Бернард Корнуэлл - 1356
— У меня сорок два латника, отче, и семьдесят три лучника.
— Недостаточно, чтобы удержать городские стены.
— Ну. Положим, пока гарнизоном командует сэр Анри Куртуа, город просто так не взять. Да и зачем моим врагам лезть в город? «Ла Малис» здесь нет.
— Кардинал по твоей милости может думать иначе. Ты хитришь, а платить будут горожане.
— Об этом, отче, голова должна болеть у меня и у сэра Анри, а не у вас, — сказал Томас резче, чем хотел, — Вы молитесь, а сражаться буду я. Сражаться и искать «Ла Малис». Только сначала съезжу на юг.
— На юг? Зачем?
— Потолковать с учёными людьми, конечно. С теми, кто в легендах дока.
— Недобрая вещь эта «Ла Малис», — поморщился священник, — Вспомни, как Христос отнёсся к тому, что Пётр обнажил меч?
— «Вложи меч твой в ножны…»?
— Именно. «Ла Малис» несёт печать отвращения Его, и не явить её миру надо, а уничтожить.
— Уничтожить? — повторил Томас задумчиво.
С улицы донёсся цокот копыт и скрип колёс. Томас заторопился:
— Позже договорим, отче.
Выскочив из церкви, англичанин зажмурился, ослеплённый ярким весенним солнцем. У колодца, под сенью цветущих грушёвых деревьев, дюжина пришедших по воду горожанок глазела на телегу, запряжённую шестёркой битюгов. Воз сопровождал десяток конных эллекинов. Среди них затесалась пара чужаков. Дорогие пластинчатые латы одного из незнакомцев покрывал короткий чёрный жюпон с вышитой белыми нитками розой. Физиономию рыцаря мешал разглядеть турнирный шлем, увенчанный чёрным плюмажем. На боевом жеребце красовалась чёрно-белая попона. Второй чужак был оруженосцем первого, вёзшим знамя с белой розой.
— Эти дожидались внизу на дороге, — объяснил Томасу конный лучник, кивнув на парочку. Лучник, подобно другим эллекинам, носил на ливрее йейла с чашей, — Их там восемь, но мы разрешили въехать в город лишь двоим.
— Томас из Хуктона! — окликнул англичанина рыцарь. Голос его был приглушён шлемом.
Томас не обратил на окрик внимания. Кивнув на телегу, осведомился у лучника:
— Сколько бочонков?
— Тридцать четыре.
— Тридцать четыре? — с неудовольствием переспросил Томас, — Нам надо сто тридцать четыре!
Лучник пожал плечами:
— Шотландцы зашевелились вроде. У короля в Англии на счету каждая стрела.
— Без стрел мы ему Гасконь не удержим.
— Томас из Хуктона! — рыцарь послал лошадь ближе к чёрному командиру.
Тот ухом не повёл:
— Добрались без приключений, Саймон?
— Без.
Томас кивнул, залез на телегу, вышиб рукоятью ножа донце одного из бочонков. Внутри аккуратно, так, чтобы при перевозке не мялось оперение, были уложены стрелы. Томас достал две штуки, покрутил перед глазами, проверяя, прямые ли древки:
— На вид неплохи.
— Пару дюжин мы отстреляли. Нормальные, — подтвердил Саймон.
— Ты — Томас из Хуктона? — рыцарь подъехал вплотную к телеге.
— До тебя дойдёт черёд, — бросил ему по-французски Томас и вновь перешёл на английский, — Что с тетивами, Саймон?
— Целый мешок.
— Отлично. Не отлично, что стрел всего тридцать четыре бочонка.
Стрелы были предметом постоянных забот Хуктона. В окрестностях Кастильон д’Арбезона росло достаточно тисов, из ветвей которых сам Томас и ещё полдесятка стрелков могли смастерить замену изношенным или сломанным лукам, но со стрелами так не получалось. Стрела — штука, на первый взгляд, простая: палка с металлическим наконечником и перьями, но это лишь на первый взгляд. Местные кузнецы не умели ковать наконечники нужной формы, ясеней здесь днём с огнём не отыщешь, как и мастеров, сведущих в искусстве варить клей для крепления оперения. А требовалось стрел много. Хороший лучник в минуту делал пятнадцать выстрелов, и в схватке бойцы Томаса за десять минут могли выпустить десять тысяч стрел. Стрелы собирали и использовали повторно, но немало из них ломались и тупились, так что Томас был вынужден постоянно докупать новые в Бордо, куда из Саутгемптона шёл непрерывный поток боеприпасов для английских войск в Гаскони. Томас вернул крышку бочонка на место:
— Этого хватит нам на месяц — два, — вздохнул он и повернулся к рыцарю, — Ты что за ком с горы?
— Моё имя Роланд де Веррек, — в его французском Томас различил гасконский акцент.
— Я слышал о тебе, — Хуктон с интересом взглянул на закованного в железо всадника.
Имя его гремело по Европе. Роланд де Веррек был известен, как победитель бесчисленных схваток и девственник, осенённый благодатью Девы Марии.
— Хочешь присоединиться к эллекинам? — предположил Томас.
— Граф Лабрюиллад обличил меня высокой миссией… — начал Роланд.
— Жирный ублюдок навешал тебе лапши на уши, — оборвал его Томас, — А если ты хочешь со мной говорить, сперва скинь железный горшок с башки.
— Господин граф поручил мне…
— Шлем сними, — опять потребовал Томас.
На телегу он взобрался не столько ради проверки стрел (Саймону он доверял), сколько ради того, чтобы не говорить с конным чужаком снизу вверх. Не любил он вести беседы, задрав голову. Стоя на телеге, Томас был выше конного де Веррека, и его это устраивало. Десяток эллекинов высыпал из ворот замка. Вышла Женевьева с Хью.
— Ты узришь моё лицо, — напыщенно забубнил де Веррек, — когда примешь мой вызов.
— Сэм! — крикнул Томас лучнику на стене замка, — Видишь этого придурка? Будь готов угостить его стрелой в башку!
Сэм, осклабясь, наложил на тетиву стрелу. Роланд, не поняв ни слова, проследил взгляд Хуктона и закрутил головой, силясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь узкие смотровые щели шлема.
— Стрела из доброго английского ясеня, — по-французски оповестил гасконца Томас, — утяжелённая дубовой вставкой на конце, с тонким, как шило, бронебойным наконечником, прошьёт и твой шлем, и твой череп. Будь у тебя мозги, она застряла бы в них, а так, вероятно, стрела пройдёт навылет. Выбирай сам: или снимешь свою жестянку, или Сэмми попробует её на прочность стрелой.
Роланд выбрал первое. Томас увидел молодого человека с ангельским лицом и голубыми глазами. Светлые кудри были примяты шлемом на макушке и торчали по бокам так уморительно, что Томас расхохотался. Его люди тоже. Один из них, превозмогая смех, выдавил из себя:
— Он смахивает на бродячего жонглёра, которого я видал раз на ярмарке в Таучестере.
Роланд насупился:
— Почему они смеются?
— Считают тебя шутом гороховым, — ответствовал Томас.
— Как бы то ни было, — ледяным тоном произнёс Роланд, — Вам известно, кто я такой, и я имею честь вызвать вас на поединок.
