Наталья Рязанцева - Голос
— Нет, мы хорошо работали.
— Ну, это ж просто подарок!
— Нет, я не подарок…
Сережа тащил ее за руку через двор, кто-то их окликал, пытался остановить, а они шли все скорей и скорей, и Александр Ильич наблюдал сверху, из окна монтажной, за этой сценой, предугаданной его воображением во всех деталях, и все-таки не мог понять, всегда его удивляло — зачем они, как дети, зачем они так кричат, так размахивают руками, зачем они, как на сцене, играют собственную жизнь?
Они подошли к двери с красной надписью, и Юле вдруг стало плохо. Она прислонилась к стене и едва удержалась на ногах. Сережа открыл тяжелую дверь и ничего не заметил.
На экране — тот же кусок, что в начале. Домик почтового отделения на берегу, неспокойное море, чайки, ветер.
— «…Ты меня не пугай! — кричала Юля в трубку. — Нет, я все равно главному буду звонить! Переключите меня на пять-шесть-шесть! Нет, нужно, чтоб он позвонил… Пока — в местную газету! Они замяли это дело и от меня бегают, от меня прячутся, понимаешь? А я обещала, я слово дала! Я сказала — я отсюда не уеду, пока… Девушка, не разъединяйте, пожалуйста, мне еще три, ист, мне еще пять минут!»
— «Да вы уже десять минут говорите!» — вступила Юлина партнерша. Юля покосилась на режиссера.
— Стоп! Юля! Опять слезы в голосе! Нет, она сейчас весь мир заставит плясать под свою дудку! Полная уверенность! Грубее, жестче! Ты еще сегодня у нас поплачешь…
— Поплачу, с удовольствием, — щурилась Юля. Она знала, что все у нее сегодня получается, получится.
Аркадий остановился в вестибюле студии около бюро пропусков. Потоптался возле местных телефонов и понял, что ни одного номера не знает и где искать Юлю — неизвестно.
На студии шла вечерняя уборка, было тихо. Аркадий направился было к охраннику, но вовремя вспомнил, что он не из тех людей, что заговаривают зубы охранникам и швейцарам, и вернулся к телефону. Стал разбираться в списке студийных номеров. Отыскал номер диспетчера. Поднял трубку.
В группе в это время Анна Викторовна говорила по телефону. Утомленная, сникшая, отдавала сыну домашние распоряжения:
— …Если будешь есть рыбу, учти — в ней кости. Ты купил кеды?
В смежной комнате директор собирался домой, складывал 'бумаги в портфель. Какую-то бумагу перечитал, укладывая, и сказал:
— Имей в виду, Анюта, я с этим режиссером больше не работаю. Так и знай.
— И не работай! И не работай! Кто тебя просит? — крикнула Анюта, прикрывая трубку рукой. Потом — сыну: — Но почему я, старая женщина, всегда все помню? А он забыл! Почему-то я никогда не забываю купить кеды и заправить сифон! А ты, видишь ли, забыл!
— Значит, мы расстаемся. — Директор собрал портфель, вышел к ней в комнату и стал ждать, когда она дослушает сына.
Скоро ему ждать надоело. — И никаких выездов на натуру я вам устраивать не буду. Меня нет. Считай, что я уже ушел. Сам себя открепил от картины. — Он горько усмехнулся.
— Ну, ушел, так иди… Что ты стоишь? Это я тут, — объяснила она сыну, — беседую с дядей Леней. Привет тебе от Шурки.
— Ему тоже. — Директор закурил и сказал: — Учти, моему терпению тоже приходит конец. И учти, этот разговор…
— Ну и хватит, хватит! — перебила его Анюта. — Всему приходит конец! — Она кинула на рычаг трубку и вскочила. Тут же зазвонил телефон. Она взяла трубку. — Что? Кто? Пропуск? Зачем?
В комнате было душно. Прижав трубку плечом к уху, Анюта боролась с окном. Щелкала — шпингалетами. Рванула на себя раму.
— Мы с вами, в общем-то, очно не знакомы, — вежливо говорил Аркадий из вестибюля, — только, так сказать, телефонное знакомство…
— Слушайте, уже поздно, не морочьте мне голову! — крикнула Анюта и положила трубку. — Ненормальный какой-то! Я не понимаю, Леня, чего ты добиваешься! Чтобы я шла с тобой на другую картину, куда ты, туда и я? Чтоб я больше не работала с Сергеем Анатольевичем, потому что вы с ним, видите ли, не сошлись темпераментами?
— Ну конечно, он гений.
— Да! — Анюта села на стул посреди комнаты и вылупила глаза. — Да!..
— Так вот, учти, твой гений палец о палец для тебя не ударит, случись с тобой что-нибудь, не дай бог, или когда на пенсию начнут намекать…
— На пенсию?! — Анюта подпрыгнула. — На пенсию! Да я здорова, как корова, и бессмертна! А ты не знал? Да, да, да, я сама — гений! А гениев на пенсию не берут!
