Бернард Корнуэлл - 1356
— Давай в люк!
Робби поднял глаза. Кричали ему. Кричал один из трёх ратников. Дуглас безразлично мотнул головой. Нет. Ратник выругался, сунулся к люку, но оттуда шла волна жара. Трое полезли вниз по деревянным конструкциям с открытого тыла башни, на полпути, не вытерпев, один за другим полетели вниз. Первый приземлился на мертвеца без вреда для себя, прочие переломали кости. Роберт вложил меч в ножны, обречённо подумав, что лучше, наверное, было бы умереть с оружием в руках. Флаг с королевскими лилиями запылал, теряя хлопья горелой ткани. Башня сильнее наклонилась и стала падать. Она рушилась медленно, рассыпая искры. Люди тараканами брызнули от её основания. Роберт обхватил стойку обеими руками. Удар! Стойка вырвалась из объятий шотландца, почти вышибив из него сознание. Он покатился по земле, ничего не соображая, чувствуя лишь, как его подхватили и понесли куда-то в дыму. Пришёл в себя от того, что в лицо плеснули благодатно холодной водой. Вытащившие Роберта ратники стянули с него кольчугу и с удивлением констатировали, что он цел и невредим.
— Господь тебя спас, — убеждённо сказал один из воинов.
Наваррцы на стенах Бретейля разразились победными криками. Арбалетный болт воткнулся в стенку пылающей огромным костром опрокинутой башни.
— Пора убираться отсюда, — переглянулись вытащившие Робби ратники.
Шотландца одолевали мысли непроглядные, как валивший от башни дым. Он спасся, но зачем? Он был шотландцем, но с англичанами драться не мог. Так какой с него толк?
— Господь вновь уберёг тебя, друг мой, — такими словами встретил его Роланд де Веррек, — Тебе уготовано что-то великое.
— Турнир!
Робби неловко повернулся и увидел дядю с физиономией, искажённой бессильной яростью.
— Турнир?
— Король возвращается в Париж готовить вонючий, вшивый, драный турнир! Черти бы его подрали вместе с турниром, Парижем и всей этой дурацкой Францией!
— Я не понимаю… — пробормотал Роберт.
— Не ты один, мой дорогой племянник! Не ты один! Как звали парня, что бренчал на лютне, пока горела его столица?
— Нерон, по-моему…
— Этот Нерон сейчас, небось, в могиле перевернулся от зависти! Французский король его переплюнул! Я не знаю, что должны сделать англичане, чтобы расшевелить этого слюнтяя в короне? На макушку ему нагадить? Собирай пожитки, мой дорогой племянник! Мы едем в Париж! На турнир! Тьфу! Кой чёрт я, вообще, высовывал нос из Шотландии?!
Дядя высказывался резко, и Робби поискал взглядом Роланда, боясь, что тот слышал гневную филиппику лорда Дугласа. Гасконец разговаривал в стороне с человеком в ливрее незнакомой Робби расцветки. Зелёная лошадь в белом поле шотландцу ни при дворе, ни в войске короля Иоанна не попадалась на глаза. Де Веррек энергично потряс человеку десницу, буквально просияв от счастья. Надежды королевского войска догорали вместе с башней, и настроение было соответствующее, а Роланд де Веррек буквально лучился довольством.
— Деяние! — поделился он радостью с Робертом, — Подобающее истинному рыцарю деяние!
— Турнир? — неуверенно предположил шотландец.
— Лучше! Прекрасная дама в опасности! Её обманом похитили у супруга, и я взялся освободить её из лап злодея!
Робби разинул рот. Де Веррек, похоже, искренне верил в эту сомнительную историю, словно почерпнутую из рыцарских романчиков да песенок трубадуров.
— Вам будут щедро оплачены ваши труды, — вкрадчиво сказал подошедший сзади латник в белом с зеленью.
— Честь спасения дамы — уже награда, — высокопарно провозгласил де Веррек и добавил, конфузясь, — Хотя возместить некоторые расходы не помешает…
Он отвесил Робби и его дяде церемонный поклон:
— Ещё увидимся. Не забывай, Роберт, того, что я сказал. Тебе предстоит великое деяние. Ты избран. И я тоже! Для деяния!
Лорд Дуглас смотрел ему вслед со смесью некоторой жалости и крайнего удивления на лице:
— Он, что, правда, девственник?
— Да, по всей видимости.
— Ага. Тогда понятно, почему у него столько силы в правой руке, — он сплюнул, — И мозги набекрень.
Роберт де Веррек нашёл своё деяние, и Робби Дуглас чертовски ему завидовал.
Часть вторая
Монпелье
4
— Прости мне, — произнёс Томас тихо.
Ему не было нужды говорить громко, потому что обращался он к распятию над алтарём церквушки Сен-Сардос, притулившейся к стенам замка Кастильон д’Арбезон. Томас стоял на коленях. В свете купленных им шести свечей молоденький бледный священник пересчитывал блестящие генуэзские дукаты.
— Простить за что, Томас? — уточнил священник.
— Он знает.
— А ты что, забыл?
— Неважно, отче. Просто отслужи мессу.
— Мессу за твоё здравие? Или за упокой убитых тобою людей?
— За меня и за убитых, — сердито подтвердил Томас, — Я же денег тебе дал достаточно?
— Достаточно, чтобы построить новую церковь. А достаточно ли, чтобы успокоить твою совесть, Томас?
Томас хмыкнул:
— Они же были солдатами, отче, и умерли, в соответствии с присягой защищая своего господина. Дорога им — на небеса.
— Их господин — распутник, который увёл чужую жену, — строго сказал отец Ливонн.
Его предшественник, отец Мидуз, отдал Богу душу с год назад, и епископ БерА прислал взамен юного отца Ливонна. Поначалу Томас заподозрил в новом попике соглядатая. Епископ поддерживал графа Бера, не так давно владевшего Кастильон д’Арбезоном и не терявшего надежды вернуть город под свою руку. Узнав отца Ливонна поближе, Томас изменил мнение. Судя по характеру священника, епископ рад был сплавить его куда подальше.
— Я был для него, как заноза, — смущённо пояснил Томасу отец Ливонн.
— Что ж так?
— Напоминал о грехах, о которых епископ предпочитал не помнить, монсеньор. Епископу мои проповеди не нравились.
С тех пор отец Ливонн научился звать Томаса по имени, а Томас привык советоваться с юным, но неглупым священником. И в этот раз, вернувшись из вылазки на вражескую территорию, Хуктон исповедался и заказал обедни за упокой погибших от его руки воинов.
— Раз Виллон — распутник, отче, то он заслужил быть кастрированным и истечь кровью? Если так, то половине населения этого города можно смело резать глотки и то, что ниже.
— Наказание Виллону установил не я, а Господь. Подумай, какое он установит тебе?
— Я-то что сделал не так?
— Подумай.
— М-м-м… Просто отслужи обедню, отче, а?
— Графиня Лабрюиллад — бесстыдница и распутная жена.
— Мне, что, убить её?
