Джеймс Купер - Том 2. Пионеры, или У истоков Саскуиханны
Старик снова понурил голову и, казалось, целиком погрузился в горестные размышления.
— Хижину нетрудно отстроить вновь, она будет еще лучше прежней,— сказала Элизабет.— Я беру это на себя, я позабочусь обо всем, как только окончится срок вашего пребывания здесь.
— Разве можно вернуть к жизни мертвых? — печально проговорил Натти.— Разве можно прийти туда, где похоронены отцы, матери и дети, собрать их прах и сотворить из них заново мужчин и женщин? Тебе неведомо, что значит для человека больше сорока лет спать под одной и той же крышей, почти всю жизнь видеть вокруг себя одни и те же предметы. Ты еще молода, но ты одно из лучших божьих творений. Ради тебя я надеялся, что все это обойдется... Но теперь все кончено. Теперь мысль эта навсегда уйдет из моей головы.
Очевидно, мисс Темпл лучше остальных присутствующих поняла смысл слов, сказанных охотником, ибо она отвернулась, пряча лицо, в то время как стоявшая рядом с ней Луиза всем своим простодушным видом выражала лишь искреннее сочувствие страданиям старика. Быстро справившись с охватившим ее волнением, Элизабет продолжала:
— Новая крыша вашей хижины будет еще лучше прежней, добрый мой спаситель. Срок вашего заключения быстро подойдет к концу, и я позабочусь о том, чтобы вам выстроили новый дом, где вы сможете мирно прожить до конца вашей жизни в покое и довольстве.
— Дом... покой и довольство...— медленно повторил Натти.— Намерения твои благородны, и мне горько, что им не суждено сбыться. Он видел, как меня выставили на посмешище... посадили в колодки...
— Да ну их ко всем чертям, твои колодки!— завопил Бенджамен, размахивая бутылкой, к которой он то и дело прикладывался; свободной рукой он возмущенно жестикулировал.— Кому какое до этого дело? Если моя нога целый час торчала вверх, как утлегарь, ну и что из того, я вас спрашиваю, что из того?
— Мистер Помпа, мне кажется, вы забываете, в чьем присутствии вы находитесь,— проговорила Элизабет.
— Забыть про вас, мисс Лиззи?— ответил стюард.— Да будь я проклят, коли я когда про вас забуду! Вы ведь не то что эта старая ханжа Петтибон. Ты знаешь, стрелок, может, у этой Добродетели нутро и добродетельное, но снаружи она мне что-то не по вкусу. Кожа у нее на костях болтается вроде как одежка с чужого плеча, а на лице словно новый парус: где туго натянут, а где провис...
— Перестаньте, Бенджамен, я приказываю вам замолчать! — остановила его Элизабет.
— Есть, мэм!— отрапортовал стюард.— А насчет того, чтобы не пить, от вас приказа не было.
Мисс Темпл вновь обратилась к охотнику.
— Не будем говорить о том, что станется с другими,— сказала она.— Надо подумать о вашей судьбе, Натти. Я постараюсь сделать так, чтобы вы до конца ваших дней жили легко, без забот и в достатке.
— Без забот и в достатке...— снова повторил Кожаный Чулок.— Разве может быть легкой и беззаботной жизнь старого человека, который иной раз отшагает целую милю по голым равнинам, прежде чем доберется до тени и укроется от палящего солнца? И какой может быть достаток у охотника в здешних лесах, где за целый день охоты не удается поднять оленя и где не встретишь пушного зверя крупнее норки или случайно забредшей сюда лисицы? Да, немало придется мне потрудиться, чтобы заработать на уплату штрафа. За бобрами надо будет идти в сторону Пенсильвании, может, миль за сто отсюда, здесь их не сыщешь. Ваши вырубки и пашни прогнали всех разумных тварей; теперь вместо плотин бобров, как то было спокон века, всюду ваши запруды,— вы обратили вспять реки, как будто человеку позволительно сворачивать с пути воды, направленные богом... Бенни, если ты не перестанешь то и дело подносить бутылку ко рту, ты не сможешь двинуться с места, когда придет время.
— Скажешь тоже! За Бена не тревожьтесь. Когда придет время вахты, поставьте меня на ноги, укажите курс и дистанцию, и я помчусь на всех парусах не хуже любого из вас.
— Время пришло,— сказал охотник, прислушавшись.— Я слышу, как трутся о стену рога быков.
— Ну что ж, слово за тобой, давай сниматься с якоря.
— Ты нас не выдашь? — спросил Натти, доверчиво глядя в лицо Элизабет.— Ты не выдашь старика, который ждет не дождется, как бы поскорее вдохнуть в себя чистый, свободный воздух? Я не делаю ничего дурного. Раз закон говорит, что я должен уплатить сто долларов,— что ж, я поохочусь до осени и внесу деньги. А этот добрый человек поможет мне.
— Ты только знай лови своих бобров,— проговорил Бенджамен, широко разводя руками,— и, если им удастся удрать от нас, можешь тогда бранить меня последними словами.
— Что все это значит? — воскликнула мисс Темпл в изумлении.— Ведь вы должны пробыть здесь тридцать дней. А деньги в уплату штрафа у меня вот в этом бумажнике. Возьмите деньги, внесите их завтра же утром и запаситесь терпением на месяц. Мы с моей подругой Луизой будем часто навещать вас, мы сами, своими руками, сошьем вам новую одежду. Ну право же, вам будет совсем не так уж плохо!
— Неужто это правда, детки? — сказал Натти, пройдя через всю камеру и ласково взяв Элизабет за руку.— Неужто вы и впрямь собираетесь так заботиться о старике, и только за то, что он без всякого труда убил дикую кошку? Я вижу, ты не забываешь про оказанные тебе услуги, а я не думаю, чтоб это было у вас в крови. Твои нежные пальчики не справятся с оленьей кожей, и вряд ли тебе приходилось шить сухожилиями вместо ниток. Но, если кое-кто другой не будет глух, он услышит и узнает обо всем и пусть, как и я, увидит, что есть люди, которые умеют помнить добро.
— Не рассказывайте ему ничего,— с жаром проговорила Элизабет.— Если вы любите меня, если вы с уважением относитесь к моим чувствам, не рассказывайте ему ничего. Я хочу говорить только о вас, и все, что я делаю,— это тоже только для вас. Поверьте, я очень скорблю, оттого что закон требует, чтобы вас держали здесь так долго. Но ведь, в конце концов, это всего один короткий месяц, а потом...
— Месяц? — воскликнул Натти, смеясь своим беззвучным смехом.— Ни одного дня, ни одной ночи, ни одного часа не останусь я здесь! Судья Темпл может выносить свои приговоры, но, для того чтобы задержать меня, ему понадобится тюрьма покрепче. Я однажды попал в плен к французам. Посадили нас шестьдесят два человека в один блокгауз, поблизости от Фронтинака; но для тех, кто привык иметь дело с деревом, ничего не стоило проделать дыру в сосновых бревнах.— Охотник замолчал, осторожно оглядел камеру, потом, засмеявшись, слегка сдвинул стюарда в сторону и, убрав постель, показал в стене дыру, проделанную, как видно, недавно с помощью деревянного молотка и стамески.— Тут надо только чуть ударить, все вылетит наружу, и тогда...
