Дмитрий Кимельфельд - В те времена

Сражен мой конь, а сам я взят в полон.
Я здесь лежу, а Вы лежите в ванне.
У этих турков очень много жен,
У меня — одни воспоминанья…

Нет, этим янычарам не понять.
Что манит нас из Турций и из Персий…
Мне б снова Вас увидеть и обнять,
Припасть душой, к душистым вашим персям!..
Здесь Пасхи нет. Здесь делают намаз
И ездят на ослах, как мы — в каретах.
Я б с горя выпил что-нибудь сейчас,
Но алкоголь здесь тоже под запретом…

Одна отрада — есть ваш мендальон,
Гравюрка — Вы в прозрачном одеяньи…
Его в штанах храню я, — миль пардон! —
Там меньше мусульманское влиянье.

Но жизнь в плену — отнюдь не для не меня!
Я яйца всмятку на побег готовлю…
Вот только украду себе коня —
Приеду с накопившейся любовью!

Я маскируюсь — паранджу надел
И пробираюсь к Вам через Аляску…
Графиня, мойтесь в ванне каждый день
И — закупайте детские коляски!

— Мадам, моя душа — как темное ущелье,
Я позвонил, чтоб попросить у Вас прощенья,
И если я не говорю сейчас Вам «здрасьте», —
То потому лишь, что сгораю весь от страсти!
Сегодня утром, повстречав Вас в вернисаже,
Я видел сердце Ваше бьющимся в корсаже…
Вы улыбались с нежной бледностью в лице,
Меня сразив, как насекомое цеце.
Чтоб залечить немного страшное увечье,
Мадам, молю, не откажите мне во встрече!
Пусть не покажется нескромным Вам, ма-шер —
Мою судьбу Вы осветили, как торшер.
Я повторять готов знакомым неустанно:
Вас не хватает на полотнах Левитана.
И если б граф Толстой не был вегетарьянцем —
Он насладился б Ваших плеч тончайшим глянцем!..
Когда стояли Вы, опершись о колонну —
Вы мне напомнили Брокгауза с Эфроном
И я клянусь — для Вас, Тургеневу назло —
Пустил по ветру бы Дворянское гнездо!
Без Вас я пуст, как ужасающая бездна,
Хоть многих дам любил — и даже безвозмездно!
Они шептали обо мне не без причин:
«Мир не видал еще вовек таких мужчин!..»
— Я настоятельно прошу Вас быть потише:
А то мой муж вдруг все за покером услышит!
И хотя я еще ни в чем не виновата, —
Меня убьет он, как Тагор Рабиндраната!
Само собой, мне Ваша речь не безразлична,
Но все должно, конечно, выглядеть прилично…
А темперамент Ваш как смерч в меня влетел —
И раздирает душу вместе с декольте!
Отбросьте же свои замашки солдафона —
Я не могу всю ночь торчать у телефона.
Повесьте трубку, дайте станции отбой, —
А то не знаю, что я сделаю с собой!

— Мадам, меня качает, словно на качелях!..
Достойны Ваши перси кисти Боттичелли!
И если я усну сегодня — мне приснится
Ваш антураж по оба края поясницы!
Должны Вы чувствовать: любовь моя — не поза,
Ее не выразить смычками Берлиоза!
Признаюсь Вам: уже я мысленно раздет, —
Так назначайте же скорей, когда и где?!!
А если Ваш отказ, глухой и негуманный,
Меня убьет, как паровоз зарезал Анну —
Я буду пить «Абрау-Дюрсо» три дня подряд
И Третьяковку подожгу, как Герострат! 

— Должна признаться Вам — Вы так нетерпеливы,
Что вызываете в душе моей приливы…
Но я не склонна к безнадежным авантюрам,
Хоть и имею безупречную фигуру!
Конечно, муж меня не ценит и — о, Боже! —
Не посещал давно супружеское ложе…
Но! Я всецело неприступна и строга,
И не позволю на него надеть рога!
Я заклинаю Вас от имени прогресса:
Не поступайте же со мною, как агрессор,
А то боюсь, что я не выдержу атак
И распущу корсет, как крепость — белый флаг!

— О, наконец, мадам! Нельзя терять мгновенья!
Я отыщу местечко для грехопаденья:
Поедем за город в моем автомобиле,
Где припаду я к Вам, как царь Самсон к Далиле!
Мое авто придет за Вами, с черным верхом.
Мы разразимся в нем любовным фейерверком,
Затем мой торс и Ваш божественнейший стан
Соединим, как пролетарии всех стран!..
Кладу я трубку, но прощаться нету мочи:
Я трепещу весь в предвкушенье этой ночи!
Сорвите ж с губ своих, мадам, «о ревуар!» —
И не забудьте про прозрачный пеньюар!..

