Алехандро Касона - Деревья умирают стоя
Спасибо.
Изабелла. За что?
Маурисьо. За то, что вы, наконец, улыбнулись. Могу засвидетельствовать: вы это делаете исключительно хорошо. Вы останетесь с нами.
Изабелла. Не думаю. Вас много?
Маурисьо. Нам всегда не хватает людей. Особенно женщин.
Изабелла. Скажите… Вот этот тиролец, который так кричал… ну, с собаками.
Маурисьо. Ах, этот! Пустяки! Энтузиаст.
Изабелла. Чем он занимается?
Маурисьо. Бродит тайком по горам, подбрасывает кроликов и теряет собак. Помогает плохим охотникам.
Изабелла. Ага, ага, понимаю… А нищий, который так таинственно появился из-за полки и вынул жемчужное колье?
Маурисьо. Вор у воров? Этот посерьезней. Золотые руки!
Изабелла. А он что делает?
Маурисьо. Он занимается мальчишками, которые выходят из исправительных домов с преступными наклонностями… (Делает жест, как будто лезет в карман) Понимаете?
Изабелла. Понимаю. Когда они… (Делает движение всей, рукой, как будто вытаскивает что-то из кармана) Он идет за ними и… (То же движение двумя пальцами). Да?
Маурисьо. Вот именно!
Оба смеются.
Видите, как вы быстро входите в курс дела?
Изабелла. Да, да. А потом?
Маурисьо. Потом мы краденое возвращаем владельцам, а воришка получает письмо: «Пожалуйста, мальчик, не делай так больше. Это нас компрометирует». Иногда дает результаты.
Изабелла. У вас такие интересные служащие! Наверное, профессиональные артисты?
Маурисьо. Артисты, да. Но не профессиональные. Ни один профессиональный актер не согласился бы на такое распределение ролей.
Изабелла (оглядывает комнату). Это невероятно. Я все понимаю, вижу, и все-таки это не умещается у меня в голове. (Конфиденциально) Скажите честно, может быть, вы немножко…
Маурисьо (смеется). Говорите, говорите, не бойтесь. Уж так повелось в мире. Если человек не глуп, он обязательно немножко сумасшедший.
Изабелла. Я бы хотела посмотреть архив. Наверное, там очень интересные истории, сложные!
Маурисьо. Ошибаетесь. Больше всего трогают как раз самые простые истории. Вот, как с судьей Менсидалбалем. Одно из лучших наших дел!
Изабелла. Мне можно узнать?
Маурисьо. Ну, конечно. Однажды вечером судья Менсидалбаль должен был подписать смертный приговор. Он их немало подписывал в своей жизни, и не было оснований предполагать, что на этот раз у него дрогнет рука. Мы знали, что ни мольбы, ни слезы его не тронут. Судья Менсидалбаль не сочувствовал людскому горю. Но он очень любил птиц. И вот он сел у открытого окна и спокойно взял приговор. В эту минуту за окном в саду запел соловей. И он… как будто услышал сердце ночи. И его железная рука дрогнула в первый раз. Он понял, что даже самая крохотная жизнь священна и никто не вправе отнимать ее у другого. Он не подписал.
Изабелла. Нет, нет, пожалуйста, это слишком. Неужели хотите сказать, что соловьем тоже были вы?
Маурисьо. Нет, я не умею. У нас есть специалист. Подражает птицам — просто великолепно! Иногда летом, ночью, мы его посылаем в сад к судье, в знак признательности. Теперь вы все поняли?
Изабелла. Да. Только не понимаю, почему вы прячетесь, как будто делаете что-то противозаконное.
Маурисьо. Потому что, к сожалению, так оно и есть. Нет закона, разрешающего воровать детей или давать взятку судье, даже соловьиными трелями. (Подходит к ней, дружески) Теперь подумайте. Я предлагаю вам дом, хороших друзей и хорошую работу. Хотите остаться с нами?
Изабелла. Я очень признательна, но что же я могу делать? Такая бездарная, хуже всех. Я устала слушать, как мне это все время твердили в конторе. Я ни на что не гожусь!
Маурисьо. Поверьте, что вы годитесь — и вы сможете все. Не думайте, что нужны какие-то подвиги. Вы сами видели — иногда достаточно букета роз, чтобы спасти жизнь. А у вас такая прелестная улыбка!
Изабелла. Благодарю за комплимент.
Маурисьо. Поймите меня правильно. Это не комплимент, а деловая характеристика. Я говорю с вами как директор. Мы должны добиться, чтобы эта улыбка, которая сейчас только прелестна, стала полезной.
