Джеймс Купер - Том 2. Пионеры, или У истоков Саскуиханны
Они шли молча, держась поближе к домам, где вечерние тени почти полностью скрывали их обеих; до слуха девушек не доносилось ничего, кроме неспешной поступи бычьей упряжки и поскрипывания телеги, двигавшейся впереди и в том же направлении, что и они. При слабом свете едва можно было различить силуэт погонщика, который медленно и лениво брел рядом со своими быками, как видно устав после тяжелого трудового дня. На повороте, там, где стояло здание тюрьмы, бычья упряжка на мгновение преградила путь молодым девушкам: поставив быков головой к тюремной стене, погонщик в награду за их покорный труд давал им клок сена, которое висело в торбах на шеях у быков. Все это было обычным зрелищем, Элизабет и не глянула бы вторично на упряжку, если бы не услыхала, что погонщик вполголоса разговаривает со своими быками.
— Веди себя прилично, Брайндл, ну пожалуйста! — говорил он.
И обращение к быкам, резко отличавшееся от принятого в здешних краях, и сам звук голоса говорившего заставили мисс Темпл вздрогнуть. Поворачивая за угол, она неизбежно должна была оказаться рядом с погонщиком и, несмотря на его грубую одежду, узнала в нем Оливера Эдвардса. Глаза их встретились, и ни темнота, ни широкий плащ, в который была закутана Элизабет, не помешали молодому человеку также узнать ее.
— Мисс Темпл?!
— Мистер Эдвардс?! — воскликнули девушки одновременно, но голоса их прозвучали еле слышно: молодых людей, по-видимому, обуревали сходные чувства.
— Возможно ли это? — проговорил Эдвардс, уже не сомневаясь более, что перед ним действительно Элизабет.— Почему вы оказались подле тюрьмы? Ах да, вы, наверное, идете в дом священника. Ведь это мисс Грант с вами, если не ошибаюсь? Примите мои извинения, мисс Грант, я не сразу узнал вас.
Вздох, вырвавшийся у Луизы, был так слаб, что его услыхала лишь Элизабет, и она поспешила ответить Эдвардсу:
— Мы не только находимся подле тюрьмы, но именно в нее и направляемся. Мы хотим заверить Кожаного Чулка в том, что не забыли его подвига. Мы обязаны быть справедливыми, но и не хотим быть неблагодарными. Я полагаю, вы также пришли навестить его. Я буду вам признательна, если вы позволите нам пройти первыми, мы пробудем там не более десяти минут. Доброй ночи, сэр. Поверьте, мне... мне очень прискорбно видеть, что вам приходится заниматься таким трудом, и я уверена, что мой отец...
— Я к вашим услугам, мисс Темпл,— холодно прервал ее юноша.— Не могу ли я просить вас ни слова не говорить о том, что вы видели меня здесь?
— Извольте,— проговорила Элизабет, легким наклоном головы отвечая на его поклон и слегка подталкивая вперед мешкавшую Луизу.
Когда они входили к тюремщику, мисс Грант все же успела прошептать:
— Не предложить ли нам часть этих денег Оливеру? Ведь на уплату штрафа Бампо хватит и половины суммы. Бедный юноша так не привык к трудностям жизни! Мой отец охотно отдаст значительную долю своих скромных доходов, чтобы только помочь Оливеру занять более высокое положение, я в том уверена.
Невольная улыбка, скользнувшая по лицу Элизабет, тотчас сменилась выражением неподдельного, глубокого сострадания. Однако она ничего не ответила, и тут появление тюремщика вернуло обеих девушек к цели их прихода.
Тюремщик не выказал ни малейшего удивления, когда мисс Темпл и мисс Грант попросили у него разрешения повидать Бампо,— ему было известно, что Натти спас их обеих, и он счел вполне естественным проявлением со стороны девушек интереса и сочувствия к судьбе старого охотника. Впрочем, при той простоте нравов, которая господствовала в этих краях, такое посещение никому не показалось бы странным, а если бы у тюремного стража и могли возникнуть какие-либо возражения, достаточно было записки судьи Темпла, чтобы немедленно их устранить. Он, не колеблясь, повел молодых девушек в помещение, где содержались узники. Едва он сунул ключ в замочную скважину, как послышался хриплый голос Бенджамена:
— Эй, кто там еще?
— Гости, которых вам будет приятно увидеть,— ответил тюремщик.— Что вы тут натворили с замком, почему он не открывается?
— Не спеши, не спеши, приятель,— снова услышали они голос стюарда.— Я его застопорил, вбил гвоздь рядом, чтобы мистер Дулитл не смог притащиться сюда и снова втянуть меня в драку. Ох, боюсь, скоро для меня начнется великий пост: выудят у меня все мои денежки за то, что я проучил эту сухопутную крысу. Ну, ставьте паруса и малость обождите. Сейчас я вышибу гвоздь.
Послышались удары молотка, подтверждающие, что стюард не шутит, и вскоре замок подался и дверь открылась.
Бенджамен, предвидя, что в недалеком будущем ему все равно придется расстаться со своими испанскими дублонами, в течение дня неоднократно посылал в кабачок «Храбрый драгун» за полюбившимся ему ромом и пребывал теперь в том состоянии, которое по морской терминологии образно именуется «море по колено». Не так-то было легко при помощи спиртного вывести из равновесия этого морского волка: по его собственному выражению, он был «достаточно хорошо оснащен, чтобы идти под парусами в любую погоду», но сейчас его, что называется, «качало». Увидев, какого рода посетители вошли в камеру, он удалился в угол, где стояла его койка, и, не обращая внимания на присутствие своей юной госпожи, преспокойно уселся на кровать и привалился спиной к стене.
— Если вы будете портить мне замки, мистер Помпа,— заявил тюремщик,— я. как вы изволили выразиться, «застопорю» вам ноги и привяжу вас к конке.
— А зачем это вам надо? — проворчал Бенджамен.— Я нынче и так выдержал шквал — целый час на двух якорях торчал,— с меня хватит. И что плохого в том, что я поступаю точно так, как вы? Не вешайте замков снаружи — и не найдете запоров изнутри, вот вам мое слово.
— В девять часов мы здесь все запираем на ночь.— предупредил тюремщик девушек,— а сейчас сорок две минуты девятого.
Он поставил на грубый сосновый стол небольшую свечку и вышел.
— Кожаный Чулок, мой добрый друг!..— проговорила Элизабет, едва тюремщик повернул в скважине ключ, запирая дверь снаружи.— Я пришла отблагодарить вас. Если бы вы дали тогда согласие на обыск, все обошлось бы хорошо. Вы, правда, нарушили закон об охоте на оленей, но это сущий пустяк...
— Дать согласие на обыск? — перебил ее Натти; он все время сидел в углу согнувшись, низко, до колен, опустив голову, и сейчас он поднял ее, но с места не встал.— Неужели ты думаешь, что я мог бы пустить к себе в хижину этого негодяя? Да я тогда не открыл бы дверь даже при виде твоего милого личика! А теперь, если желают, пусть ищут среди углей и золы, им не найти ничего, кроме того, что находят в ямах с древесной золой для поташа.
