Эжен Лабом - От триумфа до разгрома. Русская кампания 1812-го года
«Русские, – продолжал он свои глубокомысленные рассуждения, – в полной мере пользуются преимуществами их сурового климата. Зачем им с нами воевать – так они рассуждают – если понятно, что зима заставит нас отказаться от кампании и всех наших завоеваний?»
В конечном итоге, русские объяснили мотивы своего отступления в листовках, разбрасываемых по берегам Двины:
«Французские солдаты!
Вас заставили участвовать в новой войне. Вам сказали, что это необходимо потому, что русские не оказывают должного уважения вашей доблести. Нет, товарищи, они ценят ее, и вы убедитесь в этом в день битвы. Помните, что в случае необходимости новая армия придет на место предыдущей, а вы находитесь в четырехстах лье от ваших ресурсов. Не обманывайте себя, наблюдая за нашими маневрами. Вы знаете русских слишком хорошо, чтобы предположить, что это бегство. В надлежащее время они вступят в бой, и ваше отступление будет мучительным. По-братски мы просим вас – вернитесь на родину. Не верьте никаким ложным заверениям, что вы воюете за мир. Вы проливали свою кровь, только для удовлетворения ненасытное честолюбие государя, который не желает мира. Он бы давно получил его, но он просто играет с жизнями своих храбрых подданных. Возвращайтесь в свои дома, а если вы останетесь в России, вы навсегда забудете, что такое обязательна воинская повинность, рекрутский набор и тотальная мобилизация – все то, что составляет военную тиранию, которая не дает вам никакой возможности сбросить иго».
Это воззвание содержало такие очевидные истины, что изумила каждого, кто читал ее. Некоторые, однако, считали его подделкой и полагали, что оно было написано, чтобы дать обоснование для подлого «Ответа французского гренадера»,[61] который, несомненно, стал объектом для шуток в армии, и презрения для иностранных солдат, ведь мы давно знали, что беспрекословное подчинение своему начальнику является первым долгом солдата, и что каждый француз, верный своим знаменами, считал делом чести бороться со всеми теми, кого его командиры считали врагами его страны.
Продолжая наш марш, мы прибыли в Костеневичи – жалкую маленькую деревню, где кроме почтового пункта и дома священника, было еще лишь несколько крытых соломой амбаров. Королевская Гвардия расположилась около деревни, а принц устроил свою штаб-квартиру двумя лье дальше.
На следующий день (17-го июля), пройдя около пяти лье по неплохой дороге, мы пришли в город Долгинов,[62] жители которого состояли почти сплошь из евреев, и в силу этого обстоятельства нам удалось купить несколько бутылок водки. Именно наше бесконечное движение и довольно длительный период времени, в течение которого мы не имели никакой возможности достать водки, и побудило меня упомянуть об этом, возможно и незначительном эпизоде. Но именно по важности, которое мы придавали этому событию, читатель может судить о том, в чем мы нуждались, и как трудно было это добыть.
Оттуда мы пошли в Докшицы – это, примерно, семь лье пути. В этом городе, тоже населенном евреями, была красивая центральная площадь, недалеко от нее находилась церковь и довольно убогое, построенное из дерева поместье. Город расположен на двух холмах, между которыми течет небольшая речушка. Однажды, в один из дней нашего пребывания в нем, мы вдруг заметили густой дым, поднимающийся из-за замка, в котором поселился принц. Пламя быстро распространялось во все стороны, в одно мгновение вспыхнули несколько ближайших к замку домов, но благодаря энергичным и эффективным действиям солдат, пожар был быстро потушен.
Около Сморгони мы оставили дорогу, ведущую в Минск, и повернули налево, чтобы подойти к Двине, а также держаться ближе к центру великой армии. Генерал Себастиани, командир авангарда, при поддержке корпуса герцога Реджио (Удино), отразил атаку казаков неподалеку от Друи. Однако, противник, заблокированный в Дрисском укрепленном лагере, получив информацию, что наша кавалерия находится в уязвимом положении, перебросил мост через реку и отправил отряд из 5 000 пехотинцев и 5 000 кавалерии под командованием генерала Кульнева. Вскоре состоялся бой и генерал Сен-Женье, застигнутый врасплох, попал в плен, а его бригада понесла тяжелые потери.
По мере приближения к Березино, где мы намеревались переночевать, дорога постепенно шла под уклон и мы вышли к реке, носящей то же название и протекающей по одной из самых болотистых равнин Европы. Мы убедились в этом, когда увидели, что дома этого города стоят на общем настиле, уложенном прямо на болото. За Березино дорога представляет собой покрытие из еловых веток, уложенных на верхний торфяной слой болота. Таким образом обеспечивается ее твердость. А излишняя вода уходит вниз через небольшие промежутки между ветками.
От Березино до Уллы местность сырая и болотистая. Вся дорога, от реки до реки, около двадцати или двадцати пяти лье непрерывно пролегает либо через болота и огромные леса. Сначала мы прошли Глубокое,[63] а потом Камень. Первый из этих городов примечателен своим красивым деревянным поместьем, второй – тем, что центр города находится на возвышенности, с которого открывается прекрасный вид.
У Бочейково мы вышли на берега Уллы (23-е июля). Эта река соединяется с Березиной Лепельским каналом, с помощью которого облегчаются торговые отношения между соседствующими провинциями.
Этот канал тем более важен, что он связывает Днепр и Двину и, таким образом, объединяет Балтику и Средиземноморье. Благодаря этой связи Литва торговля в Литве процветает, через нее проходят товары из самых разных уголков мира. Берега Уллы очень высокие и крутые. По левой стороне, за мостом, возвышается великолепный особняк, и нам думалось, что самое прекрасное из всего, что мы видели с момента нашего прибытия в Польшу.
Тем не менее, нас очень удивило, что мы имели возможность двигаться так быстро и без всяких приключений. Мы спокойно шагали день за днем, как будто находились в Баварии или Саксонии. Такая манера противника нам была непонятна, и каждый пытался дать этому свое объяснение, впрочем, все эти предположения в большинстве своем были противоречивы и неверны. Однако, будучи в Камне, мы узнали от некоторых офицеров, ездивших с поручениями Ушачи, к Императору, что окопавшийся в Дриссе противник перешел Двину и направился в сторону Полоцка и Витебска, несмотря на риск быть атакованным нашим корпусом, державшим путь на последний. Ознакомившись с приказами, которые они привезли, мы предположили, что в ближайшее время столкнемся с довольно мощным сопротивлением. Эти гипотезы превратились в уверенность, когда разведка участка между устьем Уллы и дорогой в Бешенковичи обнаружила казаков в непосредственной близости от наших флангов. Принц немедленно приказал авангарду и легкой коннице выступить на Бешенковичи, где находился крупный контингент русских войск под командованием генерала Остермана (23-е июля).
