Рабиндранат Тагор - Ты погляди без отчаянья… (стихотворения)

Однажды сошел ты на землю, о воплотившийся бог!
         Весь в цветах ты проезжал по дороге.
Знамя твое колыхал ветра медлительный вздох,
         Встречные девушки кланялись в ноги.
Цветами осы́пали юноши путь пред тобой,
         Жены цветы приносили в подолах,
Из бокуловых[25] чащ плыл аромат хмельной,
         Солнце сияло в сердцах веселых.
Девушки собирались в храме твоем по ночам,
         И священных светильников пламя горело.
Клали тайком бутоны в твой опустевший колчан,
         Когда ты расходовал стрелы.
Задумчивый юный поэт у храма слагал свой напев,
         На ви́не[26] бряцал вдохновенно,
К нему приближались олени, прислушивались,
                осмелев,
         Тигры внимали смиренно.
Когда ты с улыбкой брал свой гибкий разящий лук,
         Пощады просила невинная дева,
Но любопытство ее превозмогало испуг,
         И трогала стрелы твои, о бог Камадева!
Когда ты, благоухая в объятьях блаженного сна,
         Лежал на ложе зеленом,
Хитростью разбудить тебя старалась она, —
         Ножные браслеты звенели призывным звоном.
Когда красавицу в чаще ты видел, незримый
                стрелок,
         Вонзалось ей в сердце цветочное жало,
Она кувшин роняла в Джамуну, в быстрый поток,
         И странная боль ее поражала.
С улыбкой ты к ней подплывал в быстром своем
                челноке.
         Смущалась она и, покорно
В поток погружась, забавлялась, плескалась в реке,
         Бровь изгибая, смеялась задорно.
Снова пьянящая ночь, снова восходит луна,
         Мадхоби[27] нежный цветок закрывает вежды.
Красавица косы плетет, под деревом села она,
         Легки, как ветер, ее одежды.
Кулик печальный супругу зовет на прибрежье
                глухом,
         Их разделяет речное теченье.
Влюбленная девушка милой подруге тайком
         Свои поверяет мученья.
Мадана, бог наш, явись, заново плоть обрети,
         В гирлянде явись благовонной,
Не задувая светильник, к брачным чертогам приди,
         Дай радость чете влюбленной.
Молнией появись, приди, о улыбчивый бог,
         Девушкам счастье даруя.
Наши дома озари и касаньем божественных ног
         Оживи нашу землю святую.

Испепелив Камадеву[28], что ты содеял, о Шива?
         Прах бога рассеял над ширью земли!
Слышится в стонах ветра Маданы голос тоскливый,
         Слезы его с небес потекли.
Рыданья богини Рати[29] небеса оглашают и землю,
         Все рыдает, о милости Шиву моля.
Месяц фальгун[30] приходит, и, чьему-то веленью
                внемля,
         Вздрогнув, сознанье теряет земля.
Кто скажет, чья боль звучит, чей трепет прошел
               по струнам,
         Чья отзывается в сердце беда?
Нет, ни за что не понять сегодня девушкам юным,
         Куда их влекут стихии, куда!
О чем бормочет листва в кронах лесных исполинов?
         О чем жужжит, пролетая, пчела?
О ком тоскует подсолнух, лик золотой запрокинув?
         Куда речная вода потекла?
Что там луна серебрит? Чье там сброшенное
               одеянье?
         Чьи глаза отражает небес синева?
Чей ослепительный лик в солнечном тонет сиянье?
         Под чьими шагами шуршит трава?
В тревожном дыханье цветов чьи запахи ныне
                живы?
         Они, как лианы, душу мою оплели.
Испепелив Камадеву, что ты содеял, о Шива!
         Прах бога рассеял над ширью земли!

Лишь светильник на заре погас,
Встала я, гирляндой обвилась,
Крик кукушки услыхав со сна,
И в раздумье стала у окна.
По дороге алой, вижу, мчится
Мимо нас на царской колеснице
Юноша в короне золотой,
Отблеском рассвета залитой.
Повторяет: «Где же, где она?»
         Вышла я, мгновения бегут, —
Все же не решилась, смущена,
         Крикнуть: «Оглянись, я тут, я тут!»

Не зажгли еще в домах огня.
Подойдя к окну на склоне дня,
Собрала я волосы в пучок,
Золотой на лбу горит значок.
Вижу я, по сумрачной дороге
Юноша в печали и тревоге

Близится на взмыленных конях,
На его одежде пыль и прах.

