"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
На ужин женщины отправились в грид: Вефрид, сменившая дорожное платье на более нарядное, желтое с красно-коричневой тесьмой, Дагни – многозначительно-загадочная, и Правена, белая и невозмутимая. Там они застали всех мужчин: Анунда, Хедина, Хавстейна, Бера, Алдана и отроков Хедина, с которыми он приехал – те сидели за столом в ближайшем к двери конце, ожидая, пока Дагни велит подавать им кашу.
Для конунга со знатными гостями Дагни прислала пива, соленой рыбы, вареных яиц, печеной репы с подливой из меда и коровьего масла – закусить, пока в поварне жарили свинину и баранину. Хедин приехал так быстро, как смог; ему вовсе не хотелось бросать хозяйство на жену и сыновей в горячую пору окончания жатвы и сушки снопов, но Эльвёр не позволила бы ему остаться в стороне, когда Анунд пленил ее двоюродного брата. Через Хольмгард шла торговля по Варяжскому морю, оттуда в Мерямаа нередко прибывали новые люди – варяги, русы и словене, а чем больше людей, тем больше всевозможных богатств будет добыто из этого обширного края, полного пушных зверей и непаханой земли. К тому же Хедин когда-то знавал Сванхейд и сохранил к ней глубокое уважение. Ссориться с этой семьей ему было бы вовсе некстати.
Хедин мог засвидетельствовать, хотя бы отчасти, невиновность Бера в злых умыслах: перед Анундом его оболгали люди, уже убившие его родича и пытавшиеся близ Сбыховского погоста застрелить самого Бера. Снова пришлось пересказывать и обсуждать все, что было известно, начиная с приезда Улеба в Хольмгард в самом начале прошлого лета. Бер мог поклясться, что ни разу не слышал от Улеба ни слова о желании обложить Мерямаа новой данью. Правена, как женщина, в настоящие свидетели не годилась, но все здесь считали ее достаточно толковой, чтобы выслушать ее заверения: и она за два года замужней жизни ни разу не слышала, чтобы ее муж мечтал о дани с Мерямаа и о княжеских столах.
– Тугэ лиже! Да будет так! – наконец согласился Анунд, когда на стол уже поставили большие деревянные блюда с горячими кусками баранины и поросятины. – Я готов поверить, что ты, Берислейв, не умышлял на меня зла – мы же родичи, как-никак. Но можешь ли ты поручиться, что отчим вашего нового конунга-дитяти или иные, кто заберет власть в Хольмгарде, не захотят этого?
– Не могу. Мы не говорили о том, как вести дела. Да в этом и нет нужды – Сванхейд знает…
– Сванхейд в таких годах, что… разумный человек задумается о будущем.
– Чего ты хочешь от меня, Анунд конунг? – вздохнул Бер.
– Я хочу, чтобы в Хольмгарде собрали посольство от имени Сванхейд и того ребенка, прислали его ко мне и заключили со мной новый договор – о мире, о торговле, обо всем, что обеспечит нам благополучие.
– Это желание законное и разумное. Сванхейд и сама сделала бы так, если бы ее не отвлекли горе и заботы. Если ты позволишь мне уехать, то уже зимой получишь это посольство. Может быть, я сам вернусь.
– Если ты останешься здесь, – Анунд хитро прищурился, изломив темную бровь, а его небольшие, умные глазами смотрели с лукавством, – то посольство приедет быстрее и будет сговорчивее.
– Несправедливо лишать меня свободы, когда ты ни в чем не можешь меня обвинить! – Бер начал терять терпение. – Тем более что я твой родич!
– Могу! Ты явился в мою землю с оружием, с вооруженной дружиной, собираясь убить здесь неких людей без моего ведома! И, кстати, доходят слухи, будто на Келе-озере случилось какое-то побоище, человек десять или двадцать убили загадочные лесные ёлсы… Сколько живу – не видывал такого, чтобы ёлсы убивали людей из лука!
Бер не ответил, стараясь не перемениться в лице, но быстрый взгляд, брошенный на него, Алдана, Правену подтвердил Анунду, что для них эта новость не так уж неожиданна.
