимые шаги.
Невозможно было поверить, что молодой барон вернулся так быстро, и все же она ни на секунду не усомнилась в том, что это был именно он.
В самом деле, минуту спустя она увидела, как появился во тьме его силуэт, и в то же самое время он, не сводя глаз с двери, но не веря своим глазам, заметил ее, стоявшую неподвижно с рукой, прижатой к сердцу, которое впервые забилось часто и громко.
Когда молодой человек предстал перед Бертой, он, словно грек из Марафона, был без голоса, без сил, без дыхания: еще немного — и он, подобно ему, рухнул бы, если не мертвым, то без чувств.
У него хватило сил только сказать:
— Доктор сейчас приедет.
А затем он, чтобы не упасть, оперся рукой о стену.
Если б он был в состоянии говорить, он воскликнул бы: «Вы ведь расскажете мадемуазель Мари, что из любви к ней и к вам я пробежал два с половиной льё меньше чем за час?» Но он не мог вымолвить ни слова, поэтому Берта должна была подумать — и подумала, — что ее посланец совершил этот подвиг ради нее одной.
Радостно улыбнувшись, она достала платок.
— Боже! — воскликнула она, осторожно вытирая пот с лица молодого человека и стараясь не прикасаться к ране на лбу. — Как же я огорчена, что вы так близко к сердцу приняли мою просьбу поторопиться. До чего вы себя довели?
Затем, словно мать, бранившая непослушное дитя, пожав плечами, с бесконечной теплотой она произнесла:
— Какой же вы еще ребенок!
В слове «ребенок» прозвучала такая невыразимая нежность, что Мишель вздрогнул.
Он взял руку Берты.
Рука была влажной и дрожала.
И тут с дороги послышался шум приближавшейся двуколки.
— Ах! Вот и доктор, — сказала Берта, отстраняя руку молодого человека.
Он взглянул на нее с удивлением. Почему она отстранила его руку? Ему не дано было понять, что творилось в сердце девушки, однако он смутно догадывался, что если она оттолкнула его руку, то не из ненависти, не из отвращения, не от гнева.
Берта вошла в дом — вероятно, чтобы сообщить больному о приезде врача.
Мишель остался стоять в дверях в ожидании доктора Роже.
Видя, как доктор подъезжает в плетеной двуколке, смешно подпрыгивающей на ухабах, Мишель лишний раз порадовался, что решил вернуться пешком.
Правда, если бы Берта, услышав стук колес, зашла в дом, как она сделала только что, она бы не заметила молодого человека в этом вульгарном экипаже.
Может быть, если бы она его не увидела, то осталась бы стоять у дверей ждать, пока он не появится?
Мишель подумал, что это более чем вероятно, и ощутил в своем сердце если не жар утоленной любви, то, во всяком случае, теплоту удовлетворенного самолюбия.
XII
ПОЛОЖЕНИЕ ОБЯЗЫВАЕТ
Когда врач вошел в комнату к больному, Берта снова заняла свое место у изголовья кровати.
Вначале доктора Роже изумила эта очаровательная фигура, напоминавшая ангелов германских сказаний, склонявшихся над умирающими, чтобы принять их души.
Но в тот же миг он узнал девушку: заходя в бедную крестьянскую хижину, он редко не встречал там Берту или ее сестру, вставших между умирающим и смертью.
— О доктор! — сказала она. — Идите, идите скорее! У бедного Тенги начался бред.
В самом деле, больной впал в сильнейшее возбуждение.
Доктор подошел к кровати.
— Полно, друг мой, — сказал он, — успокойтесь!
— Оставьте меня, оставьте! — ответил больной. — Мне надо вставать, меня ждут в Монтегю.
— Нет, дорогой Тенги, — возразила Берта, — пока еще нет…
— Ждут, мадемуазель, ждут! Это должно было случиться сегодня ночью. Если я останусь здесь, кто же передаст сообщение из замка в замок?
— Молчите, Тенги, молчите! — воскликнула Берта. — Подумайте, ведь вы больны и у вашей постели находится доктор Роже.
— Доктор Роже из наших, мадемуазель, при нем можно говорить все. Он знает, что меня ждут, он знает, что мне без промедления надо встать, он знает, что я должен идти в Монтегю.
Доктор Роже и Берта обменялись быстрыми взглядами.
— Масса, — сказал доктор.
— Марсель, — ответила Берта.
И оба в одно мгновение порывистым движением протянули друг другу руки и пожали их.
Берта вновь повернулась к больному.
— Да, верно, — сказала она ему на ухо, — доктор Роже один из наших, но здесь есть и посторонние…
Она понизила голос до шепота, чтобы ее мог слышать один лишь Тенги.
— И этот посторонний, — добавила она, — молодой барон де ла Ложери.
— А! Правда ваша, — ответил больной, — он-то посторонний. Не говорите ему ничего! Куртен — предатель. Но если я не пойду в Монтегю, кто же туда пойдет?
— Жан Уллье! Не беспокойтесь, Тенги.
— О! Если пойдет Жан Уллье, — сказал больной, — если пойдет Жан Уллье, мне туда ходить нет надобности! На ногах он стоит твердо, глаз у него острый, а ружье бьет без промаха!
И он расхохотался.
Но этот взрыв смеха, казалось, исчерпал его силы, и он снова упал на кровать.
До молодого барона донесся этот разговор; впрочем, расслышав его далеко не полностью, он ничего в нем не понял.
Однако он разобрал слова: «Куртен — предатель!» — и, поймав на себе взгляд девушки, говорившей с больным, догадался о том, что речь шла о нем.
Он подошел ближе, сердце у него сжалось; он почувствовал, что от него что-то скрывают.
— Мадемуазель, — обратился он к Берте, — если я вас стесняю или если я вам просто больше не нужен, вам только надо намекнуть — и я исчезну.
В этих скупых словах прозвучала такая печаль, что Берта растрогалась.
— Нет, — сказала она, — нет, останьтесь. Напротив, мы еще нуждаемся в вас, вы поможете Розине выполнить предписания доктора Роже, пока я буду говорить с ним о лечении нашего больного.
Затем она обратилась к врачу.
— Доктор, — произнесла она едва слышно, — займите их; позже вы скажете мне то, что знаете вы, а я вам — то, что знаю я.
Затем она обернулась к Мишелю.
— Не правда ли, друг мой, — произнесла она так ласково, как только могла, — не правда ли, что вы хотите помочь Розине?
— Я сделаю все, что вы мне скажете, мадемуазель, — ответил молодой человек, — приказывайте, и я все исполню.
— Вот видите, доктор, — заметила Берта, — у вас два преданных помощника.
Доктор поспешил к своей двуколке и принес оттуда бутылку сельтерской воды и мешочек сухой горчицы.
