Новелла Матвеева - Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

Пусть
Усмехнутся хмуро
Или скажут, что я — чересчур,
Но кроме
Томаса Мура
Была Марианна Мур.
        У нас её знать не желали,
         Об ней и сейчас — тишина.
         Мне выпало много печали,
         Что я её книг лишена.
Зачем судьба мне судила
О Вас так поздно узнать?
Ведь я уже всё сочинила,
На что Вы могли повлиять!
         И только уж после, вдогонку —
         Вы мне дивный выслали знак,
         Как золото — вслед паломнику,
         Которого кормят за так.

— Но где же всё-таки сын мастера перчаток,
Где недоучка мог познаний накопить?
— Что ж! Если нужен вам познаний недостаток,
То у Шекспира он имеет место быть.

Кто был в латыни слаб? Кто век знай путал с веком?
А принца-регента — с монархом? Видит Бог,
К такому хаосу маяк Науки Бэкон
Никоим образом причастен быть не мог!

Так как же нам теперь свои достроить штучки?
Как нам шекспировского авторства алмаз
Другому передать?! Однако с тем как раз,
Чтоб уж — без ляпсусов титана-недоучки?

На солнце пятна. Хвать! Дай — пятна совлеку,
Чтоб солнце знатным сдать, а пятна — мужику!

Пример ничтожен мой, но есть и в нём загвоздка…
Едва я выбилась на поприще Пера,
Зоилы и жрецы постановили жёстко,
Что пишет за меня стишки… моя сестра!

А за сестру — отец. Кто ж за отца-то? Мать.
А за неё, кажись, внучатый отчим тёти…
Гром разрази совсем! Ужель, в конечном счёте,
Сам за себя — никто не в силах сочинять?!

Свет зол на Авторство. Шекспиру самому,
Глядишь, то Бэкона, то Ратленда назначат,
Как второгоднику! Подтягивайся, значит,
До знатных лиц, мужлан!.. И верит всяк — чему

Угодно! Лишь в один не веря факт упрямый:
Что сам Шекспир писал шекспировские драмы.

Я наверно против кого-то,
Но не знаю — против кого.
Просто я нахожусь во власти
Песнопения своего.

Осуждаю?
Нет: рассуждаю.
Не судья, чтобы всех осуждать.
Но и, всё ж, не солдат, которому
Не положено «рассуждать».

Рассудив, кого и обижу,
Да «обидчицею» не кличь:
Просто я
ПОЮ, ЧЕГО ВИЖУ,
Как нанаец из старых притч.

А чего не вижу — того я
Просто-напросто — не пою.

             ________

Помолчи и ты, ретивое! —
Одинокий певчий каюр.

Давно, давно не бывало ветра с порывами.
Катили тучи, трясли групповыми гривами,
Гремели гривнами града, и снега белого
Горстями сыпали остро…
Но ветра не было.
        Так царь — с колесницы мечет в народ дукатами
        И люди верят, что будут теперь богатыми;
        Кто схватит льдистое, кто — златое (под видом медного)…
        В любой монете «ловили ветер»…
        Но ветра не было.
Как долго не было, чтобы вдруг — да в лицо повеяло!
Была минута, когда я в это почти поверила!
А вы — не верьте, что это ветер; то был неведомый… —
Магнит ли? Радий? (Мятеж во аде?)
Но ветра не было.
        А нынче к ночи вдруг зазвенело окно по-старому!
        И сразу вспомнилось, как в трубе Домовой постанывал;
        Пугал — но с толком, стращал по делу, а не из прихоти!
        Учил — не слушались… (Лишь рукавицей махнул при выходе)
Дуй, ветер, вей! Вороти надежду нам, неприкаянным!
Сдуй пыль, свей скверну с вещей! Рачительным стань хозяином,
Да не навей нам того глухого, того нелепого
Кошмара снова! — где всё готово,
Чтоб ветра… не было!
        Как тихо, Господи! Потерпев кораблекрушение,
        Без криков тонут… (Ведь не у каждого разрешение
        На право голоса есть!) Но кто и зачем потребовал,
        Чтоб ураганы громили страны,
        А ветра — не было?

К воде ползли повозки, за которыми
Следили эвкалипты или ивы.
Товарищество
Связано с просторами,
А с теснотою — ссоры да разрывы.
         Но и в просторах
         (вроде столько сделавших,
         Чтоб не было к побоищам соблазна),
         Вдруг разгорался бой
         В защиту девушки,
         Которую могли обидеть грязно.
Теперь — не могут. (Крепко спят, — не вскинутся —
В игле, в кольце, в ларце, в макушке дуба, —
Все те,
Кому был ясен стих шекспировский
Про «девственность, поруганную грубо».)
         Теперь — не ясен. Что такое «девственность»?
         Где стыд девичий? Где мужская совесть?
         Воюй за то, что и сейчас на свете есть,
         А не за то, чего никак не вспомнить!
Бесчинствуй смело; на дуэль не вызовут
И в рыло не дадут: здесь безопасно!
Небось не дровосек какой безвизовый,
А что не дворянин — так это ясно.
         Но в мире дольнем есть воспоминание
         О лучших днях, — которыми гордится
         Нерабский дух! Звенит, как заклинание,
         В лучах блестит, как в колесе ступица
В мельканьи утр, внутри пути зелёного,
Великое воспоминанье это
О мощи — не для низостей рождённого;
Для счастья предназначенного, света!
         Мужская честь — на страже чести девичьей;
         Всей чистоты, всей грации — на страже!
         Так было. Листья плыли по воде ничьей…
         Фургоны шли… Я слышу, слышу даже,
         Я и теперь как будто слышу даже:
В изножье гор с их лиственными свитами,
У розовой равнины в изголовье —
Перебирают лошади копытами
Да колокольчики бренчат воловьи,—
Те самые…
В тех далях.
В том верховье.

Мама, помнишь тот сад полночный
И черёмухи свет непрочный?
Зной стоял. До утра мы не спали —
Всё полынь молодую искали.

        У соседки в горшках петуньи
        Огневели в воздухе мёртвом.
        Всем казалось, что мы — колдуньи
        И ночами — скотину портим!

Но не портили мы скотину
Ни рогатую, ни безрогу;
Это ветер путал картину, —
Пел в берёзах… Звал нас в дорогу —

        По верховному соизволенью
        Той весенней ночи высокой, —
        Недоступной закабаленью,
        Беспокойной и одинокой.