Дмитрий Кимельфельд - В те времена
Обзор книги Дмитрий Кимельфельд - В те времена
Дмитрий Кимельфельд
В те времена
Интимно и неистребимо
Не верь глазам своим, но, тем не менее, — жизнь продолжает преподносить нам подарки и порою — приятные. Иначе как еще воспринимать этот поэтический сборник Дмитрия Кимельфельда?
«Отчеканила осень золотые монеты…»
«Что поделаешь, — зима…»
«Будто нежность рвалась из рук
уходящего лета…» —
фенология души, в которой каждой сестре найдется по строке.
Человек, знающий множество этих стихов как песни — на слух, в конце концов, прочтя их, найдет в знакомом и любимом нечто новое. Видеть текст перед собой — проникать глубже. Впрочем, Поэт всегда прав: «Неведомое манит нас незримо», — сказано в самой первой строке рукописной поэтической тетради Дмитрия Кимельфельда, начатой в апреле 1973 года. Со свойственным автору оптимизмом, он написал тогда на ее обложке: «Перед прочтением сжечь!». Прекрасно понимая, что рукописи не горят.
Сборник стихов и песен «В те времена» сам зажигает нас изнутри огнем таинственным и страстным:
«Пламени языки в меня жадные очи вонзали,
И как трагик на «бис»,
я всю ночь умирал в душном зале…»
Не принаряженные обаянием исполнителя и музыкальным сопровождением, вновь открытые строки говорят сами за себя, как бы становятся еще одним поэтическим документом эпохи поколения, заполнявшего в 70-80-е лесистые склоны холмов на песенных слетах, концертные залы, студенческие аудитории… А одна фамилия Кимельфельд всей своей многогранностью олицетворяла, да и олицетворяет, своеобразный код доверительности для людей, в чем-то правых, в чем-то не правых, но только не заидеологизированных до безобразия. Господи, как это было интимно и неистребимо — жить, как петь:
«От смешного до великого,
от великого — к смешному…»
Мы меняемся, катастрофически резко переоцениваем ценности и не очень-то радуемся подытоженному. Но вот они — стихи, вчитайтесь. Оказывается, не все так скверно. Можно еще обхохотаться. И любить, и быть любимым…
Спасибо поэту, который для нас «больше, чем поэт».
В. Семенов
Земляничные поляны
Отчеканила осень золотые монеты,
Со своими долгами расплатилась сполна.
Как же мне расплатиться за себя и за лето?
Земляничным полянам лишь известна цена.
Дождь бросает монеты, он играет в чёт-нечет,
И ему безразлично, кто здесь трезв, а кто пьян.
Дождь играет ва-банк — он чертовски беспечен,
А я вечный должник земляничных полян.
Из янтарной смолы ветер вырезал клёны,
А потом всё разбил, словно старый буян,
И застыл, пустотой, как огнём, ослеплённый –
Он ведь тоже должник земляничных полян.
Золотой лихорадкой осень нас лихорадит,
Под дожди выгоняет нас из тёплых квартир.
Все мы что-то должны, кто — неправде, кто — правде,
Все мы что-то должны потерять и найти…
1973 г.
«Трудно быть богом»
Б.Окуджаве
Слезе из глаз Мадонны не скатиться.
Но я стою, молчание храня.
Мне нужно на кого-нибудь молиться, —
И чтоб молился кто-то на меня.
Мне не нужны иконы расписные
И рамок золотых минорный тон:
Ведь с них глядят Мадонны неземные,
А я молюсь лишь на земных Мадонн.
Но может быть, когда в вечерних тенях
Погаснет день земной, у алтаря
Стоит моя Мадонна на коленях
Перед портретом, на котором — я
Мы все здесь боги — гневны или кротки,
В нас кто-то верит, нашу помощь ждет…
А мы шагаем будничной походкой.
И кто-то скажет: «Это бог идет!»
Но нам трудней: мы знаем боль и радость,
Безумие сентябрьских ночей,
И женских рук доверчивую слабость,
И желтый траур восковых свечей.
Мы знаем и падения, и взлеты,
Живем мы, ненавидя и любя…
Как трудно мне быть богом для кого-то!
Еще трудней быть богом для себя
1973 г.
Тишина
Эта тишина неспроста, неспроста,
Мне твои глаза не простят, не простят…
Только почему же тогда в тишине
Ты пришла ко мне?
