"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна
– Вы сами целы, уже за это можно благодарить Одина.
– Да. Мы благодарим. Но вот что я хотел бы знать, – Хавстейн встряхнул длинную серую ленту обмотки и взглянул на сестру, – куда настоящий-то Градимир делся?
Глава 10
Об этом говорили и назавтра, когда ловцы выспались и пришли в себя. Выходило, что настоящего Градимира в последний раз видели в ночь после Перунова дня, на гулянье у Змеева озера. С тех по как он исчез, украв Эскилеву лошадь, верных сведений о нем не имелось. Уже пять-шесть дней он был невесть где. И возможно, все это время тем или иным способом продвигался прочь отсюда. А за пять дней, плывя вниз по реке, уйти можно весьма далеко. И где теперь его искать? Приходилось признать, что след потерян, и начинать поиски заново.
Только Вефрид знала, что Градимир покинул окрестности Видимиря лишь вчера утром и направился к Песи, то есть держит путь на восток. Она уже была бы не прочь передать эти вести Беру, но как? Не признаваться же, что знала, что беглец лежит у Тихомилы, уже несколько дней.
Назавтра после погони ни у кого не было сил трогаться с места; один только Вальгест вызвался съездить к Тихомиле, будто и не проделал вчерашний путь наравне со всеми. Рагнар и еще трое Эскилевых людей взялись его сопровождать, но избу Тихомилы нашли пустой. Ни старухи, ни ее дочери, все прибрано, печь холодна, никаких припасов. Обе вдовы сбежали, чтобы поискать приюта у кого-то из родни, скорее всего, на севере в Ратолюбовом гнезде, где жили неприятели Эскиля. Там ему все не могли простить гибели Несвета и его сына Видимира, чему минуло уже двадцать лет.
– Он мог уйти с женщинами туда, – сказал Бер, когда Вальгест вернулся.
– Он мог уйти на юг, – сказал хмурый Хавстейн. – На Валдай. Оттуда можно к смолянам пробраться. Далеко, но мой отец с большой дружиной когда-то прошел этим путем.
– У смолян живет мой отец. – Бер вскинул голову.
– А он что-нибудь знает об этих делах?
– Может знать, если Святослав с войском дотуда уже дошел.
– Это с дружиной легко дойти, – с сомнением сказал Хавстейн. – А то в одиночку и с пустыми руками.
– Когда у человека есть меч, – усмехнулся Свен, – руки у него не пустые, и он, коли не рохля, все нужное себе раздобудет. А у этого шишка два меча!
– Этой ночью я опять поищу след, – пообещал Вальгест. – Всеотец силен, но и мы не беспомощны. Им нас не сбить. А пока отдыхайте.
Стемнело, но сон, несмотря на вчерашнюю усталость, не шел. Видимирь затих, а Бер все прохаживался по заборолу, глядя, как дрожит на воде озера серебряный свет растущего месяца. Девятый день – конец первой девятницы [738]. Не очень-то добрый день, часто приносит дурные вести.
В поздних сумерках Вальгест покинул Видимирь – ушел за Полевые ворота, в сторону леса и Тихомилиной избы, обещал к утру вернуться с новостями. Бер следил, пока было видно, как загадочный его товарищ удаляется ровным неспешным шагом, растворяется в сумраке ветвей… При мысли о Вальгесте пробирала легкая дрожь. Тот уже однажды нашел след Градимира, ведущий в Тихомилину избу. И не сказал, что ошибся, когда того там не оказалось – просто в дело вмешался некто… Бер до сих пор не знал, как думать и что говорить о том, кого они преследовали и кого он пытался застрелить. Птица-лебедь прикинулась мужчиной? Мужчина обернулся лебедем? О таком Бер даже не слышал – в преданиях облик лебедей принимают валькирии, когда хотят спуститься в небес и окунуться в какое-нибудь светлое озеро в уединенном месте. Какой парень не мечтал однажды застать их за таким купанием? Сумевший утащить оперение получит валькирию в жены – или хотя бы сможет потребовать защиты в сражениях. Один такой удачный день мог любого сделать непобедимым воином. «Кому попало валькирии не покажутся! – добавляла Сванхейд, когда рассказывала внуку эти предания. – Нужно уже быть великим воином, хотя бы по задаткам, чтобы их увидеть. А простак увидит лебедей, да и все».