Можно биться об заклад —
Было б только, чем бы —
Страсть приносит результат
Жуткий и плачевный.
Что ж, настройтесь на волну,
Дамы и девицы:
Мы расскажем вам одну
Притчу во языцех.

На лайнере круизном
К Бермудским островам
Ещё до социализма
Плыла одна вдова.
Она скучала вяло,
Ей опостылел Рим,
И с палубы плевала
В течение Гольфстрим.

Но судьба на этот раз
Ей снесла гостинец:
На вдову поставил глаз
Стройный аргентинец.
И когда косила ночь
На Саргассах травы,
Он вдове решил помочь
Сбросить давний траур.

Вдова уже два года
Носила свой обет,
И южная природа
Рвала её корсет,
Когда, горя от страсти,
Он тронул шеншеля —
То чуть в акульи
Пасти не прыгнул с корабля.

Поздно понял он, увы,
В маленькой каютке,
Что с любовью у вдовы
Очень плохи шутки…
Не пришлось смеяться б нам,
Всё б осталось в тайне,
Но их любовь напополам
Развалила лайнер.

Потом в их желтой прессе
Писали целый год,
Что в айсберг в этом рейсе
Вонзился пароход…
Так в каждой из оказий,
Сейчас и в старину
Мы все на бедный айсберг
Спешим свалить вину.

На их защиту станем
Мы дружеским плечом:
В том, что погиб «Титаник»,
Айсберги ни при чем!
Но тщательно проверьте,
Срывая в страсти плед,
Что вы, пардон, на тверди,
А не на корабле!

В городе Чернигове колокола гудят,
Улицы заполнила громада.
Строем выходя на губернаторский парад,
Шествует пожарная команда:
Впереди оркестра — бывший гренадёр —
Едет брандмайор, едет брандмайор.
Чёрные усища, тёмно-пегий конь…
Подливайте, бабоньки, маслица в огонь!

Ну, как тут не сойти с ума, пожалуй?
Мужчина — загляденье, ну просто блеск и шик!
В Черниговской губернии не сыщется пожара,
Которого б не смог он потушить.

Вдруг из-за поворота вышла Дунечка в чепце,
Окинула пожарных нежным взором.
Две розовые ямочки на Дунином лице
Тотчас же погубили брандмайора!
Впереди оркестра бывший гренадёр…
Дрогнул брандмайор, вздрогнул брандмайор.
Черные усища, тёмно-пегий конь…
Ой, не надо, бабоньки, маслица в огонь!

Как будто шмель красавца в сердце жалит,
Как будто рвутся струны раненой души…
Не улыбайтесь, господа, ему не до пожара, —
Он свой теперь не может потушить!..

Лентами в Чернигове каждый дом увит,
Шепчется испуганно громада:
Вслед за брандмайором поразил огонь любви
Лучшую пожарную команду.
Посреди семейства — бывший гренадёр —
Строгий брандмайор, стройный брандмайор.
Дуню обнимает крепкая ладонь —
Вот что значит — вовремя маслица в огонь…

Как Дуня хороша в вишнёвой шали!..
Есть у неё забота — распашонки шить…
В Черниговской губернии свирепствуют пожары.
Никто теперь не будет их тушить…

Я, значится, усы свои подкручивал, —
Как вдруг влетает Петька, мой денщик:
«Ползет, — грит, — на нас фон Каппель тучею!»,
А я ему так прямо: «Не пищи!

Пущай бойцы натягують подштанники,
Пущай ослобоняють попаддю,
Коням нехай овса дають и пряники,
А я пойду Фурмана разбудю.»

Шрапнелею рванула артиллерия,
Ряды их раскромсали, как могли.
Гляжу, — ложатся наземь гады-белые…
Ну, тут и мы с Анютой залегли.

У них на флагах тот, что с трансформатора —
Ну, череп-кости — прямо дрожь берёть!
Орлы их кроють бомбами и матами,
А ескадрон пока в засаде ждёть.

Идут красиво — кителя с иголочки.
Барон их даже ванну принимал.
А тута вши совсем заели, сволочи, —
Хоть я ведь тоже — красный генерал!

Шмаляють хлопцы, словно одурелые,
Сбивають офицеров, как кегли…
Гляжу, — ложатся наземь гады-белые…
Ну, тут и мы с Анютой залегли.

Когда подперла к горлу ситуация,
Я Анку посадил за пулемет:
«Не дрейфь, — грю, — у нас емансипация!» —
А сам жму огородами — в обход.

Надел я бурку черную верблюжую
И как орел помчался к белякам.
Кобыла моя плакала сконфуженно, —
Как после боя пёрли на руках!

Эх, выпили мы бочечку победную,
И спели песни под Бюль-бюль оглы!..
Лежат в степях, чернеют гады-белые…
Ну, тут и мы с Анютой залегли.