– А чтобы тебя случайно не обвинили в этом побоище – знаешь ведь, всегда винят чужаков! – лучше тебе еще у меня задержаться! – с торжеством закончил Анунд. – Я уж не дам вас в обиду этим шуйтанам из Келе-бола, что приваживают ёлсов. Сунуться туда, к Келе-болу, для тебя сейчас все равно что прыгнуть в омут.
– Но кто же тогда известит Сванхейд, что нужно снарядить посольство? – воскликнула Дагни.
– Люди Берислейва могут поехать. Их я не стану удерживать.
– Мы не оставим господина. – Алдан покачал головой, и Правена тоже.
– Подождем, что скажет Эскиль Тень, – предложил Хедин. – От него до земель Хольмгарда рукой подать – до Забитицкого погоста два перехода, а верхом – один. Он знает за волоком многих людей и сумеет послать весть Сванхейд.
Никто не возразил, а Вефрид взглянула на брата матери и широко раскрыла глаза…
Позднее, когда в Озерном Доме уже собирались спать, Вефрид удивила Дагни, попросив у нее немного непряденой шерсти. Анунд обладал многочисленным овечьим стадом, и у Дагни еще осталось в клетях сколько-то шерсти весенней стрижки, промытой и даже частично вычесанной. Выбрав клок побелее, Вефрид попросила еще и прялку.
– Не собралась ли ты связать себе чулки, моя девочка? – удивилась Дагни. – Я дам все, что нужно, если тебе чего-то не хватает.
– Мне нужна только прялка, и чтобы кто-нибудь проводил меня в баню, – загадочно ответила Вефрид.
– В баню? Ты же умывалась! Не поздно ли для мытья?
– Речь не о мытье. Мне нужно попасть в такое место, где легче… услышать духов.
– Ох! – Дагни всплеснула руками. – Так ты собралась ворожить! О чем?
– Конечно, о том, как мне помочь моему жениху, – грустно ответила Вефрид. – Ведь если ему придется дожидаться здесь зимы, пока Сванхейд пришлет за ним… Я же надеялась, что к Середине Зимы состоится наша свадьба!
– Ах… Это, конечно, важно… – Дагни не нужно было убеждать в важности свадьбы для молодой девушки, но сама она способностей к ворожбе не получила и опасалась всего, что связано с испытаниями судьбы. – Так ли это необходимо? Хочешь, я поговорю с конунгом? Мы даже могли бы устроить вам свадьбу и здесь – он будет только рад, я уверена, то есть конунг. Конечно, если Хедин подтвердит, что у твоих родителей есть такое намерение…
– Бер не может жениться, пока на нем долг перед Одином. А чтобы избавиться от этого долга, он должен сначала обрести свободу. Прошу, Дагни, молчи обо всем этом.
Проникнувшись важностью дела, Дагни сама проводила Вефрид к бане у реки; служанка несла за ними прялку и кувшин. Уже темнело, воздух отсырел, особенно сильно пахло речной водой, и обе кутались в накидки.
В баню Вефрид вошла одна, а Дагни, велев служанке ждать снаружи, вернулась в город. Вефрид приготовила прялку и вылила молоко из кувшина на широкий очаг, выложенный камнем, – приношение норнам и дисам.
А потом заговорила:
Заклинанию норны Вефрид обучила мать – Хельга, а ту – ее мать, Снефрид, а ту – ее мать, Виглинд, а ту – ее мать, Лауга. У Лауги родной матери не было – куда та делась, семейные предания не сохранили, – но Лауга была известной на всю корабельную сотню колдуньей и выучилась этому заклинанию у своей наставницы, Хлив Черной Дисы. Об этой загадочной женщине ни Хельга, ни Вефрид ничего уже не знали, но само имя ее звучало так, будто она вышла из самого Иггдрасиля… вылезла из тьмы под его корнями. Сегодня Вефрид впервые произносила эти слова вслух, и ее пронизывал трепет, словно она касается невидимых нитей судьбы и они дрожат под рукой… И все же не могла избавиться от легкого чувства ревности: сын конунга был нужен ей самой!
