Вера Космолинская - Драконье царство
А Галахад намекнул, что как только Ланселот вернется, собирается прогуляться к нам в Шотландию, развеяться и поохотиться на мифического Каледонского вепря, раз с Граалем дела пока глухи, — колдуны наши что-то мудрили, но без заметных результатов, похоже с перестройкой самого Камелота у них выходило куда лучше. Вот послать бы как раз Галахада на поиски Леодегранса — все полезнее, чем ловить каких-то никому не нужных вепрей, заодно и руку набьет — для поисков Грааля.
Туман рассеялся после полудня. Сперва он приобрел несерьезный радужный оттенок, вслед за мрачным серым и зловещим сернистым, а затем разлетелся в клочья легкомысленными прядями, повисшими в ветвях золотистой дымкой под лучами победного светила. И как ни в чем не бывало, засвистали птицы. Мрак и уныние оставались только в памяти. Пока еще было все так же сыро, но это была уже «блистающая сырость», и в свете солнца жизнь как будто и правда обретала смысл.
Воздух стремительно становился все прозрачней, звонче, наполнялся новыми, живыми запахами, и в нем даже стали заметны привкус дыма и его сизые струйки в просветах ветвей. Мы тут же направились туда, но лагерь был уже брошен и пуст, и природа невинно притворялась, будто тут никогда и не бывало человека, несмотря на такие свидетельства как обнаруженный Кабалом под дерном потухший костер и брошенный рядом мусор. Мы немного порыскали вокруг, но ничего путного не обнаружили. Кто бы ни покинул недавно это место, он ловко скрывался.
Кей испустил ворчливый чуть нервный смешок, пробираясь за мной через заросли.
— Теперь я знаю, откуда берутся все эти россказни про заколдованные земли и целые королевства, которые никто не может по своей воле отыскать, а отыскав, теряется в них навсегда или возвращается спустя столетия. Да и верно ли, что мы блуждаем в этих богом забытых местах два неполных дня, а не два века? И может быть, в этом мире уже и нет никого живого, кроме нас. Одни призраки? Или призраками становимся мы сами?
— Жаль, Галахада не хватает, — серьезно посетовал я. — Вот уж кто знает толк в призраках. — Даже его лошади, которых приводит неизвестно кто… я невольно ощутил неприятный холодок, вспомнив, что и сам не так давно слышал или видел в этой легендарной Британии кого-то, кого мог бы назвать только привидением.
Где-то закуковала кукушка, но стоило только о ней подумать, она тут же затихла. Даже ее ни о чем не спросишь. Занятная получалась в этих местах иллюзия глухого одиночества, даже с такой толпой, с какой мы сюда заявились. Хотя не такой уж и большой был разведочный отряд. Армия следовала за нами чуть поотстав и по более удобной дороге, не тащить же ее всю за собой через болота и коряги, чтобы посмотреть, что творится вокруг. Но все равно отряд в полсотни человек будто бесследно растворялся в окружающем пространстве.
Мы с Кеем перестали высматривать следы, подозвали Кабала, вылезли из мокрых кустов и влезли снова в отсыревшие седла.
— Что ж, ни Леодегранса, ни притаившихся в лесах несметных полчищ саксов что-то не видать, — деланно бодро подытожил Кей, выжидательно глядя на меня. Ему явно не терпелось убраться из этих мест, пока вновь не начали сгущаться сумерки и поскорее убедиться, что мы еще не окончательно потеряли дорогу назад. Эх, знал бы он, что для меня его мир примерно то же самое, что для него эти заколдованные чащи, и дорогу назад я уже почти окончательно потерял.
— Видно, эти земли пока никому не нужны. Ладно, поищем те, что нужны, и наведем там порядок, — легко согласился я. Черт с ним с Леодегрансом, если он не желает быть найденным. В конце концов, ему нашу армию найти куда проще, чем нам его партизанский отряд. Да и Бальдульф, честно говоря, пока заботил меня куда больше.
Кей воспрянул духом и принялся командовать зычным голосом, собирая растворившихся в лесу людей. Тут же иллюзия одиночества пропала, все оживились, моментально превратив зачарованный лес в самый обычный, и весело пустились в путь к большой дороге, по которой неспешно продвигались наши собственные полчища. Через какое-то время я и сам ощутил приступ воодушевления и принялся беспечно насвистывать «Кудесника»:
Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что станется в жизни со мною,
И скоро ль на радость соседей-врагов
Могильной засыплюсь землею?..[1]
Думаете, вот теперь-то на обратной дороге непременно должно было что-то приключиться? Вот и нет, ничего не приключилось. Разве что один из разведчиков умудрился угодить в болотную банку, но его благополучно вытащили. Больше никаких потерь в этой местности мы не понесли и, соединившись с основной частью войска, приступили к окончательному изгнанию неприятеля с оккупированных нами территорий.
* * *Северное море разыгралось не на шутку. Пока Артур неуклонно приближался со своими войсками к стене Адриана, за которой его поджидали далеко не дружественные силы, собираемые воедино Бальдульфом, флот Гавейна уже обошел эту рукотворную наземную преграду, когда-то защищавшую романизированную часть Британии от непокорных и воинственных племен, оттесненных на север, и сами берега казались теперь сумрачнее и враждебней.
Гордый британский флот, и прежде-то не только что сошедший с верфи, был уже потрепан и новыми штормами и морскими стычками, не всегда столь несерьезными, как об этом сообщал флотоводец друзьям. Но по его мнению, дела шли куда лучше, чем могли бы. Из тринадцати кораблей, вышедших из Саксонского порта под знаком Красного Дракона, — с небольшим штандартом, укрепленным на мачте над широким парусом флагмана и с красными флажками-вымпелами на других, — четыре уже выбыли из строя, зато добавились пять трофейных. Невосполнимые потери, хоть и относительно небольшие, неслись только в людях. В этом смысле, возможно, найти новых союзников на море было труднее, чем на суше. Но находились они и тут. Не в самом море, по большей части, хотя случалось и такое, но больше на побережье, как правило, среди селений промышляющих рыболовством и мелким пиратством — одни из них действительно сочувствовали объединенной Британии, другие просто хотели дать отпор морским пришельцам, вытесняющим их с насиженных мест и мешающих промыслу. Среди них часто попадались и явные потомки саксов и просто более ранние саксонские переселенцы, одновременно не считающие себя британцами, но предпочитающие сохранить статус-кво и не желающие, чтобы их новый уклад нарушался пусть даже и соплеменниками, которые явно также не слишком-то почитали их за своих.
