Дмитрий Кимельфельд - В те времена

Ну, в том, что я — красавец, уже сомнений нет:
Я затмеваю всех, кто дышит возле.
Один известный скульптор ваял с меня портрет
В роденовской (весьма нескромной) позе.
Размноженные в гипсе достоинства мои
На слабый пол эффект производили
Такой, что парикмахерши, забывшись от любви,
Своим клиентам даже спины брили.
Любовь меня настигла весеннею порой:
В картинной галерее встретив Зосю,
Я понял: вдохновленный груди ее игрой
Писал «Девятый вал» сам Айвазовский.
Когда определился ее потенциал, —
На танцах, после праздничной получки, —
Я ощутил волнение, которого не знал
Балакирев со всей «Могучей кучкой»!
Два дня я был в ударе и сторонился дел,
От зосиной фигуры холодея.
И зов далеких предков в груди ее гудел,
Как амперметр у Майкла Фарадея.
Я ринулся в атаку и завязал бои
На самых близких подступах к интиму.
Но Зося обуздала достоинства мои,
Как комсомол Нурекскую плотину!
Зачем же нас морочат и в театре, и в кино,
Что женщина у нас венец природы?!
Изобразить их чувства искусству не дано,
Хотя оно принадлежит народу!
Ее моральный облик настолько огрубел
Под веяньем дремучего инстинкта,
Что через две недели сбежал я по трубе,
Как местные евреи в Палестину.
Их страшному коварству нет края и конца!
И мне, клянусь, товарищи и друга,
Понятны эти греки, которые в сердцах
Своей Венере обломали руки!

Вот по-французски женщина — «бабьё».
Звучит и одевается красиво…
А кухня, а манеры, а белье — ё!..
Опять же, в результате — перспектива!

Припев:
Эх, Запад! Не пот, а запах!
Не женщины, а сказки братьев Гримм!
«Мартини», бикини-мини
И наслажденье вечное, как Рим…

А что у наших? Где глянешь — там дефект,
А во-вторых — село, провинциалки:
Чуть-чуть повыше юбок интеллект…
Ну где ж тут справедливость, елки-палки?!

Припев.

У ихних мужиков — ситроен-бенц,
А брюки, а рубашка типа батон!
Се ля ви, как сказал их Джоуль-Ленц…
И я сказал бы — мне б его зарплату!

Припев.

А по секрету — так они ж не пьют:
Сидят весь вечер, дудлят полстакана!
Ну, правда, закусоны там дают —
Кальмары, жабы — прямо с океана!..

Припев.

Вот я и предлагаю: нас — туда,
Чтоб злачные места их загрузили,
А их — сюда! В объятья наших дам, —
На страх всей мировой буржуазии!

Припев.

Ты шницель жрешь… А у меня жена
Ушла намедни к негру-эфиёпу!..
Душа горит!.. Дай рубль, старина!
Ну, три копейки — на стакан с сиропом!..

Припев.

Мне сказала мать моей жены:
«Теодор, не ползайте по полу!
Вы забыли, видно, что должны
Отвести ребенка утром в школу!»
А жена сказала: «Привыкай!
И не делай из себя цунами!
Даже сам товарищ Курт Вальдхайм
Объявил, что этот год за нами!»

Эх, не допели мы и не допили,
А гастрономы закрываются уже.
И, как сказал мне Вася, — заменили
На метро букву «М» буквой «Ж»!

Ну, пришел я выпивши вчера,
*Так супруга обошлась сурово:
За дверьми держала до утра —
Заставляла петь под Антонова!*
Да, теперь от баб покоя нет, —
Ведь они народ такой настырный:
Письма шлют в Госкинокомитет,
Чтоб во всех кино снимался Штирлиц!

Бабы собираются в стада,
Даже коллективно ходят в баню…
Вспомнят, как сожгли их Жанну Д Арк, —
Могут с нами сделать икебану!
Мужики! Я, думая о вас,
Принял обращение к народам —
Чтоб хотя б в получку и в аванс
Этот год остался нашим годом!