Телефон опять зазвонил. Анюта схватила трубку:
— Да? Что? Ну, так сразу бы и сказали… Я сейчас… спущусь… — Она положила трубку. — Муж Мартыновой.
Директор не заметил ни этого разговора, ни того, как Анюта опять сникла. Пока она кричала, он придумывал ответ. И выдавил:
— Ты уже нашла однажды… гения. Вот и сидишь теперь, сгораешь на производстве.
— Пошел вон! — закричала Анюта не своим голосом и швырнула телефонную книжку в стенку.
— Ох, язык заплетается… — Юля передохнула, села.
— Слушаем!
— Нет, я не успевала…
— Слушаем, тихо!
— Давайте сразу, еще раз, я постараюсь… «…Да ему проще всего было молчать и получать премии или даже свою долю, но он не мог молчать. Если бы вы знали, что это за человек, если бы вы хоть раз с ним встретились. Вы вот памятники старины охраняете, а людей… Ну конечно, никому не хотелось ввязываться, передовое предприятие, план перевыполняет, а какой-то бухгалтер вдруг с цифрами в руках доказывает, и идет напролом; и никого не боится. Ну конечно, его, в конце концов, ушли на пенсию, и его же еще обвинили в клевете, и вы же еще заняли благородную позицию — мол, в связи с героическим прошлым…»
— Стон! Вот здесь несинхронно. Еще дубль. Давай, Юля, хорошо строчила.
— Неразборчиво, — сказал звукооператор, — грязь в двух местах. Чище, Юля, постарайся. Нет, нам сегодня не сделать.
— Успеем. — Юля подскочила к микрофону. — Попросим продлить. Где Анна Викторовна? Пусть она попросит. Или я сама.
— Пишем! Приготовились! Кто там шуршит?
Это автор шуршал бумажками с новой сценой. И снова пошла изнурительная скороговорка. Автор слушал свой текст, склонив голову, и морщился.
— Вы пока можете посидеть здесь, — Анюта привела Аркадия в группу, — а я ей скажу, что вы пришли.
— Нет, пожалуй, нет, не нужно. А там долго еще?
— Смена до двенадцати, но, может, кончат раньше. Хотите посидеть на записи? Вы были когда-нибудь?
— Нет. Но, видимо, не следует…
— А мы тихонько, из аппаратной. Пошли?
Было настолько ясно, что Анюте самой безумно хочется туда, на озвучание, что Аркадий вежливо встал, едва сев.
— Пойдемте…
А в тонателье уже начиналась лихорадка. Работа вдруг пошла легко и быстро, и даже звукооператор перестал ворчать. Но смена подходила к концу. Осваивали новую сцену, и всем вдруг почему-то стало смешно. Заразительно хохотала Юля, и всем смешинка в рот попала.
— «Сонька, да ты что, ты с ума сошла? Это ты развесила?»
И все почему-то хохотали. Необъяснимо. А на экране — просто коридор, стенд — «Наши лучшие материалы». Юлина героиня развесила свои статьи.
— «Пусть, пусть, пусть висит, не снимай! Пусть он придет и увидит!»
Две девушки — на экране уборка в отделе писем, а в темном ателье хохот до слез.
— «Пусть он придет и увидит!» Ой, не могу… сейчас… — Юля стала вытирать глаза. — «Пусть он придет и увидит!» — Юля поднимала палец к потолку. Хохотал даже автор. — Нет, серьезно! «Считайте, что меня нет! Я ухожу от вас. И я вам все прощаю!»
Лавина смеха. Неостановимо. Беспричинно. Вторая артистка плюхнулась в кресло и задрыгала ногами.
— Пишем! Смена кончается.
Аркадий и Анюта ждали у тяжелой двери. «Тихо! Идет запись!»
Буквы погасли.
— Нет, — сказал Аркадий. — Я посижу тут. Я не пойду.
— Анна Викторовна, миленькая, попросите их, попросите аппаратную. — Юля сама подбежала к пульту, нашла кнопку: — Аппаратная, пожалуйста, ну, пожалуйста, задержитесь на полчасика…
— На час, — поправил Сережа.
— Машина есть, всех развезем, — сообщила Анна Викторовна.
— Пишите, пишите, — раздался голос аппаратной.
— Спасибо, спасибо!
Полная тишина. Серьезность. Шквал смеха прокатился и бесследно сгинул…
— «…Девушка, мне еще пять минут! Еще раз тот же номер!» — записывали конец сцены с телефонисткой.
— «Вы ж на тридцать минут наговорили, женщина! Оплачивайте!» — На экране Юля перетряхивала сумку. Сыпались какие-то предметы, катилась мелочь по полу.
— «Ой, я кошелек забыла в гостинице!» — Она всех задерживала, и все видели, что она врет про кошелек, вот он, кошелек, но в нем только мелочь, и рубля не наберется, и люди из очереди прониклись сочувствием, стали поднимать ее монетки и предлагать ей деньги. Она заплакала. — «Девушка, вот, я вам магнитофон оставлю! Соедините, мне нужно, а то там все разбегутся!»
