Бернард Корнуэлл - 1356
И девственником.
На его чёрном щите цвела белая роза без шипов — знак Девы Марии и его собственной непорочности. Мужчины, которых он побеждал, считали его малость тронутым, женщины безнадёжно сохли по нему. Свой меч посвятил он прославлению добродетели. Его непорочность стала притчей во языцех. Над ним посмеивались, за глаза, конечно. Ему завидовали, ибо Роланда де Веррека взяла под покровительство Богоматерь. Впервые она явилась ему в четырнадцать лет, коснулась и поведала, что он будет непобедим, коль сбережём чистоту, как сберегла её сама Святая Дева.
— Ты встретишь суженого, — обнадёжила она его, — Но до той поры блюди себя.
И он блюл. Мужчины могли смеяться за его спиной, женщин он сводил с ума. Одна воздыхательница провела пальцами по его щеке и восхитилась:
— Какая красота! Столько схваток, и ни единого шрама!
Он отпрянул, будто рука её была раскалена, и сухо заметил, что главное — душа, а красота — тщета мирская, коей он чужд. Чужд или нет, одевался он щегольски и доспехи его всегда были выдраены уксусом, песком и проволокой, горя в солнечных лучах огнём. Сегодня латы не сияли. Небо низко нависло над Бретейлем, мрачное и пасмурное.
— Дождь собирается, — буркнул лорд Дуглас, — Башня дурацкая на сдвинется с места.
— Она принесёт нам победу, — кротко возразил де Веррек, — Епископ Шалонский освятил её ночью.
— Кой чёрт мы, вообще, тут делаем?
Дуглас злился. Король Иоанн позвал шотландцев принять участие в штурме Бретейля, хотя в крепости засели не англичане, а французы.
— Я приехал убивать не французов, — ворчал Дуглас, — Я приехал убивать англичан!
— Они — наваррцы, — пожал плечами де Веррек, — Враги короля и Франции.
— И что с того? Англичан в Бретейле нет!
— Кто бы ни был внутри, монсеньор, — мягко улыбнулся де Веррек, — Я повинуюсь приказам Его Величества.
А Его Величество, словно забыв об англичанах в Кале, Гаскони и Бретани, поволок армию на границу Нормандии и Наварры. Невразумительная кампания истощала и без того жалкие ресурсы ради усмирения Навварры, которая Франции никак не угрожала. Лорд Дуглас такие междоусобные склоки ненавидел.
— Пусть бы хоть сгнили здесь, пока мы разделывались с англичанами. Сорванец Эдди творит, что хочет с Францией, а король Иоанн играет в бирюльки непонятно с кем непонятно ради чего!
— Ему нужен Бретейль.
— Кота за хвост он тянет, лишь бы с англичанами не встречаться, — со вздохом посетовал лорд Дуглас.
С момента прибытия шотландцев король Иоанн менял решение по сто раз на дню. Утром он намеревался выступить на юг, днём — на запад, вечером король уже предпочитал благоразумно оставаться на месте. И вот — Наварра! Англичане намеревались вылезти из гасконской берлоги, чтобы опустошить Францию. Другая армия собиралась на южном побережье острова для высадки в Нормандии или Бретани, а король Иоанн изволили воевать с занюханной Наваррой! От этих мыслей лорду Дугласу хотелось расплакаться, как ребёнку. На юг, внушал он королю, на юг! Разбить щенка Эдуарда, захватить, разметать кишки его своры по земле, и Дуглас мог бы поторговаться об обмене английского принца на шотландского короля. А Иоанн осадил задрипанный Бретейль!
Дуглас с де Верреком беседовали на верхней площадке бефруа. Гасконец вызвался возглавить атаку. Когда десятки согнанных с округи крестьян под градом болтов подкатят башню к стене крепости, воины перерубят верёвки, удерживающие перекидной мост в вертикальном положении, он упадёт, соединив стену замка и верхнюю площадку башни. Бойцы под командованием Роланда ринутся вперёд с боевым кличем на устах. Погибнут, вероятнее всего, но ценою собственных жизней купят время, нужное для того, чтобы сотни латников поднялись в башню и вышибли защитников сначала со стены, а затем и из Бретейля в целом. Из-за риска неминуемой гибели войти в ряды первого отряда считалось неслыханной честью, и Роланд де Веррек на коленях умолял короля даровать ему право встать во главе смертников.
— Зачем вам это? — спросил король.
Роланд объяснил, что любит Францию и рад послужить королю, а ещё, что он ни разу не участвовал в баталиях, только в ристалищных схватках, и желает проявить себя в настоящем деле. Он не обманывал короля, умолчав лишь о том, что считает себя достойным для совершения великого ратного подвига, приличествующего его духовному подвигу непорочности. Дозволение Его Величество даровал. Даровал Роланду и племяннику лорда Дугласа Робби.
— Ты сдохнуть, что ль, решил? — шипел на Робби дядюшка предыдущей ночью.
— Я решил, что ужинать в замке мне завтра понравится больше, чем в палатке, — ответствовал Роберт.
— Дурь и ничего больше, — сделал вывод Дуглас.
Видя, что ему до Робби не достучаться, лорд Дуглас пришёл на башню поговорить с де Верреком, которого полагал самым большим ослом и самым блестящим рыцарем Франции. К де Верреку Роберт мог прислушаться.
— Робби тебя уважает, восхищается тобой. Растолкуй ему, что долг всякого честного христианина — драться с чёртовыми англичанами, а не нарываться на меч вшивого наваррца.
— Он дал клятву не драться с англичанами. Клятва дана была добровольно, и я не стану уговаривать нарушить её.
— Да к свиньям такие клятвы!
— Нарушить клятву, — терпеливо объяснил де Веррек, — для рыцаря значит обречь себя на адские муки и запятнать честь. Сражаясь же на опускном мосту башни, ваш племянник покроет себя неувядаемой славой.
— В гробу я видал такую славу!
— Монсеньор, если бы я мог убедить вашего родственника поднять меч против англичан, я бы это сделал. Я польщён тем, что он так высоко ставит моё мнение, но поймите — советовать обесчестить ему себя мне не позволяет моя христианская совесть. Это неблагородно.
— Чёрт бы тебя подрал с твоим благородством, рыцарством и Бретейлем! — бурчал лорд Дуглас, спускаясь вниз. Наткнувшись на племянника, ожидавшего сигнала к атаке с четырьмя десятками латников, рявкнул на него, — Олух безмозглый!
Наконец, шкуры были прибиты и политы водой против зажигательных стрел. Начал накрапывать мелкий противный дождик. Воины набились в бефруа, как селёдки в бочку, храбрейшие забрались наверх, чтобы первыми ступить на стену вражеской твердыни. Робби Дуглас был среди них. Он облачился в кольчугу и кожаные доспехи, из пластинчатых оставив лишь наголенники и вомбрас на правом предплечье. Левое закрывал щит с красным сердцем Дугласов.
Клинок он взял старый, с прямой деревянной рукоятью, в которую был вделан ноготь святого Андрея, патрона Шотландии. Меч достался Роберту от другого дяди, сэра Уильяма Дугласа из Лиддсдейла, после того, как с тем покончил лорд Уильям Дуглас в милой семейной ссоре. Роберту ничего не оставалось, как присягнуть на верность победителю. Уговорил его лорд Дуглас просто:
