Наталья Рязанцева - Голос
— А мы машину пошлем, у нас машина дежурит, Эдуард Борисович так и сказал… Ниночка Михайловна, — Анюта остановила статную даму, — у вас Юля Мартынова не появлялась сегодня?
— Мартынова? Сейчас, сейчас… А она сидит в актерском, у Марины, ее «Ночные звери» пробовать хотят.
— Сейчас? В актерском? — Анюта остановилась.
Композитор попытался воспользоваться замешательством.
— Я буду вас ждать в группе, — сказал он неуверенно.
— Да, конечно. — Анюта было отпустила его, по на ее счастье мелькнул где-то в коридоре лохматый администратор, и она позвала его. — Женя! Женя! Кулаков!
Тот обернулся, остановился.
— Женя, иди сюда! Проведи Олега Петровича в группу к Эдуарду Борисовичу, понял?
— Понял, — мрачно сказал Жени. На нем были жуткие зеленые очки, и композитор испугался.
— Да я сам, — сказал он, — знаю я, где ваша группа…
— Олежек Петрович, миленький, вот вас Женечка проводит, вы с Эдуардом Борисовичем все обговорите, а я через пять минут приду.
И она исчезла. Женя и композитор немного постояли. Композитор со страхом смотрел на длинное Женино лицо с зелеными глазами.
— Ну, пошли, что ли, — мрачно сказал Женя.
Композитор понурился, повернулся покорно, побрел по коридору. Женя за ним.
Юля и Кольчужников сидели в его машине, в студийном дворе.
Кольчужников ударил по клавише магнитофона. Юлю оглушило могучее негритянское пение. Это освобождало от необходимости говорить. Так они молчали некоторое время, переглядывались, улыбались и молчали, и совершенно никуда не ехали. Потом Юля сказала:
— Выключи. Очень громко.
Он выключил. Еще немного помолчали. Наконец он спросил:
— Ты там же живешь? Не переехала?
— А вы помните? Она обращалась к нему то на «ты», то на «вы». — Где я живу? И с кем?
— Я все помню, — сказал он. Попытался обнять ее, она чуть заметно отстранилась.
— А вы хорошо выглядите. Не стареете.
— Да я не так уж стар. Это тебе когда-то показалось, со страху.
— Да, я вас всех боялась. Я операторов с тех нор так и боюсь. Они такие уверенные. Знают, что делают.
— Особенно я.
— Вы, говорят, переженились.
— Нет, только собирался. Думал, думал, да в суп попал… — Он включил зажигание, они поехали плавно. — А ты? Про тебя тоже говорили. Что-то… Не помню…
— Пет, у меня тоже все по-старому. — Она дернулась: — Нет, мне на студню надо. У меня смена озвучания.
— Сейчас вернемся. Цветы тетке отвезем.
Он кивнул на заднее сиденье. Там лежал букет темных роз.
— Какой тетке? — Юля улыбнулась. Но — словно приросла к сиденью.
— Тетка у меня, обалдеешь! Да ее там не будет. Она днем спит. Я только цветы поставлю. А может, купаться поедем? Или в лес?
— Ой, что вы… Нет, мне на студию надо.
Они выехали из двора и покатили но переулкам.
— А тетка, если вылезет и заговорит, — ты не поправляй. Она имена дает как хочет. Но она не сумасшедшая. Вышла на пенсию и куражится. Но она мне нужна.
— Я не понимаю ничего, — сказала Юля. — Какая тетка? Она, может, и не сумасшедшая, а я — сумасшедшая. Мне на студию надо. У меня смена.
— Ну вот, — огорченно протянул он, останавливая машину у старого дома, и взял Юлю за руку. — Опять, значит, у нас романа не получилось.
— Опять, значит, — сказала Юля. — Все некогда.
Все-таки она вышла с ним из машины. И вышла с ним из лифта на самом верхнем этаже.
Кольчужников открыл дверь своим ключом, вошел вслед за Юлой в коридорчик. А из коридорчика они попали в огромную мансарду с большими окнами внизу и маленькими, чердачными, наверху. Это была мастерская, запущенная, где давно никто не работал, но на всех стенах, с пола до потолка, цвели цветы. Тетка писала только цветы.
Юля стала разглядывать холсты, висевшие на стенах.
— Кто там? — раздался голос из-за тяжелого занавеса, к которому тоже были приколоты картонки с цветами.
— Это я, — сказал Кольчужников. — С барышней.
Он поискал, куда бы поставить принесенные розы, нашел какую-то банку.
— Мы с тетей Мусей меняемся, — объяснил он Юле, а Юля все смотрела и смотрела, переходя от цветов к цветам. — Тетя Муся еще картошку хочет написать, — он кивнул на балкон. Юля подошла к балкону и увидела ящики с цветущим картофелем. — И все. Завязывает с живописью.
— Юрка, что это ты там болтаешь? — Занавес зашевелился, и из-за него появилась крупная старуха в халате, испачканном красками. — Я с тобой не буду меняться.
— То есть?
