Эрнест Капандю - Рыцарь Курятника
Гроза продолжалась, хотя была уже не такой сильной, дождь не переставал. Нападение было совершено без четверти девять, а ровно в десять часов карета доехала до Понтуаза, но, не въезжая в город, повернула направо и остановилась перед дверью дома в начале дороги Мери. Шесть человек держали приготовленных лошадей. Шестерку из кареты, покрытую пеной и потом, выпрягли и в один миг заменили свежими лошадьми. Всадники тоже переменили лошадей. Вновь защелкали бичи, и карета умчалась дальше. За Понтуазом дорога была сухая — гроза сюда не подошла.
После отъезда из Парижа не было произнесено ни единого слова, все хранили самое строгое молчание. После одиннадцати часов в ночной темноте показались зубчатые стрелы собора Бове. Город спал, нигде не было ни огонька. Карета остановилась на берегу Авелона. Всадники спешились, дверца кареты отворилась, и один из сидевших в карете вышел. Оставшийся высадил графа де Шароле, которого два человека отнесли на берег. Один из тех, что сидели в карете, шел впереди, другой — сзади, еще два человека замыкали шествие. Карета стояла перед очень красивым домом. Ворота дома бесшумно отворились, карета въехала во внутренний двор, и ворота закрылись. Люди дошли до берега, где под ивами была привязана лодка. Шароле положили на дно лодки, два человека в масках сели на корме, четверо сопровождавших их взяли весла. Лодка пересекла реку и, обогнув город, причалила у больших деревьев. Тут стояла рыбачья хижина. Когда лодка причалила, дверь хижины отворилась, и на пороге появился человек. Послышалось тихое «кукареку». Люди вышли из лодки, которую рыбак удерживал багром. Два человека, неся Шароле на руках, вошли в узкую улицу, совершенно пустую и безмолвную. Люди шли медленно и бесшумно. В середине улицы, слева, возвышался черный дом, довольно большой. Люди остановились перед этим домом. Человек в маске, шедший впереди, наклонился, сунул правую руку под дверь, и та сразу же отворилась. Все вошли, дверь затворилась сама собой. Вошли в низкую комнату, стены которой, необыкновенно толстые, не пропускали ни малейшего звука. Шароле посадили в кресло. По повелительному знаку четверо сопровождавших вышли из комнаты и затворили дверь. Два человека в масках остались с Шароле. Длинная и широкая комната со сводами была освещена многочисленными лампами, прибитыми к стенам. Один из неизвестных в маске, тот, что велел выйти остальным, пристально посмотрел на Шароле. Со связанными руками и ногами, с кляпом во рту, Шароле сидел неподвижно и тихо.
— Выньте кляп и перережьте веревки на руках и ногах, — распорядился человек, стоявший перед графом.
Второй в маске поспешил повиноваться. Получив свободу в движениях, Шароле вздохнул с облегчением и потянулся. С тех пор, как упали его лошади, граф в первый раз мог шевелить руками и говорить.
— Скажут мне, наконец, где я? — сказал он, встав и топнув ногой.
— В городе, где правосудие зависит от вас, монсеньор, — ответил человек в маске. — Вы в Бове, в нескольких лье от вашего поместья Фоссез.
— Кто меня привез сюда?
— Я.
— Кто ты такой, что осмелился поднять руку на принца крови?
— Я тот, кому король подписал прощение на случай, если вас убьют.
— Убьют!.. — повторил Шароле, побледнев.
— Нет. Если бы я хотел вас просто убить, я давно бы сделал это. Но у нас разные вкусы, принц. Я не люблю убивать, я предоставляю это вам.
Сменив тон, но по-прежнему с угрозой, он продолжал:
— Вы хотите знать, кто я? Вам недолго придется ждать.
