Тайна Моря - Стокер Брэм
— Я подумала, что в тот день нам бы пришел конец, если бы не вы.
— Был рад помочь… — ответил я столь же тихо, — миссис Джек и ее подруге.
— Миссис Джек — и ее подруга — премного вам обязаны, — весело подхватила она уже обычным голосом и тоном. Я видел, что она целиком вернула самообладание и убрала руки от бортов. Теперь мы отошли от рифов на глубину и уже скоро увидели Сэнди-Крейгс. Заметив, что миссис Джек и ее провожатый идут прогулочным шагом по песку, и не желая ее торопить, я с согласия своей спутницы попросил юного Хэя держаться самого внешнего края Сэнди-Крейгс, сплошь серо-белых от чаек. При нашем приближении все чайки взлетели и закружили с воплями; как отрадно было видеть изумление и восхищение в следящих за дугой пернатого облака глазах девушки.
Мы держались у большой заостренной скалы, пока не увидели, как в нашу сторону между валунов опасливо пробирается миссис Джек. Тогда мы погребли к береговому камню и поставили корзинку для пикника в безопасное место. Затем, разложив коврики и подушки, приготовили для миссис Джек уютное гнездышко. Мисс Анита сама выбрала место. Должен сказать, я бы, пожалуй, сделал иначе, а мисс Анита постаралась усадить подругу спиной к той скале, откуда ее спасли. Несомненно, участливая девушка не желала лишний раз тревожить компаньонку неприятными воспоминаниями.
Позаботившись о ней, мы наконец отпустили мальчишек до времени середины прилива. Миссис Джек порядком утомилась, пройдясь по песку, и клевала носом, уже когда мы уходили. Затем мисс Анита достала свой маленький мольберт, а я установил его так, как она велела; разложив стул и приготовив палитру, я сел у ее ног на камень и любовался ею, а она приступила к работе.
Какое-то время она писала в тишине, затем, повернувшись ко мне, вдруг спросила:
— Что же с теми бумагами? Вы что-нибудь узнали?
Только тогда мне вспомнилось письмо в кармане. Не говоря ни слова, я протянул его Марджори. Приняла она его и с улыбкой, и с легким румянцем на лице.
Но, стоило ей увидеть дату, как у нее невольно вырвалось:
— Почему я не получила его раньше?
— Потому что у меня нет вашего адреса и я не знал, как вас найти.
— Понимаю… — ответила она рассеянно, уже приступив к чтению. Закончив, она вернула страницы и сказала: — Теперь прочитайте вслух вы, пока я рисую; и позвольте задавать вопросы, чтобы лучше разобраться.
И я читал, а она время от времени что-то уточняла. Два-три раза мне пришлось перечитывать места из монографии о шифрах, но с каждым разом она схватывала все лучше и лучше, пока наконец не спросила с интересом:
— Вы сами когда-нибудь придумывали такие сокращения для шифра?
— Еще нет, но мог бы. Я был так занят расшифровкой тайнописи, что руки не дошли попробовать написать что-либо самому.
— И вы преуспели?
— Нет! — отвечал я. — Увы, пока не добился ничего определенного, но должен сказать, что уверен: шифр есть.
— Вы пробовали прочитать и цифры, и точки?
— Да, — ответил я. — Но мне все еще не за что уцепиться.
— Вы правда считаете, судя по своим исследованиям, что шифр — двухбуквенный или основан на двухбуквенном?
— Да! Не могу сказать, как именно пришел к этому выводу, но я в нем уверен.
— Там есть комбинации из пяти символов?
— Нет.
— Комбинации меньше чем из пяти?
— Могут быть. Должны.
— Тогда почему же вы не попробуете свести двухбуквенный шифр к самой короткой комбинации? Вдруг прольете свет, двинувшись с другой стороны.
Тут меня осенило, и я решил, что моей задачей — как только гостьи уедут из Крудена — будет сократить бэконовский шифр.
Мисс Аните я отвечал с искренним восхищением:
— Ваша женская интуиция быстрее моей мужской рациональности. Я буду слушаться вас во всем!
Какое-то время она не отвлекалась от рисования. Я смотрел на нее — украдкой, но неотрывно, — и вдруг меня посетил проблеск странного воспоминания; я заговорил не задумавшись:
— При нашей первой встрече, когда вы с миссис Джек стояли на скале, обрамленные пеной, мне почудилось, словно ваша голова украшена цветами.
Ответила она не сразу:
— Какими цветами?
