Юрий Мандельштам - Собрание стихотворений

В твоей прокуренной гостиной
Не различить, не разгадать
Волос твоих, беседы длинной
Хотя бы звук, хотя бы прядь.

Поклонников нахальный шепот,
Любовь, стихи, тяжелый сон,
И серых глаз стыдливый ропот,
И серых дней бесстыдный стон.

И вдруг как будто пробужденье:
Какая боль, какая ложь!
Какое гневное мученье
Ты радостью своей зовешь!

Но мне спокойствия не надо:
Я и в мученьях предпочту
Одну безумную отраду,
Одну бесцельную мечту.

Разлука бьет тяжелыми крылами,
Крылами ночь охватывает нас,
И застывает медленно над нами
Прощанья поздний час.

Дорога ждет. Раскрыты настежь двери.
— И холодеет нежная рука.
И все таки еще любовь не верит,
Еще любовь легка.

Но вот качнется время. Слишком мало.
Платок в руке — последний знак любви,
И шепот опустевшего вокзала.
Моя любовь, живи!

Перекличка ночных часов,
Циферблат, освещенный спичкой,
Отдаленный шум голосов
Утомительной перекличкой.

Это значит: время идет,
Это значит: прощанье длится,
Это значит: не прекратится
Утомительный твой отлет.

Три месяца — недолгий срок.
Земная мудрость всех коснется.
Смотрю на Север, на Восток:
Кто уезжает — тот вернется.

Три месяца — недолгий срок.
Но нет надежды, нет прощенья.
Смотрю на Север, на Восток
— И невозможно возвращенье.

Каждый человек сулит разлуку.
Страшно жить среди людей.
Не собрать мне воедино муку
По свету разбросанных друзей.

Голубеет небо надо мною.
Где еще прозрачней небосвод —
Над холодной северной волною,
Над волною Средиземных вод?

Я не знаю, кто уедет снова
И в какой стране, каким волнам
Часть души своей, живое слово,
С новым другом я отдам.

Я еще протягиваю руку,
Но не удержать души моей.
Каждый человек сулит разлуку.
Разве можно жить среди людей?

Вечерней зыбкой тишиною
Париж невидимый затих.
Огни Монмартра подо мною
И темнота у ног моих.

Нет, не любовь: любовь сложнее,
Мучительнее с каждым днем.
Я вспоминать ее не смею,
Я слишком долго с ней вдвоем.

И близкое твое дыханье
Не о любви — другая страсть.
О, если б — темное желанье —
Как с неба в эту бездну пасть.

Но есть еще любовь на свете:
Не размыкаются уста.
Огни Монмартра, летний вечер,
Молчанье, верность, темнота.

Папиросный дым в кафе,
Лица, души, люди, стены
— В такт оборванной строфе:
«Нет измены, нет измены».

Подыми глаза, мой друг:
Не приходит вдохновенье.
Лучше погляди вокруг,
Отложи стихотворенье.

Лица, души… Рифмы нет.
Папиросы, люди, стены…
Оборви строфу, поэт!
«Нет измены, нет измены».

Ворвись ко мне и потревожь
Мое привычное мученье.
Мне ненавистна эта ложь,
Спокойное ожесточенье.

До дна изведанное мной,
Теперь томленье — непристойность.
Даруй мне зыбкий хаос твой,
Я хаосу дарую стройность.

Я лгу, отчаиваюсь, каюсь,
Постыдный жар течет в крови,
Признаний страстных добиваюсь,
Но нет во мне живой любви.

И сердце в холод сладострастья
Не уплывает на яву.
Мой друг, до подлинного счастья
Я без тебя не доживу.

И только ночью сонным ядом
Далекий Север напоит,
И одиночества над садом
Как купол огненный висит.

Сердце, сердце, что с тобой сегодня?
Или черный кофе слишком крепок?
Или было выкурено мною
Слишком много крепких папирос?

Или ты к волненьям не привыкло?
Или горе больше не под силу?
Или стала непомерна тяжесть
Накопившейся любви?

Сердце, сердце, ведь еще не время!
Только ты не отвечаешь, сердце,
Бьешься, обрываешься, трепещешь,
Мучаешь бессонницей меня.

«Верность? Любовь? Довольно.
Я не могу. Не хочу.
Мне больно, мне слишком больно,
Ты слышишь — я закричу?»

И разнимаются руки,
Освобождаешься ты…
В твои неверные муки,
В безжалостные мечты,

В сомненье — в твое сомненье,
В безрадостный хаос твой
— Без гордости, без сожаленья,
Как в омут. Вниз головой.

Была, была восторженность во мне.
Ты помнишь ли? При нашей первой встрече…
Теперь уже не то: иные речи
О нежности, судьбе и тишине.
О, сколько недоверья и сомненья!
И этим всем обязан я тебе!
Но в горести и в боли и в судьбе
Люблю тебя — и не проси прощенья!

Была, была любовь… Но нет мечты.
И вот, смотрю на женщин безразлично,
С друзьями раздраженно и привычно
Беседую. И это тоже ты…
Но целый вечер в долгом разговоре
О верности, о рифмах, о делах —
Одна лишь ты. Пойми, не только страх,
Пойми, не только грусть, но горе, горе.

Была, была… И снова говорю
С хозяином радушным и спокойным,
С соперником, смешным и недостойным.
Благодарю тебя, благодарю!
Но в горести и в тишине забвенья,
Без радости, без веры, без мечты,
Люблю тебя. И это тоже ты,
Любимая, — и не проси прощенья.

Тревога пьяная, привычная,
Привычный, пьяный разговор,
И эта музыка скрипичная…
Опять… Но до каких же пор?

И сердце бьется, обрывается,
И сердце, под скрипичный вой,
Из душной залы вырывается
В бессонницу, домой, домой!

Сон, смерть, паденье,
Беспамятство, хрип, стон,
Небытие, забвенье,
Спокойствие, смерть, сон.

Так, утомленный землею —
Бессонница, боль, бред —
Следишь за рукой, за петлею.
Но сил умереть нет…

За шахматною доскою,
Вечером, в тишине,
С бессилием и тоскою,
Но вспомнишь об этом дне!

Проходят дни за днями, а наша цель не ближе.
В круговороте пестром изменчивых недель
Мелькает волос русый, мелькает локон рыжий.
Походят дни за днями, а все не ближе цель.

И нежными руками, и влажными губами,
И светлыми глазами, в которых синий свет,
Мы не приблизим цели! Проходят дни за днями,
А наша цель не ближе, а нашей цели нет.

Сначала весна, и томленья,
И небо в закатном огне.
Потом тишина, и сомненья,
И нежность в ночной тишине.

Потом — удивленье, и жадность,
И радость, и мука моя.
Потом — пустота, беспощадность.
Безжалостность небытия.

И все. Даже трудно поверить,
Что это любовь. Пустота.
Быть может, любовь да не та…
Что, если еще раз проверить?