Семен Цвигун - Возмездие
— Авиаразведка подтверждает данные, полученные от Млынского и Афанасьева: противник развернул работы по созданию мощных укрепрайонов. Фон Хорну переданы в резерв значительные силы. В тылах и на коммуникациях нашего фронта отмечена усиленная активность разведки противника. Обезврежено двадцать диверсионных групп…
— Фашисты хотят выиграть время и затевают какую-то крупную игру, — сказал член Военного совета фронта генерал-лейтенант Садовников. — Думаю, в этой связи сообщения Млынского о так называемом «оружии возмездия» представляют особый интерес… Об этом надо доложить немедленно в Ставку.
— Согласен, — кивнул Ермолаев. — Разведуправлению фронта усилить внимание к укрепленным районам противника!
— Есть! — сказал Елисеев и, немного помедлив, спросил — Разрешите, товарищ командующий, привлечь к решению этой задачи майора Млынского?
— Согласен, — подтвердил Ермолаев.
Ранним морозным утром по дороге, которую переметала поземка, легким шагом к городу, видневшемуся вдали, шел Алеша. Изредка его обгоняли тяжелые немецкие грузовики, еще реже попадались крестьянские возы да с воем проносились связные на мотоциклах.
Полицейский патруль задержал Алешу на окраине небольшого поселка.
— А ну стой! Документы!
— Какой документ? Мне пятнадцати нету… Я в деревню ходил, на продукты чего-нибудь обменять, — канючил Алеша, снимая с плеча тощий мешок. — Вот, глядите…
— А ну, ублюдок, заткнись! Брось мешок, выворачивай карманы!
Алеша послушно исполнил приказание, продолжая хныкать:
— Нету у меня ничего…
Один из полицаев — здоровенный бугай — взял Алешу за шиворот и подтолкнул к крытому грузовику, который стоял на обочине дороги.
— Работать надо или воровать, а не шляться без толку, не маленький!
Алешу швырнули в кузов, где уже было несколько таких же, как он, или, может, постарше, девушек и парней.
Полицай, отряхивая ладони, сказал напарнику:
— Есть ему пятнадцать или нету, проверять не будут. — И крикнул Алеше: — Ты еще «спасибо» скажешь, щенок, что поедешь работать в Германию, а не сдохнешь здесь с голодухи или от нашей пули!..
Неподалеку от города, у самого леса, находилось разрушенное здание бывшего санатория. К нему вела плохо расчищенная дорога, по которой с трудом пробирался «Мерседес» бригаденфюрера Вольфа в сопровождении эскорта мотоциклистов.
Здание было огорожено забором из колючей проволоки. У ворот двое часовых в длинных овчинных шубах и меховых шапках остановили машину.
Только тщательно сверив фотографии в документах с оригиналами и проверив наличие особых отметок, один из часовых дал знак открыть ворота. Эскорт мотоциклистов не пропустили.
Метров через пятьдесят за воротами дорога неожиданно кончалась небольшой площадкой. Дальше, мимо разбитого здания, через бывший парк к лесу вела меж сугробов лишь узкая тропа.
— Отсюда придется идти пешком, бригаденфюрер, — сказал Занге, выходя из машины и придерживая дверцу в ожидании, пока выйдет Вольф.
Занге, в теплых сапогах и коротком белом бушлате десантника с откинутым капюшоном, шел по снежной тропинке быстро и уверенно. Вольф едва поспевал за ним.
Вокруг был безмолвный, угрюмый лес.
Неожиданно от ствола могучей сосны отделилась фигура в длинной шубе, как у тех часовых у ворот. Русский граненый штык, казалось, был направлен прямо в грудь бригаденфюреру, а оклик по-русски: «Стой! Кто идет?» — заставил Вольфа вздрогнуть и потянуться к кобуре парабеллума.
— Мороз, — спокойно ответил по-русски Занге.
— Медведь, проходи. — И фигура исчезла, будто ее и не было.
Занге двинулся дальше, чуть улыбаясь, довольный произведенным эффектом.
Так же неожиданно открылся замаскированный вход в землянку. Занге пропустил вперед бригаденфюрера Вольфа.
Землянка была обжитой и даже уютной: обшитая тесом, чистая, освещенная аккумуляторной лампочкой, с коробкой полевого телефона на дощатом столе и раскаленной железной печкой.
— Можно снять шинель, здесь тепло, — сказал Занге.
— Смотри как обжился! — Вольф, раздевшись, сел на лавку поближе к печке. Огляделся. — Не хватает фотографий девочек из журналов…
— Завтра и с этим придется расстаться.
— Да, надо спешить. До начала контрнаступления с подпольем и Млынским должно быть покончено. Алерт прибыл?
Занге кивнул:
— Это наш самый лучший агент… У нас все готово, бригаденфюрер.