Окончив говорить, человек в маске ударил в гонг, который был возле него на столе. Дверь отворилась, и двое ввели третьего — босиком и с непокрытой головой. Грубая рубашка была его единственной одеждой, руки — связаны за спиной, а на шее привязана веревка. Этого человека поставили напротив Шароле, затем конвоировавшие его люди вышли. Тот, кто говорил с Шароле, продолжал:
— Граф де Шароле, имею честь представить вам старого вашего приятеля, которого вы достаточно давно не видели — барона де Монжуа.
Сделав шаг назад и скрестив руки на груди, он прибавил:
— Теперь скажу, кто я. Жильбер, сын Рено, оружейника с набережной Феррайль, того, который под вашим давлением, монсеньор, был осужден в этом городе 29 января 1725 года и повешен 30 января.
Наступила минута тягостного молчания.
— 30 января, когда вы ужинали с вашими друзьями у Бриссо, на улице Вербоа, я был здесь. Я был тогда молод, мне было двенадцать лет. Я увидел тело моего отца на виселице. Настала ночь, и я, держась за веревку, влез и поцеловал его. Наклонившись к его уху, я шепнул: «Отец мой, я отомщу за тебя, клянусь. Тот, кто был причиной твоей смерти, умрет так же, как ты, и на том же месте». Прошло двадцать лет и шесть месяцев, как я дал эту клятву. Сегодняшней ночью я сдержу ее. Вот подлый убийца моего отца! — прибавил он, указывая на Монжуа. — Он умрет. А вы, Шароле, его гнусный сообщник, отомстите за меня. Этот человек умрет от вашей руки. Его я приговорил к смерти, а вас — быть его палачом.
— Негодяй! — возмутился Шароле. — Как ты смеешь оскорблять принца!
— Ничего, это уже не первое мое оскорбление. Мы давно знаем друг друга, мсье де Шароле! Это я ограбил ваш замок Эмеренвилль, это я посадил вас на целую ночь в выгребную яму, это я сжег ваш особняк на улице Фран-Буржуа! Вы слышали приговор? Граф де Шароле, вы повесите этого человека на виселице, как он повесил моего отца, и подпишете вашим именем протокол казни. Вы это сделаете без малейшего промедления и липших слов. При малейшей попытке уклониться я прострелю вам голову. Посмотрите мне прямо в лицо: двадцать лет назад меня звали Жильбером Рено, а теперь меня зовут Рыцарем Курятника.
Сорвав плащ и маску, Рыцарь явился во всем своем свирепом могуществе.
— Вы понимаете, — продолжал он, — что у вас не остается другого выхода, как сделать то, чего я хочу. Впрочем, это покажется вам забавным, граф! Вы стреляете, как в кроликов, в бедных людей, работающих на расстоянии ружейного выстрела от вас, но вам еще не приходилось вешать. Это доставит вам удовольствие.
— Кукареку! — прозвучал пронзительный петушиный крик.
Двери отворились, и в комнату вошли семь человек. У всех в петлице или на шляпе были перья различного цвета. Они схватили Монжуа и Шароле.
— На виселицу! — приказал Рыцарь Курятника.
Если бы в эту ночь кому-нибудь пришлось находиться в одном из залов здания уголовного суда в Бове, он, посмотрев на площадь, увидел бы странное и ужасное зрелище. На площади виднелся позорный столб и огромная виселица. Ровно в полночь группа людей молча окружила виселицу. Потом по ступеням длинной лестницы медленно поднялась тень. Среди глубокой тишины с верха лестницы на эшафот упала веревка. Люди, стоявшие группой на эшафоте, вдруг раздвинулись, и показался человек, качавшийся на веревке, затянутой на его шее. Другой был привязан за руки к ногам первого. Веревки ослабли, он, высвободившись, тяжело упал, и повешенный медленно завертелся на веревке. Прошло четверть часа, а все стоявшие под виселицей и на эшафоте не сделали ни одного движения. Потом раздалось тихое пение петуха, и все сразу разошлись.
