Бернард Корнуолл - Рота стрелка Шарпа
Лоуфорд посерьёзнел:
— Простите, Ричард, в следующий раз я с большим вниманием отнесусь к вашим словам.
Да, думал Шарп, если он будет, этот следующий раз. Лоуфорд мог вернуться, но не в ближайшие месяцы и уже не в Южно-Эссекский. Слухи о новом полковнике расползались по части, как пороховой дым по полю битвы. Кто-то говорил, что должность оставят за Форрестом, кто-то боялся возвращения сэра Генри Симмерсона (Насколько было известно Шарпу, последнего вполне устраивала доходная работа с налогами). Любого подполковника, чей путь пролегал вблизи расположения полка, досужие языки немедленно записывали в новые командиры. Пока что полк маршировал через Тагус и верховодил в нём майор Форрест.
Тереза скакала на лошади вместе с батальоном. Солдаты Лёгкой роты помнили её по Альмейде и, хотя Шарп никому ничего не рассказывал, уже прослышали о ребёнке. Харпер, без устали отмеряя ножищами шаги, лучезарно улыбался капитану: «Не волнуйтесь, сэр. Парни присмотрят и за ней, и за вашей девочкой.» Солдатские жёны преподнесли Шарпу с Терезой в подарок одеяльце, пару детских вязаных митенок и самодельную погремушку. Стрелка это тронуло и смутило.
Настроение в полку было бодрым: Южно-Эссекский, подобно остальному войску, полагал, что, если в Сьюдад-Родриго потери при штурме составили всего около шестидесяти человек, под Бадахосом их ждёт то же самое. Солдатские пересуды заставляли Терезу хмуриться: «Они не знают Бадахоса!» Возможно, думал Шарп, хорошо, что не знают.
— Куда мы, парни?
— В Ба-да-хос!
Непогода затруднила переправу через реку, и три дня полк провёл в Порталегри. Они были единственной частью в городе, но Шарп видел по многочисленным меловым отметкам на дверях, как часто здесь бывают солдаты. Под свежими надписями вроде «ЮЭ/Л/6» (Южно-Эссекский/Легкая рота/6 человек), оставленными квартирьерами их полка, угадывались полустёртые памятки пребывания здесь английских, валлийских, ирландских, немецких, португальских и французских батальонов. Только, когда падёт Бадахос, война навсегда уйдёт из этих мест.
Штаб полка расположился в гостинице, там же остановились Шарп с Терезой. Три дня они наслаждались друг другом. Тереза должна была пуститься в путь раньше — ей надо было успеть попасть в Бадахос до того, как въезд в город ввиду приближения британцев будет перекрыт.
— Почему Бадахос?
Дождливый вечер сменяла ненастная ночь. В мансарде царила полутьма.
— Там родня. Я не хотела рожать дома.
Шарп понимал почему. Её дочь считалась «плодом греха».
— Дядя с тётей знают?
— Догадываются, конечно. Но дядя — богатый человек, своих детей у них нет. Ребёнок им в радость. Болезнь Антонии ставила в тупик докторов. Девочка плохо росла, не удерживала пищу. И сёстры из монастыря, и врачи сходились в том, что она не жилица. Тереза с ними не соглашалась. Её дитя не могло расстаться с жизнью так просто.
— У неё чёрные волосы?
— Ты же знаешь, что да. Я говорила тебе сто раз. Она родилась с длинными тёмными волосами, потом они выпали и отрастают вновь. У неё маленький носик, не такой, как у меня, но и не твой крючок.
— Может, это оттого, что она не от меня?
Тереза с напускной обидой пихнула его в бок:
— От тебя! Она хмурится, как ты!
Она насупила брови, пародируя Шарпа, а он, в отместку, повалил её на кровать. Дождь стучал в окно.
— Поженимся?
Она не ответила. Со двора донёсся стук копыт по булыжнику и голоса.
— Кто-то приехал.
Шарп ждал ответа на свой вопрос. Девушка провела пальцем по шраму на его лице:
— Ты решишься осесть в Касатехаде?
Стрелок молчал. Жить в чужой стране? Стать «мужем Терезы», иждивенцем?
— Возможно. После войны.
Испанка кивнула. Четыре года французы хозяйничали в Испании. Мирной жизни никто не помнил. До того, как вступить в войну с Францией, Испания была её союзницей, пока её флот не был затоплен или захвачен вместе с французским под Трафальгаром. Мир стал редкой диковиной. Россия, Австрия, Италия, Пруссия, Дания, Египет, Индия — война везде, даже американцы в этом не отставали от старушки Европы. Два десятилетия, три континента, все океаны. Многие верили, что наступил конец света, предсказанный Библией. Бог знал, когда всё это кончится. Вполне вероятно, что только когда последний француз, жаждущий власти над миром, будет вколочен по шляпу в кровавую грязь.
— После войны. Конечно, Ричард.
Рука Терезы скользнула ему под исподнюю рубашку и принялась ласкать его грудь, но вдруг остановилась и извлекла наружу маленький золотой медальончик с портретом Джейн Гиббонс внутри. Шарп совсем забыл об этом талисмане, снятом им с мёртвого брата англичанки. Тереза щёлкнула крышкой и минуту разглядывала изображение:
— Ты встречался с ней в Англии?
— Э… да.
— Она красивая. Наверное.
Стрелок попытался отобрать медальон. Безуспешно. Испанка крепко сжала безделушку в кулаке.
— Наверное, ишь ты! Она красивая.
— Да.
Она кивнула, удовлетворённая:
— Ты собираешься на ней жениться.
Его рассмешила нелепость подобного предположения, но она настаивала:
— Да, собираешься, иначе не носил бы его у сердца!
Шарп терпеливо, словно маленькому ребёнку, объяснил:
— Просто глупое суеверие. Он как-то спас мне жизнь.
Тереза перекрестилась и попросила:
— Расскажи мне о ней.
Подтыкая под неё одеяло (единственное платье сушилось над огнём), Шарп старательно подбирал слова:
— Элегантная, смешливая. Богата и выйдет замуж за толстосума. Оранжерейный цветок.
Она отбросила иронию, как всегда, когда речь заходила о деньгах:
— Как вы познакомились?
Избранная ею тема для беседы не вызывала в нём воодушевления.
— Ну же, как?
— Она хотела знать, как погиб её братец.
— Ты её просветил?
— Не совсем. Я сообщил, что паршивец убит французами в бою.
Тереза развеселилась. Она-то помнила, насколько бесславно встретил свой конец лейтенант Гиббонс: он покушался на жизнь Шарпа, и сержант Харпер проткнул его штыком.
В памяти же Шарпа всплыл мягкий сумрак церквушки в Южном Эссексе, светловолосая девушка, вслушивающаяся в его речь и пафосная фальшь эпитафии на мраморном надгробии:
«Светлой памяти нашего прихожанина, лейтенанта Кристиана Гиббонса, 4 февраля 1809 года из ополчения графства добровольно ушедшего в армию, изнемогающую на просторах Испании в борьбе с тиранией. Он пал под Талаверой, покрыв своё имя неувядаемой славой 8 июля 1809 года в возрасте двадцати пяти лет. Водительствуемое им воинство повергло превосходящего числом врага и захватило французское знамя, первое из захваченных нашей армией в Испании. Камень сей воздвигнут сэром Генри Симмерсоном, командиром героического полка и его братьями-прихожанами. 1810 от Р. Х.»