— Машины заказаны?
— Вольф, даже ты не понимаешь всей специфики нашей работы, чего же требовать от других? Мы выступаем ночью, в пешем строю, звериными тропами… Если нас случайно увидит даже ребенок, он должен быть немедленно без жалости уничтожен!
— А боеприпасы и продовольствие на чем повезете?
— Все, что нам пока нужно, унесем на руках. Остальным мы должны обеспечить себя за счет противника. — Занге улыбнулся.
— Да поможет вам бог! — сказал Вольф.
— Скажешь несколько слов на дорогу?
Вольф кивнул. Занге покрутил рукоятку телефона и в трубку сказал по-русски;
— Кляйн? Постройте людей.
В бывшем мучном амбаре, холодном и темном, заперто было около ста молодых людей. Хотя и без того было тесно, люди жались друг к другу, стараясь согреться.
Свет едва проникал сквозь узкие щели.
Алеша сидел у самой двери. Рядом— девушки лет но семнадцати. Одна из них тихо плакала.
С улицы женский голос позвал:
— Машенька!
Несколько девушек кинулись к двери.
— Мама!.. Мамочка!.. Мама!..
Грубый голос за дверью амбара приказал:
— А ну! Геть отсюдова!
— Дочка там у меня, — всхлипывал женский голос. — Ничего не взяла с собой… Только вот кожушок передать…
— Убирайся, тебе говорят! Ну! Ведьма старая…
Алеше было видно в щель, как полицай прикладом отгонял от амбара женщину.
— Мама! — крикнула девушка, что стояла на коленях рядом с Алешей и тоже смотрела в щель — Уходите! Не просите их ни о чем! Не унижайтесь, мама! Я здорова! Не пропаду!..
— Маша!
Снова окрик:
— Молчать!
Неожиданно грохнул выстрел… В амбаре ахнули и затихли. А выстрелы застучали вдруг один за другим, как град по железной крыше.
Алеша видел в щель, как побежала от амбара женщина, как взмахнул руками и упал полицай. Промчалась куда-то лошадь с пустыми санями. Мелькнуло несколько полицаев, пытавшихся отстреливаться на бегу. Потом увидел полушубки и шапки с красными лентами.
Еще минута — и по двери амбара застучали приклады, лязгнул отбитый засов. Дверь широко распахнулась, и двое румяных, разгоряченных боем парней с автоматами и красными бантами на полушубках, улыбаясь, крикнули:
— Выходи, ребята, приехали!
— Разбегайся, да больше не попадайся!
Толпа хлынула из амбара.
Парней, освободивших их, девушки окружили, гомон стоял такой, что ни единого слова нельзя было разобрать.
Алеша выбрался из толпы и почти сразу же наткнулся на труп полицая, лежавшего навзничь, раскинув руки. Это был тот самый здоровенный бугай, что недавно задержал его на дороге. Алеша нагнулся поднять карабин, но чья-то нога наступила на карабин чуть раньше. Высокий человек в кожаной куртке строго сказал Алеше:
— Мальчик, рано с оружием баловать. Марш домой!
Алеша не стал с ним спорить, пошел по улице, где лежали убитые полицаи и двое партизан в полушубках с красными бантами.
У длинных складов, к которым подходила ветка железной дороги, Алеша задержался. Двери складов были распахнуты, часовые у ворот лежали убитые. Из складов выносили мешки, ящики с продовольствием, грузили на сани.
В поселке хозяйничали партизаны. Ходили по улицам, стучали в двери домов.
— Выходите, товарищи! Все — к складам! Разбирайте продовольствие!
Небольшая группа местных жителей уже собралась у складов, но войти никто не решался. Высокий человек к кожаной куртке взобрался на сани.
— Товарищи! Граждане! Это ваши продукты! Ваши! Их отняли у вас и собирались везти в Германию. Нам всего не забрать. Разбирайте вы, уносите сколько сумеете. Остальное все равно подожжем…
— Эх, была не была! — Какой-то старик, швырнув шапку на землю, бросился к складу.
— Не бойтесь, товарищи! Партизаны отряда «За Родину» не дадут вас больше в обиду гадам! Мы теперь в окрестных лесах всерьез и надолго!.. — говорил человек в кожаной куртке.
Люди потащили к домам мешки.
Алеша увидел девушек, что были с ним рядом в амбаре: Машу и подружку ее. За ними шла Машина мать, причитая:
— Ох, девочка, да что ж это, милая? Да куда ж ты опять? Домой иди, говорю!..
Маша окликнула:
— Алеша! Ты куда?
— Я? Домой. Мне домой надо, к деду…
— А мы хотели в отряд. Не берут. Говорят, молодые, мол, девушки, говорят… — Маша явно расстроилась.