Есть ли у него эти задатки? Ничего такого Бер в себе не чувствовал. Правда, опыт похода на тот свет и сражения с чудовищем у него имелся – притом удачный. Две зимы назад ему удалось забрать Малфу из берлоги Князя-Медведя и вместе с ребенком привезти в Хольмгард. Теперь вот она выходит замуж за Дедича и, если помогут боги, будет счастлива, а этот ребенок, бывший Колосок, теперь зовется Владимир Святославич и считается новым князем Гардов. Но тянет ли это на настоящий подвиг – повод к настоящей славе? Ни один сказитель рядом не случился и того подвига не видел. Может, оно и к лучшему – Бер улыбался в темноте, вспоминая, как они с «медведем» возились в снегу, одолеваемые больше тяжестью собственной одежды с налипшим снегом, чем противником, и как «медведь» признал себя побежденным просто потому, что эта возня ему надоела.
Но Всеотец – не переодетый медведь. Он настоящий. Он недостижим и непостижим, и с ним-то Бер ввязался в нешуточную борьбу. Борьба эта могла привести к нешуточной смерти, но смерти он не боялся. Хуже, если это будет напрасная смерть.
То существо в болоте – не то человек, не то лебедь, – говорило об Одине и о князе Святославе. Хоть Бер и слушал эту речь, одновременно прицеливаясь в грудь говорящему, главное он уловил.
А главный в этом деле – Святослав. Двоюродный – дважды двоюродный брат Бера, по крови все равно что родной. Все это затеяно из-за него и ради него. Бог Воронов желает видеть его великим воином, готовит для него вечную славу – но и назначил высокую цену за нее. Высочайшую. Готов ли Святослав ее заплатить?
Правена как-то сказала, что Ута однажды призналась ей: хоть Святослав и считается старшим сыном Ингвара, на самом деле Улеб родился на два месяца раньше. Младшим братом он звался, поскольку принадлежал к младшей ветви материнского рода. Он был первенцем Ингвара, но его рождение поначалу скрывали, а имянаречение Святослава прошло раньше, чтобы в глазах людей сделать старшим именно его, законного сына Ингвара и Эльги. Эльга, в ту пору совсем еще молодая, но предусмотрительная, позаботилась об этом. А Ута и не думала возражать – не она, а Эльга была водимой женой Ингвара, той, что с детства назначалась в госпожи всего, чем он владеет или будет владеть. Условием ее согласия на брак было нераздельное наследие для ее сына, и она не могла поступиться этим даже ради собственной сестры.
А выходит, что именно сыну Уты изначально было суждено сделаться владыкой Русской земли. Недаром ему дали имя Улеб – то же самое что Олав. Из него вышел бы отличный князь. А Святослав, как младший, прожил бы жизнь с оружием в руках, в погоне за славой, вознося все выше грядущую память о себе и увеличивая своей доблестью родовую удачу. Казалось бы, чего лучше – все его склонности ведут к тому же.
Но Одину этого показалось мало. Для него это слишком просто. Он хотел, чтобы величайший воин Русской земли заплатил за эту честь, отдав предназначенную ему княжескую долю. Но не брату – а судьбе и богам. Чтобы отдать, он сперва должен был ею овладеть, избавившись от брата-соперника. Он сделал это не сам, не своими руками, но стрелу в руки Игмора вложила его воля…
Какую стрелу? Бер тряхнул головой. Улеба не застрелили, его изрубили мечами – двумя, а то и тремя. Бер еще не знал, кто были те трое, что держали мечи. Поэтому и надеялся взять Градимира живым: выспросить, как все было.
Так почему он подумал о стреле? Вдруг осенило: потому что Улеб слишком напоминает ему Доброго Бальдра.
Бер застыл, привалившись грудью к ограждению заборола и глядя в дрожащий на воде озера лунный свет. Ну конечно! О Бальдре рассказывают, что он был самым красивым, мудрым, добрым, честным из асов – именно так Бер всегда думал об Улебе. Именно так он вчера говорил о нем Вефрид, а Правена не могла удержать слез, слушая, как прекрасен был в людских глазах ее погибший муж. «О нем можно сказать только доброе» – эти слова равно справедливы для того и другого. «Я же могу пойти за ним в могилу? – сказала Правена, когда ее привезли из Выбут в Хольмгард, на поминки по мужу. – Я вышла за него, чтобы у нас была одна судьба – в жизни и в смерти. Я желаю разделить его судьбу»… В точности как Нанна, супруга Бальдра, умершая от горя, когда увидела его мертвым. Эта новая Нанна выбрала путь мести – но духом и сердцем она мертва, как и ее муж, в белом свете Правена больше не видит для себя ни доли, ни счастья. И погиб Улеб за несколько дней до Середины Лета, до солнцестояния – в то самое время, когда погибает Бальдр, в конце посвященного ему времени летнего расцвета.