Улыбка гения - Софронов Вячеслав
— И совсем неглупый. Вы же верующий человек, к тому же старообрядец. Разве Христос где-то сказал, что надо богатеть? Верующему человеку самое место в монастыре душу спасать. А вы, как мне кажется, о душе своей и не думаете. — И он хитро улыбнулся, ожидая, что ответит ему купец.
Тот громко хмыкнул и сплюнул за борт, некоторое время молчал и лишь потом ответил:
— Вы хоть с батюшкой схожи обликом своим, но все одно исповедоваться перед вами не стану. Я так отвечу: в Евангелии нигде не сказано, что жить в нищете следует. Ежели я свой капитал праведным путем нажил, то в чем мой грех? Ответьте… Вы, как погляжу, тоже не в рубище одеты и от лишней копейки не отказываетесь. Неужто нищий, что на паперти побирается, больший праведник? Он делом заняться не желает, а говорит, будто так Бог сулил: ему кружку для подаяний, а мне пароход и забот куча. Я бы поглядел, чтоб он, окажись на моем месте, с капиталом моим делал. Да профукал бы враз — и вся недолга…
— А что, вином торговать — это праведное занятие? Народ пьет, а кому-то прибыль от того. Нет, батенька, не тот это промысел…
— Кто ж ему пить-то велит? Выпил с устатку, коль душа просит, иди трудись дальше. А коль ему никакого удержа нет, кто ж в том виноват? И в храме божьем вино для причастия подают, а грехом не считают. Насчет праведности, о чем говорили, я так отвечу: деньги под проценты давать, то великий грех. За то Христос и менял из храма изгнал, что они этим пакостным делом занимались. А с моих капиталов не считал, сколько богаделен, больниц, храмов отстроено. Нищих привечаем, художников принимаю у себя на даче с бесплатным столом по неделе, а то и больше. Сейчас вот который год уже железку к Каспию прокладываю. Чем худо? Опять же нефть для пользы дела добыть хочу, чтоб из матушки России никуда не делась, а у нас осталась. Чего-то не пойму я вас, Дмитрий Иванович, вы меня поддеть хотите или просто для красного словца интересуетесь? Вы вроде неглупый человек, сами все понимать должны, а то завели речь, кто больше грешен, а кто без греха живет. Да нет таких, безгрешных, на всяком какой-нибудь грех да лежит. Вот только не всяк его на себе видит…
— Сдаюсь, сдаюсь, Василий Александрович, вижу, к вам с любым вопросом не так-то просто подступиться, а потому прекратим разговоры на этот счет. Скажите лучше, скоро ли остановка?
— Думаю, часика через два должна быть. А вы отчего интересуетесь? На берег сойти желаете? Мы часа два дрова грузить будем, да еще разные товары на прииски хочу закупить, час накинем. Можете и погулять это время. А пока пойдемте отобедаем, повар обещал сегодня стерляжью уху изготовить, так что, милости прошу в столовую нашу. — И он гостеприимно распахнул дверь, пропуская гостя вперед.
Оказавшись на берегу, Дмитрий Иванович поймал извозчика и помчался на рынок, а оттуда пробежался по близлежащим лавкам, где закупил себе несколько книг о Кавказе, жене серой материи на платье, несколько игрушек для дочки, пять фунтов фисташек, урюка, сушеных абрикосов, персиков и отборного чая. Тут же, не теряя времени, он помчался на почту, где все свои покупки попросил упаковать и торопливо написал письмо, где спрашивал о здоровье супруги, сетовал, что они не вместе, и спрашивал, как там дорогая Машенька. Отправив посылку, он неспешно отправился на пристань, где его уже ждал пароход, готовый к отправке.
К концу недели они добрались до Дербента, оттуда в Баку, а там и на нефтяные прииски в местечке, носившем название Суруханы. Менделеева сразу же заинтересовало древнее сооружение, похожее на сторожевую башню, но не имевшее ни окон, ни дверей, а лишь сквозные полукруглые ниши со всех четырех сторон. В центре его полыхало пламя, поднимавшееся ввысь до середины человеческого роста. Вокруг сидели на коленях какие-то странные люди в тюрбанах на головах и истово кланялись, глядя на огонь.