Это не любовь, не любовь, не любовь,
Это ничего, ничего, ничего,
Только почему же тогда каждый раз
Вечер сводит нас?
Прозвенят часы — вот беда, вот беда!
Значит, никогда, никогда, никогда…
Только почему в твоём голосе дрожь:
«Ты ещё придёшь?»
Это всё слова, всё слова, всё слова,
Счастья далеки острова, острова…
Только почему же так близко зрачки,
Словно островки?
Эта тишина неспроста, неспроста,
В сердце пустота, пустота, пустота.
Счастье заблудилось в недосланных снах…
Кончилась весна.
Песню провода допоют, допоют.
Я ищу любовь не твою, не твою…
Только почему же так губы щедры?..
Может, до поры…
Попытка к бегству
Отсыпались дожди после майских забот.
Им приснились каштанов горящие свечи.
В эту ночь я сбежал. Просто оросил за борт
И себя, и судьбу, и разлуки, и встречи.
Будни, как кандалы, песней я перегрыз,
Проморгали меня неудач часовые.
И зелёный прибой устремив ярость брызг,
Так ни с чем из погони вернулся впервые.
Шелест волн надо мною кружил, невесом,
Но смятенье комком подступило внезапно,
И из пены морской на горячий песок
Вышла ты, как выходят рассветы — из завтра.
А потом — тишина. А потом ураган
Подхватил нас двоих, безудержно неистов…
А потом будто небо упало к ногам
И прибой прокричал свою тысячу истин.
Улыбалась девчонка, устало дыша,
И к горячим щекам прижимала ладони.
А на гребне волны шёл корабль не спеша.
И я понял, что это вернулась погоня.
Здесь у самого моря сосны небо метут,
Здесь расплавлено время в песке золотистом.
Здесь по лунным дорожкам бригантины плывут…
Здесь не слышал никто, как ударил тот выстрел.
Не уйти мне теперь, никуда не уйти.
Лишь остался мечты неоплаченный вексель…
Время может в журнал судовой занести:
«Он убит в эту ночь при попытке к бегству».
1973 г.
Жираф
Полусонные пальцы по клавишам мелко стучат…
Одинокий жираф где-то бродит у озера Чад…
А у нас за окошком подачки клюют воробьи.
И печальны немножко прекрасные очи твои.
Наши шапки и шубы смиренно висят на гвоздях
Наша память бушует, безмолвно скорбя о друзьях.
В балаганчике утро, трамваи снуют, как скворцы…
А бездомная память не сводит с концами концы.
Все понятно: весна. Не хватает железа в крови.
И поэтому хочется плакать и петь от любви.
И поэтому хочется руки твои целовать,
И забытыми полусловами тебя называть
Престарелый приемник от скрипов эфира осип.
В этот стынущий вечер, о, Господи, душу спаси!
И, за Тайной Вечерей открыв беспощадную даль,
Мне с любимой моею вовеки расстаться не дай!
1978 г.
Романс
Зачем, зачем с восторгом и блаженством
Я Ваше имя тихо повторял?
Мир до него зиял несовершенством,
Но с ним — своё увечье потерял.
Я Ваше имя пробовал устами,
Оберегал от зноя и от пург.
Оно витало ночью над мостами
И как звезда, слепило Петербург.
Чем были мне его четыре звука —
Я никому на свете не скажу!
Мне, видит Бог, расстаться с ними — мука,
Но я и мукой этой дорожу!
1984 г.
Странная пора
Какая странная пора к нам нынче подступила!
Всё было будто бы вчера, а вот уж погляди:
Мы всё смущённее молчим о том, что с нами было,
И всё смиренней говорим о том, что впереди.
Протяжный августовский крик под сводами окраин,
Воспоминания вспугнув, врывается в гортань.
И понимаем мы теперь: нет грамоты охранней,
Чем тех сладчайших наших дней немая глухомань.
И нам не деться никуда от памяти бессонной:
Её скупые трубачи нас к бою призовут.
И нота нежности спешит за нотою басовой,
Как в ножны вкладывая нас в июльскую траву…
Мы стали тише говорить, любить — самозабвенней.
Но нет — года нас не сотрут, как пальцы — пятаки!..
...И сыпях, сыпят сентябри нам поздние прозренья
Из вещих клювов — впопыхах, как третьи петухи…
Колдунья