— Бумажки меняй, а жить буду здесь. Пока не помру. Это ты цветы принес? Подарил бы девушке цветочек, невежа, чем подлизываться. Возьми, возьми, не стесняйся.
Юля робко озиралась и искала точку опоры в пыльном пространстве чужого уходящего быта. Тетка выбрала лучшую розу, отдала Юле, потом пошла к балкону посмотреть на картофель.
— Знаю я их! Все цветочки мои повыкидывают. А мне жалко. Я жадная. Зачем мне к вам ехать? У меня на крыше береза растет! А у вac? Теперь ждите, пока помру… Они ждут, а я и не помру! — она весело подмигнула Юле.
И Юля бочком, с розой в руках пробралась в коридор. Из коридора ей был слышен старухин голос:
— Так я и поехала, держи карман! Что у вас хорошего? Ванна черная? Да я в баньке попарюсь и пойду к себе березой дышать… Куда ж розочка побежала? Розочку-то свою упустил, лапоть ты, лапоть…
Под хохот тетки Юля тихо выскочила из квартиры и побежала вниз по лестнице.
Александр Ильич сидел в монтажной за спиной Людмилы Ивановны и в десятый раз смотрел один и тот же кусочек и шевелил губами, проверяя придуманные фразы. Блокнот его был исписан каракулями, которых самому не разобрать. Он увлекся. Он играл про себя и вдруг замирал, когда Людмила Ивановна поворачивала голову. Он стыдился играть.
— Здесь любой текст влезет, смотрите, на этом проходе, от стенда до окна… Смотрите, сколько возможностей…
— Сначала она хохочет… Голос подруги: «Сонька, да ты что, ты с ума сошла? Это ты развесила?» Помещается? Туг ее голое за кадром: «Пусть, пусть, пусть висит, не снимай! Пусть он придет и увидит!» — «Он уже и так грозился тебя уволить!» — «Я сама ухожу.» Вот здесь, на письмах. Уложится? «Теперь я ему все скажу. Знаешь, что я ему скажу?»
— Вот здесь видна артикуляция!
— Стоп! — попросил автор. — А что она говорит? Она шевелит губами, черт…
Изображение поехало вспять.
— «У пас тут субботник, мы убираем», — вспомнила текст Людмила Ивановна.
— Тихо, тихо! — подпрыгнул автор и так и остался, полусогнутый, перед экраном. — И подряд, на его входе: «Считайте, что меня нет! Я ухожу от вас! И я вам все прощаю!». Смотрите, смотрите, как это ложится… на его лицо. Стоп, стоп! Ну, рожа… — Александр Ильич даже хлопнул и ладоши. На экране остановилась вытянутая физиономия мужчины.
— Запишите, запишите, забудете!
— Стоп! — крикнул ликующий автор, когда Сережа забежал в монтажную. — «И я вам все прощаю!» Ты посмотри на эту рожу, ты посмотри…
— Александр Ильич просто маг и волшебник! — Людмила Ивановна перематывала назад эпизод, и они готовились похвалиться готовым текстом, но Сережа был хмур. Плеснул себе остывшего чаю и стал пить у подоконника.
— Актрисы нет.
— Придет, — сказал автор.
— А ты откуда знаешь? Нету ее, ушла!
— Жди. Сейчас она появится. В кафе.
— Ты откуда знаешь?
— Знаю. Сейчас она возвращается. Иди, жди ее там, — польщенный званием волшебника, многозначительно сказал автор.
— Колдуешь?
— Прислушиваюсь. Она сейчас вспомнит, что забыла… долг отдать или какую-то там мелочь… Войдет, поднимется и будет ждать, ждать — до звона в барабанных перепонках, немного покапризничает и заставит тебя встать перед ней на колени.
— А потом?
— Не знаю… Сегодня вы все запишете.
— Юля! — заорал Сережа. Он увидел ее в окно. Она вышла из машины п шла через двор. Она подняла голову. Заметила его. И тут же сделала вид, что недоумевает. — Мартынова! Стой там, где стоишь! Стой, слышишь?!
Она дернула плечом и приняла позу короткого, всего на секунду, ожидания.
Сережа выбежал из монтажной.
Юля тонко чувствовала время и, едва взмыленный Сережа появился во дворе, пошла как раз — мол, извините, не дождалась. Он догнал ее в три прыжка и закричал:
— Это куда это ты уходишь, когда у нас смена?! — И, не дожидаясь возражений: — Ты же знаешь наших, они все перепутают!
Это не-до-разумение! Юленька, солнышко мое, радость моя, умница… ну, ну… — И плюхнулся на колени.
— Зоя хорошо озвучивает, — отвернувшись, пролепетала Юля.
— Мне без тебя эта картина вообще не нужна! Клянусь!
— Могли в больницу заехать, сказать… — Юля уже сама тащила его за руку.
— Ты мне не там, ты мне здесь нужна! У меня упадок сил без тебя, я сам в больницу лягу! Мы тебя замучили, да? Ты правда больна?
