Ксавье де Монтепен - Месть Шивы (Индийские тайны с их кознями и преступлениями) Книга 1
«Да! Сто раз да! Я исполнил свой долг! Один только долг! Такая любовь, которую я чувствую глядя на Марию Бюртель, должна быть совершенно чиста! Неверность, даже и невольная, загрязнит в моем сердце чистый образ этого невинного существа! Честь приказала мне отказаться, и я отказался!»
Погруженный в такие мысли, Джордж Малькольм не заметил, как прошел целый час после ухода Согора.
Вдруг англичанин вздрогнул. К его ногам упал белый, довольно тяжелый предмет. Он наклонился, чтобы поднять его и заметил, что это не что иное, как письмо, привязанное к камню. Развернув его, он прочитал строки, написанные прекрасным почерком по–английски:
«Приходите. Маска спадет, и сон не окончится, потому что возобновится в любви».
А немного ниже еще два слова:
«Посланный ждет».
Джордж снова подошел к окну, желая проникнут в ночной мрак. Он заметил стоявшую под балконом человеческую фигуру. Это был Согор.
Джордж — отдадим ему должное — не колебался ни минуты. Взяв лист бумаги, он написал только два слова:
«Слишком поздно».
Затем, обернув им, в свою очередь, камень и бросив его в сад, он с шумом затворил окно, чтобы предотвратить дальнейшие попытки индуса проникнуть в комнату.
— Ну, теперь все кончено! — прошептал он с видимым облегчением.
И он бросился в постель, измученный усталостью и волнениями этого вечера, и быстро заснул, мечтая о Марии Бюртель.
Согор же несколько минут спустя уже отдавал записку Джорджа Малькольма прекрасной незнакомке.
Во время чтения ответа ее лицо побледнело еще сильнее. Горькая улыбка сжала губы.
— А! — вскричала она. — Слишком поздно! Ну, хорошо! Ты отталкиваешь мою любовь! Так я обещаю мою ненависть! Принцесса Джелла не знает забвения и прощения! Берегись, Джордж Малькольм!
Принцесса, назвавшая свое имя, высокий титул, произнесла это громко перед Согором.
— Госпожа, — спросил индус, — что вы думаете делать?
— Отомстить за себя! — ответила Джелла.
— Каким образом?
— Еще не знаю как, но клянусь тебе, что месть будет ужасной и достойной оскорбления!
— Госпожа поручит исполнить месть мне?
— Тебе?
— Вы же знаете, для вас Согор готов на все!
— Знаю, но что ты можешь сделать?
— Я могу убить! По одному вашему знаку я могу влить в жилы Джорджа Малькольма яд, убивающий через год и заставляющий переносить страшные страдания! Может быть, лучше удушить его сегодня ночью? Я готов! Мой аркан задушит его!
Принцесса, посмотрев на Согора, приподняла плечи.
— Запрещаю тебе и думать о Джордже Малькольме, — прошептала она. — Для тебя среди всех англичан этот должен быть священным. Помни это!
На лице индуса появилось выражение удивления.
— Как? — прошептал он. — Вы хотите, чтобы он жил?
— Да, я хочу, чтобы он жил, страдая! Чтобы он жил, видя, как все, кого он любит, умирают, как гибнут все его надежды! Я хочу истоптать ногами слишком гордое сердце, отторгнувшее мою любовь! Хочу, наконец, чтобы он долго призывал смерть, и убью его сама, сказав за что убиваю! Понимаешь ли теперь мою месть, Согор, и не находишь ли ее лучше своей?
Индус распростерся перед принцессой, глаза которой мрачно блестели непримиримой ненавистью.
— Госпожа, — пробормотал он, — вы велики! Я обожаю в вас дочь Шивы и Бовани — богини ненависти.
— Тамерлиды — сыновья богов, — возразила принцесса с гордостью, — а я — дочь тамерлидов.
Глава 16. Первое приглашение
Помнят ли наши читатели разговор между Джоном Малькольмом и Джорджем на другой день после приезда сына в Бенарес? Напомним его читателям.
Джордж спрашивал отца о таинственной цели его жизни, умолял, чтобы он принял его в помощники, как тот обещал ему в своих письмах. Судья просил у сына отсрочки на месяц, говоря, что по истечении этого срока не станет от него ничего скрывать.
Прошли три недели с этого времени. Джордж с нетерпением считал дни и призывал час, когда ему можно будет, наконец, разделить с отцом опасности предприятия и славу успеха.
Джон Малькольм стал еще деятельнее, его сыновья и воспитанницы поражались тому, как хватало сил этому человеку, столь преклонных лет, вести насыщенную ежедневным трудом почти без отдыха жизнь.
С самого раннего утра Джон Малькольм садился верхом на лошадь и без сопровождения даже лакея покидал усадьбу в неизвестном направлении. Джордж, попросивший один раз сопровождать его, получил категорический отказ.
Обычно он возвращался к ужину. Пыль, покрывавшая лошадь, свидетельствовала о большом расстоянии, которое преодолевал вместе с нею всадник. Час или два Джон Малькольм разговаривал с сыновьями. Выражение внутренней радости сверкало на его одухотворенном лице. Затем, удалившись к себе, он приводил в порядок заметки, привезенные им из поездки, и лампа его горела часто до самого рассвета. Нередко лакей замечал, что постель хозяина не была даже примята. Он выразил свое удивление Джорджу, который не замедлил передать его отцу.
— Батюшка, — сказал сын судье, — вы целые ночи проводите за работой?
— Не буду отрицать, но это необходимо.
— Вы совсем не спите!
— Немного сплю. Но у меня нет времени!
— Это приводит меня в отчаяние, батюшка!
— Почему же?
— Хотя у вас и стальная воля, вы все–таки человек! Продолжая вести такую жизнь, вы убьете себя!
— Если я буду продолжать жить таким образом, то умру, совершенно согласен с тобой.
— Как?
— Успокойся, милое дитя, успокойся. Такая жизнь скоро кончится.
— Это правда, батюшка?
— О! Абсолютная правда! Нить Ариадны, которая ведет меня среди мрака, не вырвется теперь из моих рук… Через неделю для меня настанет отдых, не полный, конечно, не праздность, но больше не будет переутомления, потому что ты удвоишь наши силы, разделив мои мысли, тайны и труды… Посмотри на меня: надежда и уверенность в успехе поддерживают, и я не чувствую ни духовного, ни телесного утомления!
Старик говорил правду. Нечеловеческие труды не оставили на нем даже следа. Каким Джордж видел своего отца в день приезда, таков он был и теперь. Та же гибкость в походке, та же твердость в чертах лица, тот же блеск в глазах, та же откровенная улыбка.
Молодой человек, совершенно успокоившись и отогнав от себя мимолетный страх, стал думать о Марии Бюртель, овладевшей всем его существом.
Джордж и Мария были теперь женихом и невестой, подобно Эве и Эдварду. Они знали, что должны принадлежать друг другу, твердо веря, что ничто в мире не может разъединить их, стать между ними. Они ощущали силу отцовского благословения, не боялись людей, не боялись невзгод и твердо шли к счастливому будущему, полные непоколебимой уверенности во взаимной привязанности.
