Эрнест Капандю - Рыцарь Курятника
— Совершенно верно, — сказал Фебо, которого Сабина как будто спрашивала глазами. — Был десятый час на исходе, когда мы начали запирать парикмахерскую.
— Я сидела с мадам Жонсьер и мадам Жереми, — продолжала Сабина, лицо которой оживи-лось, — эти дамы собрались уйти… Иснарда со светильником была в коридоре. Я стояла на пороге и смотрела, как мадам Жонсьер и мадам Жереми возвращались домой. Мадам Жонсьер вошла первая, потом — мадам Жереми. Когда мадам Жереми заперла свою дверь, я повернулась, чтобы войти в коридор и тоже запереть дверь. В эту минуту мне почудилась тень в окне. Я невольно испугалась, отвернулась и вошла в коридор. Иснарда все время мне светила. Мы были одни… Когда я поставила ногу на первую ступень лестницы, — продолжала Сабина после минутного молчания, — на улице послышались быстрые шаги, потом звук их пропал. Очевидно, кто-то остановился возле нашей двери…
Я подумала, что это Ролан возвратился раньше, хотя он мне сказал, что будет работать всю ночь, и остановилась, прислушиваясь. Мне показалось, что ключ вставили в замок… но я ошиблась. Стояла глубокая тишина.
Сабина остановилась, чтобы перевести дух. Взгляды всех были устремлены на нее. Никто не проронил ни слова.
— Не одолела я и трех ступеней, — продолжала Сабина, — как вдруг раздался стук в дверь. Я посмотрела на Иснарду, она — на меня. Мы обе задрожали… «Пойти посмотреть?» — спросила Иснарда. «Нет», — ответила я. Мы стояли неподвижно и внимательно прислушивались. Раздался еще удар, потом другой. Мы не смели пошевелиться. «Ведь здесь еще не спят, — сказал голос с улицы, — я вижу огонь сквозь щель двери. Почему же не отворяют?» Мы не отвечали. Голос продолжал: «Отворите же! Мне немедленно надо поговорить с Сабиной Даже».
«Со мной! — прошептала я удивленно. — Я не знаю, кто может говорить со мной в такое позднее время». Вдруг меня пробрала дрожь — внезапная мысль промелькнула в моей голове: «Не пришли ли за мной от отца или брата?»
«Ступай, отвори форточку в двери, — сказала я Иснарде. — Посмотри, кто к нам пришел». Иснарда пошла было к двери, но вдруг остановилась посреди коридора: «Ах, барышня! Но если это кто-нибудь из шайки Рыцаря Курятника?» Я повторила за ней эхом: «Рыцаря Курятника!» Это ужасное имя заставило забиться наши сердца.
— И вы решились отворить? — спросил Жильбер.
— Постучали снова, на этот раз еще сильнее, — продолжала Сабина, — и тот же голос прибавил: «Я должен говорить с мадемуазель Сабиной о спасении ее брата».
— О моем спасении! — воскликнул Ролан.
— Да, брат, мне так сказали. Тогда я подумала, что нужна тебе, и мой страх прошел. Я сама побежала открывать форточку в двери. Сквозь решетку я увидела человека высокого роста в одежде работника из мастерской Ролана. «Что вам нужно? — спросила я. — Я сестра Ролана. Говорите скорее! Я не могу отворить двери…» Он ответил на это: «Вам и не нужно отворять дверь, только возьмите вот это письмо»… — написанное вами, Жильбер… Я узнала ваш почерк. В этом письме говорилось, что Ролану нужна моя помощь.
— Что значит эта гнусность? В этом письме говорилось, что мне нужна твоя помощь? — спросил Ролан.
— Да. Письмо было кратким. В нем говорилось, что Ролан, полируя шпагу, опасно себя ранил и просил меня немедленно к себе. Было сказано еще, что работник, который принесет это письмо, проводит меня, и что я могу вполне положиться на него.
— И это письмо было подписано мною?
— Да.
— И вы узнали мой почерк и мою подпись?
— Да. Если бы мне подали сейчас это самое письмо, я подумала бы опять, что оно от вас.
— Это странно! Очень странно! — сказал Жильбер, хмуря лоб.
XVII. МЕГЕРА
Сабина опустила голову на подушки. Бедная девушка почувствовала, что силы вдруг изменили ей.
Кино и Нисетта захлопотали около нее, дали ей понюхать спирт и, по предложению Кене, легонько смочили ей лоб холодной водой. Даже сидел между Жильбером и Роланом.
— Но что все это значит? — сказал он. — С какой целью воспользовались такой хитростью?
— Это мы, без сомнения, узнаем, — сказал Ролан. — Сабину хотели заманить в отвратительную ловушку.
— Но кому это понадобилось?
— Это мы узнаем, — сказал Жильбер.
— О! — произнес Даже с гневом. — Горе тем, кто так подло напал на мою дочь!
Жильбер наклонился к нему я прошептал:
— Она будет отомщена.
— Да-да! — сказал Даже. — Завтра же я буду просить правосудия у короля.
— Правосудия у короля? — переспросил Жильбер, положив руку на плечо парикмахера. — Не просите у него ничего — клянусь вам честью, что правосудие будет свершено так, как сам король не сможет.
— О! Посмотри на глаза мсье Жильбера, — шепнул Рупар своей жене, — точно два пистолетных дула. Я не знаю… Но мне не хотелось бы ночью встретить человека с такими горящими глазами.
— Думайте о другом, — сказала с досадой Урсула. — Вы занимаетесь глазами, которые вам не нравятся, когда эта бедная Сабина больна и рассказывает нам историю, от которой волосы встают дыбом…
— Только это не помешает мне заснуть, — сказал Рупар, — а сон, по словам мсье Вольтера, который купил у меня чулки на прошлой неделе…
— Замолчите ли вы? — перебила Урсула.
Рупар остался с разинутым ртом. Сабина с помощью Кино медленно приподнялась и продолжала:
— Прочитав письмо, я очень обеспокоилась. Мной владела только одна мысль: лететь на помощь Ролану… Мой бедный брат! Я видела его бледным, окровавленным, умирающим… и он звал меня помочь ему…
— Милая Сабина… — прошептал Ролан.
— Как должна была ты страдать! — сказала Ни-сетта, наклонившись к больной, чтобы скрыть покрасневшие щеки.
— Убедившись, что письмо было от мсье Жильбера, я уже не колебалась, — продолжала Сабина. — Я велела Иснарде принести мою накидку и все необходимое, чтобы перевязать рану… Иснарда ничего не понимала, так как я не прочла ей письмо. Тогда я бросилась в свою комнату и взяла все, что считала нужным. Наскоро оделась, не отвечая на вопросы Иснарды, и хотела уйти, но меня остановила внезапная мысль. Так как было еще не поздно, вы, отец, могли возвратиться в Париж. Я подумала, как вам горестно будет узнать по возвращении, что Ролан опасно ранен, и мне пришлось пойти ему на помощь… Мучимая этой мыслью, я приказала Иснарде не говорить никому, зачем я ушла, и прибавила: «Поклянись мне, что ты будешь хранить тайну и ничего не скажешь никому до тех пор, пока я не заговорю сама». Иснарда, испугавшись волнения, в котором я находилась, дала клятву, потребованную мной. Я отворила дверь на улицу без всякого шума: я знала, батюшка, что когда вы возвращаетесь ночью, вы не велите меня будить. «По крайней мере, — думала я, — если надо сообщить ему эту жестокую истину, я сама это сделаю и сразу утешу его, так как уже увижу Ролана…»
