Тайна Моря - Стокер Брэм

Эта сторона Марджори была для меня внове — такая свежая и завораживающая. С каждым часом в ее характере проявлялось больше достоинств и красот, интеллектуальных даров, бесконечного богатства сердца.

Когда она замолчала, я взял ее руку в свою — она не возражала — и поцеловал. Я молвил лишь одно слово: «Марджори!» — но его было довольно. Я видел это в ее глазах, и мое сердце запело.

Затем в нас обоих словно пробудилась новая жизнь. Мы вместе пошли к велосипедам и молча сели. Через несколько минут быстрой поездки под уклон мы снова весело заговорили. Лично я пребывал в восторженном расположении духа. Даже самый мнительный любящий ни с чем бы не спутал такой взгляд в глазах своего возлюбленного человека. Если любовь когда-либо говорила в красноречивом молчании, то в тот момент, и все сомнения в моем сердце растаяли, как ночные тени бледнеют перед рассветом. Теперь я был готов ждать сколько угодно. Она тоже выглядела счастливой и безоговорочно радовалась всем приятным пустякам, что дарило наше путешествие. А пустяков тех было в достатке. Пока мы спускались по долине реки Ди, мимо проносились горы, а по ним, как будто языками пламени, взбегал темный сосновый бор, выделяясь на фоне их угрюмости сиянием травы и вереска, что пробивались между скал, и каждый поворот открывал новый пейзаж умиротворенной красоты. Из-под сени величественных лесов замка Крейтс мы видели, как далеко на востоке синей лентой бежит река, а по обе стороны от нее расстилаются поля, сады и леса. Мы всё мчались, упиваясь каждым мгновением, пока наконец после миль темных лесов не прибыли к большому каменному мосту и не окончили нашу прогулку на гранитной брусчатке Абердина.

Мы успели незадолго до прибытия поезда, поэтому, оставив велосипеды в гостинице «Пэлас», отправились встречать миссис Джек на платформе.

В назначенный час мы встретили ее и проводили в гостиницу. На лестнице Марджори, отстав от своей компаньонки на половину пролета, прошептала мне:

— Сегодня ты был хорошим мальчиком, очень хорошим, и уже скоро тебя ждет награда.

Когда она протянула мне руку, я прошептал:

— Теперь я готов ждать, Марджори; дорогая Марджори!

Она запунцовела, и улыбнулась, и сбежала наверх, приложив к губам все тот же предостерегающий палец.

Мы договорились, что я поужинаю с миссис Джек и «ее подругой», поэтому я поднялся в свой номер переодеться. Выждав, как мне казалось, приличествующее время, я спустился, нашел отведенную нам приватную гостиную и постучался. Ответа не было, и я постучал вновь; так ничего и не дождавшись, я решил, что дамы еще не спустились, и вошел.

В комнате было пусто, но на столе, накрытом к ужину на троих, ждала записка почерком Марджори, адресованная мне. С упавшим сердцем я открыл ее и стоял несколько минут в изумлении. Начинаясь без обращения, она сообщала следующее:

Положение было как разочаровывающим, так и унизительным, постыдным. Оставаться гостем на таких условиях попросту смехотворно, и в обычных обстоятельствах я бы отказался. Но потом я вспомнил последний взгляд Марджори на мосту через Потарх! Без лишних слов или возмущений я сел за ужин, который как раз вносил в дверь официант.

Мне уже было ясно, что мое пребывание в этой комнате служит некой необходимой отсрочке, и потому, прежде чем уйти, я задержался за вином и двумя сигарами.

Глава XVI. Откровения

В коридоре я повстречал двух хороших знакомых. Первый — Адамс из американского посольства в Лондоне; второй — Каткарт из британского посольства в Вашингтоне, ныне в отпуске. Обоих я не видел уже два года, и мы приветствовали друг друга с взаимным удовольствием.

