Дмитрий Кимельфельд - В те времена

Конечно, крокодилы — не матрешки
И созданы они не для забав.
Ведь даже человека встречают по одежке,
А провожают — по зубам.

И в этом есть, как я соображаю,
Общественно-полезный смысл большой:
Боятся — значит, уважают.
А уважают — это хорошо!

В могучем нашем языке,
В большой литературе
Есть много притч о дураке
И о его натуре.

Закономерен интерес,
Который мудрых гложет,
Поскольку истинный прогресс
Без дурней невозможен.

Заслуги дурней велики,
Огромны их заботы:
Добыли с боем дураки
Ковры и самолеты.

У дураков расширен штат,
Прекрасна агентура…
Губа — не дура, это факт,
Зато ведь пуля — дура.

Весомый вклад вложил дурак
В борьбу с самодержавьем:
Ведь все царевны, как-никак,
От дураков рожали!

Носить нас надо на руках,
Чтоб не искать поспешно,
Кого оставить в дураках —
Да дураков, конечно.

Совет дадим вам задарма,
Хоть нет его сумбурней:
Сходите, граждане, с ума,
Записывайтесь в дурни!

Я с Гегелем лишь шапочно знаком,
А как хотелось быть знакомым лично!
Ведь это он научным языком
Нам доказал, что жизнь диалектична.

Вот возьмём, к примеру, совесть:
Кто её имеет то есть,
Тот сидит в дерьме по пояс,
Натощак сосёт кулак.
Кто богат — тот бессердечен,
Тот, кто мудр — всегда увечен,
Этот — скромен, обеспечен.
Даже счастлив, но — дурак!

В природе всё продумано давно,
Она несправедливость не выносит:
Кому от Бога многое дано —
С того, как говорится, больше просят.

Ложь всегда сыта, но бита,
Юность гола, но сердита,
Правда глубоко зарыта,
Безрассудство гложет честь.
Злоба сторонится света,
Зависть — мелкая монета…
Ну, а где чего и нету —
Так ведь где-то это есть!

Едим мы диалектики плоды,
Где правит сила — там бессилен разум:
Крича о загрязнении среды,
Ее мы травим углекислым газом.

Лицемер стихи кропает,
Лицедей канал копает…
Клевета не засыпает —
Клевета всегда в цене!
Лесть в объятьях душит славу,
Пьёт любовь измен отраву…
Что ж до истины, то, право,
Есть отличная забава —
Поиск истины в вине.

К чему скорбеть, печататься, роптать?!
Не лучше ли расслабиться для неги —
И яства диалектики глотать,
Которые для нас состряпал Гегель?

По лесам комиссар уходил.
К Батьке в лапы комиссар угодил:
Две лампадки, рушничок, —
Стешка ставит первачок…

Николай-угодник стешкин
Щурился из-за свечей:
Порубали хлопцы в спешке
Двух приблудных трубачей…
Ох, как жаль, что зарубили, —
Комиссару б потрубили…

Не дошел комиссар, не дошел.
Опускали его в прорубь нагишом.
Сапоги да башлычок
Стешка прячет в сундучок…

Николай-угодник стешкин
То ли плакал, то ли спал.
Веселились хлопцы в спешке,
Пели «Интернационал» —
Отпевали комиссара.
Заедали хлебом с салом…

Завтра Батька побежит по лесам.
И убьет его другой комиссар.
А у стешкина колодца
Порубают бравых хлопцев…

Николай-угодник стешкин
Ухмыльнется, промолчит.
Хуторок, три головешки,
Дым, полынья, трубачи…
Лишь всхрапнет в ночи луна.
Снег. Гражданская война…

У «Максима» кровь — водица.
Врет «Максим» на все лады…
В белокаменной столице
Комиссары да жиды…
Тьма лежит над Перекопом,
Ждут околыши утра:
Завтра все погибнем скопом —
Матросня и юнкера…

Вам, Татьяна Михайловна,
И семнадцать не дашь ведь:
Вы и косы закалывали,
Чтобы выглядеть старше…
Да не щурьтесь Вы, полноте, —
Возвращения нету.
Вы меня и не вспомните…
Впрочем, дело не в этом.

Переполнен Севастополь
Дрянью — божья благодать,
Не видать Первопрестольной,
Нам России не видать…
Где носила, где косила
Наша белая судьба»!
…Кровь-водица у «максима» (2раза)
И у нас — не голуба…

Вот, Татьяна Михайловна,
Где нам встретиться выпало…
Ваши губы опаловые
До конца уже выпиты…
Мы — любовники старые,
Мы, чуть что — напролом!
…Я ведь ночи простаивал
Под Вашим окном…

Вот рассвет, как серый глянец.
Ухмыляется «максим»:
«Через прорезь, братец, глянем
На пророков и мессий!»
…Был Господь бы — попросил бы —
Нет, о жизни бы не стал, —
Схоронить меня в России, (2 раза)
Можно даже без креста…

Все, Татьяна Михайловна.
В пулемете нет лент…
Обо мне не слыхали Вы
Столько зим, столько лет!
Вы вернетесь на Сретенку
Жарким каменным летом, —
На окне там отметинка…
Впрочем, дело не в этом…

В России нынче холода,
Снег память студит…
Что с нами будет, господа,
Что с нами будет?!
Вновь с колоколен воронье
Зовет метели…
А мы и вправду без нее
Осиротели…
Приснится детства дикий мед,
Аллеи сумрак, —
Где утром иволга поет
Полубезумно,
Священный дым забытых мест,
Пустынь, околиц…
А здесь над нами — Южный Крест
И жар бессонниц…

Припев:
Срывается голос: «Россия!
Ты нас родила и носила,
Ты нас осеняла перстом
Или взглядом.
На этом свете и на том
Мы будем рядом!»

Тускнеет золото погон
От взглядов волчьих.
Встал офицерский батальон
В атаку молча…
Свинцовый дождь побьет подряд
И тех, и этих,
А кто был прав, кто виноват —
Пусть Бог пометит.
Пометит Бог — он справедлив,
Он ставит мету —
Кто будет мертв, кто будет жив,
Кто канет в Лету…
Не нам обидчиков судить —
Свое отбыли.
…Дай, Бог, Россию им любить,
Как мы любили…

Припев.

Могилы спрятаны в траве —
Их много ныне
Не в Петербурге, не в Москве,
А на чужбине…
И то ли ангел, то ль звезда
Над тополями…
Что с нами будет, господа,
Что будет с нами?!

Припев

За горами, за лесами,
За широкими морями,
Не на небе — на земле
Жил старик один в Кремле.
Не простой был дед, а — маршал.
Родила его мамаша
Тем же способом, что нас.
Да видать, не в добрый час.
Маршал был мужчина видный,
Респектабельный, солидный.
Дивной челюстью своей
Щелкал, словно соловей!..
Вместе с старческой командой
Правил он страной громадной.
И скажу вам, в той стране
Все готовились к войне.
Там, у них, плюя в колодец,
Древний жил один народец —
Но народец не простой:
С ахиллесовой пятой.
Та пята была расплатой
И звалась «графою пятой».
Среди прочих ахиней
Всех она была главней.
Маршал, склонный к юбилеям,
Зуб большой на них взлелеял.
Но народ, хоть жил в узде —
А родню имел везде!
Даже инопланетяне,
Что окольными путями
На тарелках мозг везут,
Восклицали: «Зайт гезунд»
…Но — случился жуткий номер:
Маршал как-то взял — и помер!
Остальных же старичков
Поспихали с сундучков.
Тут и двинулись ребята
Со своей графою пятой…
И по всей большой стране
Стала та графа в цене…