— Что это? — спросил он своего спутника. — И что за люди сидят рядом? Лечиться, что ли, пожаловали? Никогда подобное зрелище наблюдать не приходилось… Что-то средневековое, мистическое…
— Именно так, — поспешил ответить Кокорев, — то храм огнепоклонников, и сколько ему сотен лет никто точно не знает. Болтают, будто еще до прихода на землю Христа, Господа нашего, он уже существовал.
— Отчего же огонь там полыхает? На дрова не похоже… Может, нефть горит, но от нее совсем другое пламя, а это что-то мне совершенно незнакомое.
— Газ горючий из земли выходит, так мне объяснили. Да я особо и не интересовался, не до этого. Горит — и ладно, мне в том какая помеха?
— А возле него турки, что ли, сидят?
— Точно не скажу, но как мне местные говорили, то с Персии и аж из самой Индии паломники сюда едут. У них учение как-то там по-особому зовется. «Золотистами», что ли, их кличут. Только о каком золоте речь идет, опять же не ведаю.
— Насколько мне известно, их учение зовется «зороастризм». От их учителя Заратустры. Кстати, весьма интересное учение, почему он и был изгнан с родины. Очень на наше христианство походит. Они точно огню поклоняются. А меня вот больше всего газ горючий заинтересовал. Вот бы его как-то приручить да в наши дома направить. Может, подойдем глянем, что к чему?
— Ой, Дмитрий Иванович, у нас своих дел столько, боюсь, засветло не успеем все осмотреть. Да и народец этот приставать начнет, вы уж потом как-нибудь, когда время свободное будет, изучите все, что желаете.
И точно к их коляске уже направлялись смуглые люди с тюрбанами на голове. При этом они низко кланялись и простирали руки к небу, словно хотели взлететь. Кокорев приказал вознице трогаться, тогда вдруг несколько огнепоклонников припустили бежать вслед за ними, что-то громко выкрикивая на непонятном гортанном языке, а некоторые даже швыряли вслед им камни, которые, к счастью, не долетали до коляски.
— Говорил же вам, с азиатами связываться — хуже нет. Не поймешь, чего они там замыслили, то ли в огонь тебя кинуть, то ли в свою веру обратить. Потому я их подальше от себя держу и не велю их на прииск пущать, а они злятся оттого, мол, землю ихнюю оскверняем, кровь, что по жилам земным течет, добываем. Тут и солдат две роты стоит, чтоб не пакостили местные, пояснял Кокорев, бросая взгляды назад и не забывая креститься.
— А рабочих где берете?
— В основном из Астрахани местных мужиков везу. Эти-то, косоглазые, ленивые больно, не хотят грязной работой заниматься. Они все больше торгуют: воду нам подвозят, продукты там разные, фрукты свои. А так сядут на корточки и могут весь день глазеть, как работяги нефть из колодца черпают.
— He пробовали черпалки на конской тяге поставить? Быстрее бы дело пошло. А то вручную много ли начерпаешь.
— Думал я… Опять же лошадей надо завозить, корм для них готовить или пасти где-то. Да и мужики осерчать могут, поломают ту черпалку, чтоб без работы не остаться. Сосед мой, Сердюков, рассказывал, как он черпалку такую целый год сооружал. Кузнеца привез, горн поставил, склепали все, опробовали вручную, вроде пошло дело. А ночью кто-то поджог все, а пламя такое, близко не подойдешь, механизм его покорежило от жара, кузнец даже браться не захотел, исправлять чтоб. Так ручной тягой и дальше черпает.
— Надо было мужикам объяснить, что им облегчение от того, а самим другую работу найти на тех же кубах перегонных. Неужто не поняли бы?
— А вы поговорите с ними, погляжу, чего у вас выйдет из этого. Они слушают, башками кивают, мол, поняли все, а делают все по старинке. Да им хоть чего говори, все одно не поймут. Как ихний старший скажет, так и делать будут…
— Знакомо мне это, ой как знакомо. У матушки моей заводик был у нас, в Сибири, фабрикой ее звали, стекло там плавили. Так тоже, чтоб с мужиками договориться, ей пришлось церковь построить, при ней школу открыть, чтоб детки тех работников учились… Мороки много, а толку… — вздохнул Менделеев.
— И что, помогло? Исправно стали работать? — заинтересованно спросил Кокорев, — Мне, что ли, тоже церкву здесь заложить, так местные турки бунт поднимут, все сплошь магометанцы потому как.