После рукопожатий и пары стаканов по неизбежному требованию американца Адамс хлопнул меня по плечу и задушевно сказал:

— Что ж, старина, я тебя поздравляю; я же правильно понял, что тебя можно поздравить?

— О чем это ты? — спросил я с робким стыдом.

— Полно, приятель! — сказал он. — Эк тебя бросило в краску. Вижу, еще ни до чего не дошло!

В одиночку мужчина, застигнутый в неловком положении, обречен. Сдержи я язык за зубами, может, еще не выставил бы себя посмешищем, но, все еще не зная, чего именно от меня хотела Марджори, я не нашелся и не изобразил непонимание. Я только нелепо повторил:

— До чего не дошло? Да о чем ты?

И снова он хлопнул меня по спине, панибратски ответив:

— Мой дорогой мальчик, я видел, как вы проезжали по мосту. По состоянию велосипедов я понял, что вы проделали долгий путь, и должен сказать, с виду вы отлично ладили друг с другом!

Мы зашли на опасную территорию, и я попытался увильнуть.

— Ах, — сказал я, — так ты о моей поездке с мисс Анитой…

Он прервал меня, присвистнув.

— Ах, — произнес он, идеально передразнивая меня. — «Так ты о мисс Аните»! Значит, до этого уже дошло! Так или иначе от всей души тебя поздравляю, и неважно, до чего дошло, может дойти или еще дойдет.

— Не понимаю, что такого особенного в поездке мужчины со знакомой молодой девушкой, — ответил я с беспомощным ощущением загнанного в угол.

— Не переживай ты так, старина! — сказал он с улыбкой. — В поездке мужчины с молодой девушкой и нет ничего особенного, зато в поездке любого мужчины с этой конкретной девушкой особенного предостаточно. Друг ты мой, да неужто ты не знаешь, что во всей Америке или за ее пределами нет того, кто не отдал бы глаз, лишь бы занять твое место? Прокатиться наедине с Марджори Дрейк…

— С кем? — вырвалось у меня; и поздно было прикусывать язык. Адамс замолчал, и молчал так долго, что я уже не находил себе места. Он посерьезнел, а потом по его лицу расплылось нечто среднее между хитростью и превосходством — его официальная маска. Затем он заговорил, но в его словах уже не звучала прежняя беспечность, а только явная осторожность и некая дистанция.

— Послушай-ка, Арчи Хантер! Неужели ты сам не знаешь, с кем был? Ну ладно! Я, конечно, понимаю, что ты близко с ней знаком… — Он увидел, что я готов возразить. — Об этом говорит уже сам факт, что ты с ней и знаешь то имя, которым она пользуется редко; и можешь мне поверить, уж ей-то моя помощь в секретности не требуется. Но как так вышло, что ты тесно с ней общаешься, но при этом не знаешь ее фамилии?

На целую минуту между нами повисла тишина. Каткарт по-прежнему не произнес ни слова, а Адамс выглядел задумчивым. Я же барахтался в море множества вопросов; куда бы я ни глянул, всюду встречал новую трудность. Не годилось оставлять у приятелей впечатление, будто в моей дружбе с Марджори есть что-то необычное: я слишком радел о ее добром имени, чтобы это допустить. Но и рассказать, как мы стали такими добрыми друзьями, я не мог. Маленьких секретов набиралось уже многовато; этим вечером она и миссис Джек таинственным образом исчезли, оставив меня в дурацком положении гостя без хозяев. Объяснить все это было непросто; обойти — невозможно.

И в разгар этого панического вихря мыслей Адамс снова заговорил:

— Думаю, пока мне лучше замолчать. В конце концов, если мисс Дрейк хочет хранить — или создавать — секрет, не мне выдавать его или ее. Она знает, что делает. Уж прости меня, старина, но раз это пожелание дамы, пожалуй, лучше всего я могу ей услужить, придержав язык.

— Любое пожелание этой дамы, — сказал я и почувствовал, как вдруг высокопарно заговорил, — встретит от меня лишь самую преданную поддержку.