Говорит он: «Где же, где она?»
         Я спустилась, грудь сомненья жгут…
Так и не сказала, смущена:
         «Утомленный путник, тут я, тут!»
Ночь. Горит светильник. Не уснуть.
Южный ветер бьет с размаха в грудь.

Дремлет птица в клетке золотой,
Сторож спит, застигнут темнотой,
В комнате невесты дым курений,
Плоть томится, дух мой в озаренье.
Подтянув, плотней к груди прижав
Покрывало цвета свежих трав,
Я сижу за дверью на земле,
         Путь безлюдный вдаль уходит, крут,
Повторяю в беспросветной мгле:
         «Несчастливый путник, тут я, тут!»

Войдя, попросил он: «Взгляни на меня!»
Сказала: «Уйди!» – вид суровый храня.
Подруга, подруга, так было, поверь.
И все же за ним не захлопнулась дверь.

Поближе шагнул. Говорю: «Отойди!»
Взял за руки. «Брось, – говорю, – не серди!»
Подруга, подруга, верь, это не ложь.
В покое меня не оставил он все ж.

Приблизил лицо он вплотную ко мне,
«Фу», – сморщившись, я отвернулась к стене.
Подруга, подруга, клянусь, было так.
Он все ж не отстал, этот дерзкий чудак.

Губами щеки он коснулся моей.
Сказала я, вздрогнув: «Ну что ты? Не смей!»
Подруга, подруга, то сон или явь?
Он все ж отступить не подумал, представь.

Гирлянду надел на меня. «Ни к чему!
Возьми ее прочь!» – я сказала ему.
Подруга, подруга, как быть мне? Беда!
Ни страха у дерзкого нет, ни стыда.

Гирлянду мою захватив не спросясь,
Ушел он. С тех пор не смыкала я глаз.
Подруга, подруга, ах, слезы слепят,
Скажи, почему не пришел он назад?

                 О ты, чарующая людей,
Ты, о земля, сияющая в блеске солнца лучей,
               великая Мать матерей,

Долы, омытые Индом шумящим, ветром – лесные,
               дрожащие чащи,
С Гималайскою в небо летящей снежной короной
                своей;
В небе твоем солнце взошло впервые, впервые леса
               услышали веды святые,
Впервые звучали легенды, песни живые, в домах
                твоих
               и в лесах, в просторах полей;
Ты – вечно богатство цветущее наше, народам
               дающая полную чашу,
Джамуна и Ганга, нет краше, привольней,
               ты – жизни нектар, молоко матерей!

О пьяные, в беспамятстве хмельном
         Идете, двери распахнув рывком,
Вы все спускаете за ночь одну,
         С пустым домой идете кошельком.
Пророчества презрев, идете в путь
         Наперекор календарям, приметам,
Плутаете по свету без дорог,
         Пустых деяний груз таща при этом;
Вы парус подставляете под шквал,
         Канат перерубая рулевой.
                  Готов я, братья, ваш обет принять:
                           Пьянеть и – в пекло головой!

Копил я мудрость столько долгих лет,
         Упорно постигал добро и зло,
Я в сердце столько рухляди скопил,
         Что стало сердцу слишком тяжело.
О, сколько я убил ночей и дней
         В трезвейшей изо всех людских компаний!
Я видел много – стал глазами слаб,
         Я стал седым и дряхлым от познаний.
Мой груз пустой, весь нищий мой багаж
         Пускай развеет ветер штормовой.
                  Я понял, братья, счастье лишь в одном:
                           Пьянеть и – в пекло головой!

О, распрямись, сомнений кривизна!
         О буйный хмель, сбивай меня с пути!
Вы, демоны, должны меня схватить
         И от защиты Лакшми унести!
Есть семьянины, тружеников тьма,
         Их мирный век достойно будет прожит,
На свете есть большие богачи,
         Встречаются – помельче. Кто как может!
Пускай они, как жили, впредь живут.
         Неси меня, гони, о шквал шальной!
                  Я все постиг – занятье лучше всех:
                           Пьянеть и – в пекло головой!

Отныне я, клянусь, заброшу все, —
         Досужий, трезвый разум в том числе,
Теории, премудрости наук
         И все понятья о добре и зле.
Я памяти сосуд опустошу,
         Навек забуду и печаль и горе,
Стремлюсь я к морю пенного вина,
         Я смех омою в этом зыбком море.
Пускай, достоинство с меня сорвав,
         Меня уносит ураган хмельной!
                  Клянусь идти по ложному пути:
                           Пьянеть и – в пекло головой!