Изабелла. Вы думаете, улыбка может приносить пользу?
Маурисьо. Все может быть. Случалось вам когда-нибудь проходить мимо тюрьмы?
Изабелла. Зачем там ходить? Такое печальное место, пустырь, там только мусор и ржавое железо.
Маурисьо. Но на пустырь выходит окно, на нем решетка, а у решетки стоит человек, он всегда один, у него только этот пустырь перед глазами и ржавое железо. Пройдите там завтра в полдень, посмотрите на него и улыбнитесь. Больше ничего. И послезавтра пройдите в тот же час. И на другой день, и еще на другой…
Изабелла. Я не понимаю.
Маурисьо. В тюрьме хуже всего пустота, у времени нет конца. Когда тот человек увидит, что чудо повторилось, ему и ночи покажутся не такими длинными. Он будет думать: «Завтра, в полдень…» (Протягивает ей руку) Согласны?
Изабелла (решительно). Согласна.
Маурисьо. Спасибо. Я так и думал. (Весело идет к диктофону. За сценой — пенье соловья) Алло! Элена? Можете вернуться. И приведите того сеньора.
Изабелла (застыв у стола, слушает). Он действительно неподражаем!
Маурисьо. Кто?
Изабелла. Ваш имитатор птиц.
Маурисьо. Вот это? Ну, что вы! Наш работает куда лучше. (Презрительно) Это поет настоящий соловей.
Входят Элена и сеньор Бальбоа.
Элена. Все в порядке?
Маурисьо. Да. Сеньорита остается у нас.
Элена. Ну, слава Богу. Поздравляю.
Маурисьо. Отведите ей комнату с окнами в сад и представьте ее нашим. Она начнет завтра же утром.
Элена. Слушаюсь. Сюда, сеньорита. (Идет к левой кулисе)
Изабелла протягивает руки Бальбоа.
Изабелла. До свидания, сеньор! Это было чудесное похищение! (Идет к двери)
Маурисьо останавливает ее.
Маурисьо. Минутку, коллега. Прорепетируем сейчас. Вот пустырь. Тут решетка. Начинайте!
Изабелла (улыбается счастливой улыбкой). Так?
Маурисьо. Так. Большое спасибо.
Изабелла уходит, глядя на него и улыбаясь. Маурисьо стоит, не опуская поднятой для приветствия руки. Кажется, несмотря на его теории, улыбка слишком взволновала его. Наконец идет к картотеке, рассеянно просматривает карточки, насвистывает, но взгляд его все время обращается к двери. Бальбоа осторожно кашляет, чтобы привлечь его внимание. Маурисьо резко оборачивается.
О, простите, я совсем забыл. Слушаю вас, сеньор…
Бальбоа. Бальбоа. Фернандо Бальбоа.
Маурисьо. Надеюсь, моя секретарша ввела вас в курс дела. Вы уже не боитесь?
Бальбоа. Да, все прошло. Я бы даже посмеялся, если бы не то печальное дело, которое привело меня к вам. Трудно говорить, как-то пересохло в горле.
Маурисьо. Если только это, мы все сейчас уладим. (Открывает дверцу шкафа) Виски? Херес?
Бальбоа. Что-нибудь, все равно.
Маурисьо наливает вино.
Когда доктор рекомендовал мне вас, я не слишком надеялся. Но после всего, что мне рассказали, я вижу: он был прав. Если кто-нибудь в мире может спасти меня, то только вы.
Маурисьо. Мы сделаем все возможное. (Протягивает ему бокал) Говорите совершенно откровенно.
Пока сеньор Бальбоа говорит, Маурисьо делает заметки.
Бальбоа. Придется начать с давних времен, но я ненадолго задержу ваше внимание. Представьте себе большое счастливое семейство. Внезапное несчастье оставляет в живых только нас с женой и нашего внука. Мы так боялись его потерять, что не были в достаточной мере строги. В этом — единственная наша вина. И вот началось: подозрительные знакомства, ночи вне дома, карточные долги… У бабушки пропала одна из драгоценностей… Но — «это буйная голова, не говори ему ничего». И я не говорил. Когда я решил вмешаться, было уже поздно. Однажды он вернулся домой на рассвете, глаза у него были потухшие, и я не узнал его голоса. Он едва еще стал юношей, но уже перенял все повадки взрослого негодяя. Когда я вошел, он пытался взломать мой письменный стол. Произошла сцена, о которой я не хотел бы вспоминать. Он кричал, пытался поднять на меня руку. Мне было очень больно, но я ударил его по лицу и выгнал из дому.