Но с тем ООНом спорить бесполезно —
И у него, видать, все бабы на уме…
Мне это надоело до зарезу:
Сегодня ночью на метро залезу
И снова там поставлю букву «М»!

Эх, не допели мы и не допили,
А скоро ли еще придется пить!
Ведь по секрету Васе сообщили,
Что могут год непьющих объявить!

Так супруга, даром, что блондинка,
За дверьми держала до утра —
Требовала петь под Хампердинка!

Взглядом собственным и МИДа
Я смотрю на карту мира.
Видим мы — и я, и МИД:
Мир имеет бледный вид.
Сердце тронула обида:
Дурят нас — меня и МИДа.
И больших страстей разгул
Вспыхнул пламенем в мозгу.
Позвонил я корифею —
Другу Левию Матфею.
Говорю ему: «Матфей!
Закупай, браток, портфей!
Хватит шастать по парадным.
Накропаем меморандум
И в конце мартовских ид
Запузырим его в МИД!»
Мои Матфей — кумир столицы:
Пьёт всё то, что может литься,
И, как верный ученик,
На меня ведёт дневник.
Если б не был он аидом —
Он бы где-то правил МИДом,
Но ОВиР семь лет назад
Остудил его азарт.
Вот с тех пор мы с ним скучаем,
Карту мира изучаем…
Но он всем ещё отплатит, —
Если нам портвейну хватит.

…Вот надели мы ермолки
И достали атлас с полки,
Разложили на полу.
Кир поставили в углу.
Дербалызнули по первой,
Закусив нектар консервой,
И Матфей, вошедши в раж,
Атлас взял на карандаш.
Говорю ему: «Матюша!
Что скажу тебе, послушай:
Жить могу я, поручась
Лишь за одну шестую часть.
Здесь у нас всё слава Богу,
Все вперёд шагают в ногу,
И растет за годом год
Вал на душу и доход.
Есть, но это и понятно,
И на нашем солнце пятна:
Население пока
Подворовывает слегка.
Но оно, сказать мы вправе,
Не наносит вред державе:
То, что каждый здесь крадёт,
За границу не уйдёт.
Наш Госплан всё это дело
Прогнозирует умело,
Так что даже воровство
близит наше торжество!»

В этом месте я, признаться,
Ждал, как минимум, оваций…
Мотя ж, словно истукан,
Изумлённо грыз стакан…

Тёк портвейн по пищеводу,
Нёс желанную свободу,
Малосольный огурец
Пел в желудке, как скворец.
В это время мы решили
Рассмотреть проблему шире,
И себе за полигон
Взять туманный Альбион.
Упиваясь Джеймсом Бондом,
Смогом дышит древний Лондон.
Хватит Лондону ветшать —
Надо что-то с ним решать.
Больно строй у них увечен.
Может, дело в лярве Тэтчер?
Мы живём по Ильичу,
А она — по Гринвичу.
Хватит этой светской львице
Лярдовать и веселиться:
У железной леди ведь
Шансы есть и заржаветь!
Предлагаем ей резонно —
Выйти замуж за Кобзона:
По весне поёт Кобзон,
Как шотландский гарнизон.
Всем известно, что Иосиф
Свой парик для понту носит.
А на деле плешь Кобзона —
Эротическая зона.
Так что, выйдя за него,
Будет счастлива Марго!
В честь забот о русском барде
Свадьбу справят в Скотлэнд-Ярде:
Пусть напоследок поострит
Пресловутый Даунинг-стрит.
Ночью, сняв косоворотку,
Бард начнёт спецобработку:
Лихо, не боясь заноз,
Подключает к ней гипноз
Вместе с дымом папироски:
Метод — «Суслов-Кашпировский».
И внушает этой дуре «Капитал» и «Анти-Дюринг»,
Из Плеханова кусок
И Апрельский тезисок,
Псковских женщин стать и внешность,
Песню Пахмутовой «Нежность»,
Наших выборов отряд
И считалки октябрят, —
Чтоб Марго, прибрав кровать,
Пошла кандминимум сдавать.
Не, будет жить британский лев
У Кобзона, присмирев.