Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны
— Ты что, уж ползучий, думаешь, будто два великих героя примут твои условия, даже если от них будет зависеть моя жизнь? — выдохнул юноша.
— Примут, само собою. Я слишком хорошо знаю моего братца Гектора. Он ни разу в жизни не нарушал данного слова, и, уверен, никогда его не нарушит. Ахилл, как я понимаю, такой же. И ему, безусловно, дорога твоя жизнь. Уж всяко дороже жены брата и Эпирского царства, к которому он не имеет никакого отношения! Ну, а Гектору, конечно, всего дороже Астианакс. Так вот, представь: маленький сын царя Трои и ты, сын Ахилла, вы оба в моих руках, и жизнь ваша не потянет, если я захочу, даже на медную пластинку! Я ставлю условие Гектору: он соглашается отдать мне в жены Андромаху, которая и так уже ему изменила, став твоей женой и царицей, а значит, не может быть дорога по прежнему… Я женюсь на ней, становлюсь царем Эпира и вечным, верным союзником Трои — еще бы нет! А взамен Гектор забирает своего сыночка, целого и невредимого, а Ахилл забирает тебя, немножко не совсем целого, но вполне живого! Если Гектор и начнет колебаться, то уж Ахилл потребует от него решить все это поскорее — он ведь узнает, в каком положении его первенец, как быстро он может погибнуть, если они не примут мои условия. И вот — они клянутся, я возвращаю им сыновей, а Андромаха идет со мной к алтарю! Это все было бы безумием, если бы, еще раз повторяю, я не знал Гектора и его идиотской верности слову.
— Они не поверят тебе! — Неоптолем, наконец, смог усмехнуться по-настоящему, поняв вдруг, что сломанная нога совершенно отнялась, а вся остальная боль, боль во всем теле — только отражение той боли, что была в этой ноге. — Они тебе не поверят, Гелен. Не поверят, что я и Астианакс в твоей власти. Скорее всего, правильно не поверят… Подземный ход не ведет в башню дворца, царица и ее сын не запирались в этой башне, им никто не угрожает, и я не попадал в твою ловушку!
По лицу Гелена скользнула тень, тень злобного, негодующего вопроса: он плохо понимал, как может человек так твердо держаться, испытывая такие муки — это не умещалось в выстроенную им систему.
— Что до Астианакса, то с ним может быть и хуже… — медленно проговорил троянец, продолжая зорко следить за рукоятью меча Неоптолема. — Я боюсь, мои разбойники, мои морские разбойники — ты ведь понимаешь, что они со мной в сговоре — верно? Так вот, я боюсь, что они могли и убить мальчишку! Это сокрушило бы все мои планы — мне пришлось бы тогда похитить Андромаху и бежать… Но, надеюсь, он жив. Конечно, жив. Он уже умеет писать, и любящий отец вскоре получит от него письмо, в котором мальчик искренне попросит спасти его от разъяренных бунтовщиков. Его и его маму — о ней-то он уж точно подумает! Ну, а Ахилл получит письмо от тебя, царь!
— От меня?! И ты на это рассчитываешь?! — в ярости Неоптолем рванулся из сжавших его тисков и тут же, потеряв сознание, упал навзничь на каменные плиты.
Когда он очнулся, факел пылал почти над его головой, вставленный в железное кольцо на стене. А Гелен стоял уже не у решетки, а по другую сторону капкана, в темной, сужающейся части коридора.
— Я только на это и надеялся, Неоптолем! — воскликнул троянец и медленно шагнул вглубь густой сырой темноты. — Я не смог бы пройти назад, к выходу, не потеряй ты сознание — ты бы, пожалуй, меня прикончил! Конечно, сейчас ты не напишешь письма — гордость не позволит. Но и твой отец будет здесь только через сутки, а то и через двое. За это время боль сделает свое дело — боль, жажда, страх. Да и здравый смысл, наконец… Твое пленение может стать причиной гибели Андромахи, а если уж далеко зайдет, то, как знать — и твоего отца… Я ведь и его могу завлечь в какую-нибудь ловушку, хотя и понимаю, что его даже такой капкан вряд ли остановит! Ты задумаешься и поймешь, что написать письмо придется… Тогда мы обо всем договоримся с моим братцем Гектором и с Ахиллом, и каждый, понимаешь, каждый из нас, наконец, получит то, на что имеет право!
И, уже исчезая в расплывающейся глубине коридора, прорицатель добавил:
— Я тебе оставляю факел — часа три он будет гореть. Не так грустно при свете, как в темноте. Постарайся поразмышлять спокойно. Думаю, ты и сам поймешь, что я предлагаю разумное решение. Часов через пять рассветет, и я приду за ответом. Надеюсь, ты уже смягчишься, мой царь!
Глава 3
— Следующий за этим свиток сильно поврежден, — проговорил профессор, откладывая перевод и заново раскуривая погасшую трубку. — Кстати, это единственный свиток из последней части повести, который имеет повреждения. Скорее всего, он каким-то образом попал в воду. Внутри текст сохранился неплохо, по крайней мере, те слова, что не прочитываются, можно угадать. Но начало совершенно смыто.
— Вот так пряники! — возмутился Виктор. — Это в таком-то месте! Да я бы руки оторвал за такое обращение с раритетами! Ну и козлы же эти турки!
— Да турки-то при чем, Витюн? — прервал приятеля Михаил. — Свиткам три с лишним тысячи лет. Откуда мы знаем, к кому и когда они попадали, и кто именно утопил эту часть текста? И что, Александр Георгиевич, начала совсем не прочитать?
— Только отдельные слова, — Каверин показал лист, на котором были разбросаны десятка три слов. — Прочитать и перевести невозможно, но по этим отдельным словам и по смыслу продолжения можно догадаться, что происходит в этой главе, если принимать мое деление на главы. Как я понял, в городе и во дворце узнают о гибели Пандиона, и это вызывает бунт среди мирмидонской стражи. Одновременно Андромаха узнает, что исчез ее сын. Тут, если только я понял правильно, появляется Гелен, говорит, что троянские поселенцы захватили мальчика и требуют в обмен на его жизнь, чтобы Андромаха стала женой одного из них. Не знаю, точен ли я здесь — возможно, уважаемый прорицатель сразу выдвигает свою кандидатуру, объясняя это тем, что такой вариант устроит и троянцев, ибо он тоже троянец, и жителей Эпира, ибо они ему доверяют, и вообще хотят царя, а не царицу. По одной оставшейся фразе можно догадаться, что Андромаха, скорее всего, поняла игру Гелена. Эта фраза звучит так: «Ты ждал этих обстоятельств, или ты их создал, Гелен?» Думаю, это слова царицы, она слишком умна, чтобы не понять, что к чему.
— А Астианакс-то где? — спросила Аня. — Они его действительно поймали?
— А вот с этим не спеши! — Каверин старательно раскурил трубку, в то время, как молодые люди рассматривали лист с выписанными словами, пытаясь составить свою версию происходящего. — О нем мы в свое время все узнаем. Из начала свитка можно заключить, что Гелен каким-то образом использовал бестолковое письмо, которое маленький лазутчик оставил для своей матери, и которое, очень возможно, нашел наш прорицатель. Не знаю, дописал ли он что-то к написанному Астианаксом, либо подделал его каракули, но мне показалось, что он пытался с помощью письма убедить царицу, будто сын умоляет ее о помощи. И она, судя по всему, очень хорошо понимала, насколько серьезно положение, как велика опасность. То, что ей предлагал Гелен, было отвратительным, но выходом.