И вновь — не в первый раз за наше недолгое знакомство — я насторожился. Что-то в ее голосе остановило меня. У меня закружилась голова, но в то же время я расслышал и нотку предупреждения. Знает Бог, в тот момент я не хотел случайного разлада. Я влюбился без памяти и боялся все испортить. А я бы ни за что на свете не отказался от надежд, переполнявших меня горячечным волнением. И почувствовал некое удовлетворение, давая ответ:
— Белыми!
— О! — воскликнула она и, покраснев, продолжила, рисуя с нажимом: — Их возлагают на мертвых! Ясно!
Это был суровый парирующий удар. Смолчать было невозможно, и я добавил:
— Есть еще один повод, когда нужны белые цветы. К тому же их не возлагают на голову покойников.
— Тогда о ком вы? — И снова в ее кротком голосе прозвучало предупреждение. Но я не внял ему. Больше не хотел внимать. И ответил:
— О невестах!
Она не ответила — словами. Только подняла глаза и пронзила меня взглядом, после чего как ни в чем не бывало вернулась к рисунку. В некоторой степени этот взгляд поощрял; но в гораздо большей он был угрожающим, исполненным предостережения. Хотя у меня шла кругом голова, я все же взял себя в руки и со всей возможной кротостью позволил ей сменить тему.
Мы снова вернулись к шифру. Она забрасывала меня вопросами, и я пообещал показать тайнопись по возвращении в гостиницу.
Тут она сразила меня наповал:
— Мы заказали в гостинице ужин, и вы приглашены.
Пытаясь унять дрожь, я ответил:
— Буду рад.
— А теперь, — сказала она, — если отобедать мы хотим здесь, пора разбудить миссис Джек. Смотрите! Все время, сколько мы говорим, вода поднималась. Пора!
Миссис Джек удивилась, когда мы ее разбудили, но тоже не отказалась от обеда. Трапеза на свежем воздухе доставила нам огромное удовольствие.
На середине прилива пришли мальчишки Хэй. Мисс Анита решила поручить им обоим отнести корзину и помочь миссис Джек вернуться к карете.
— Вы же сможете грести и один, правда? — спросила она, повернувшись ко мне. — Теперь вы знаете путь. С вами мне не страшно!
Мы отплыли от скалы и видели, как фигурки миссис Джек и мальчишек удаляются с каждым шагом; я набрался духу и безрассудности и заговорил:
— Когда человек из-за чего-то переживает и боится, что от одного умолчания об этом может потерять то, за что отдал бы все на свете, как… как вы считаете, должен ли он хранить молчание?
Я видел, что и она заметила ту нотку предупреждения. Когда она ответила, в ее голосе слышались чопорность и желание вернуться к обычному положению:
— Говорят, молчание — золото.
Отвечая, я не мог не рассмеяться с оттенком горечи:
— Тогда в этом мире золото истинного счастья достается лишь немым!
Она промолчала — глубоко уйдя в себя, смотрела на миллион сверкающих алмазов моря; я греб что было силы, радуясь, что хоть чем-то могу себя занять.
Наконец она обернулась ко мне и со всей лучезарностью, проявившейся в лице, сказала так нежно, что меня будто окатило теплой волной:
— Вы не слишком ли налегаете на весла? Вы чересчур рветесь в Уиннифолд. Я боюсь, мы окажемся там очень рано. Торопиться незачем; мы встретимся с остальными, когда надо. Лучше держитесь подальше от опасных скал. На всем горизонте не видно ни паруса, ни одного, поэтому вам можно не бояться столкновения. Но помните: я не прошу вовсе бросать грести; ведь, в конце концов, если стоять неподвижно, унесет течением. Только гребите полегче — и в свое время мы достигнем безопасной гавани!
От ее речи меня захлестнуло чувство, не имеющее названия. То была не любовь; то было не уважение; то было не почитание; то была не благодарность. Но все вместе взятое и сразу. В последнее время я так жадно изучал тайнопись, что теперь во всем видел секретный смысл. Но, о! как скудны письменные слова перед изящным богатством речи! Ни один мужчина, имеющий сердце, чтобы чувствовать, и мозг, чтобы понимать, не истолковал бы ее слова превратно. Она давала предупреждение, и надежду, и смелость, и совет; все, что может жена дать мужу или друг — другу. Я лишь взглянул на нее и, не говоря ни слова, протянул руку. Она искренне вложила в нее свою; на короткий блаженный миг моя душа была едина с сиянием моря и неба.